ru24.pro
Новости по-русски
Июнь
2016

Психиатр, работающий с детьми, пережившими трагедию в Карелии: «Шок пройдет. И начнется самое страшное - обрушатся воспоминания»

Им так досталось, что и взрослый циничный человек бы сломался

- Только представьте состояние ребенка в момент катастрофы на Сямозере. Осознание, что над ним и его товарищами нависла смертельная опасность, желание помочь и невозможность сделать это, постоянная необходимость делать выбор: плыть – не плыть, спасать – не спасать. Ощущение страха, безысходности, отчаяния. Такая сложная гамма чувств может сломать психику даже самого циничного взрослого человека. Не говоря уже о детях, - говорит Илья Смирнов, психиатр, руководитель московского Единого центра защиты детей НПЦ психического здоровья детей и подростков им. Г. Е. Сухаревой, в котором сейчас проходит реабилитацию один из детей, выбравшихся из этой трагедии.

Шок - это как заморозка для больного зуба. Больнее всего, когда она отходит

Что чувствует ребенок, который вынужден был бороться за жизнь и на глазах которого погибали его сверстники? Первое время практически ничего. И в этом, на самом деле, его спасение. Потому что шок - это своего рода анестезия. Ничего не вижу и не слышу, ничего не чувствую, ни на что не реагирую. Так устроена наша психика: в стрессовых ситуациях срабатывает защитный механизм, чтобы мы не сошла с ума от боли и горя. А потом действие «анестезии» заканчивается.

- Это как с заморозкой, которую делают, когда вырывают зуб, - объясняет Илья Смирнов. - Поначалу кажется, что не так и больно, все прошло, а потом заморозка проходит – и вы готовы кричать от боли... Самое страшное начнется, когда ребенок выйдет из шокового состояния, и на него обрушатся воспоминания. Очень яркие, реалистичные, которые встают перед глазами вновь и вновь, против его воли. К этому часто присоединяется чувство вины: я остался в живых, а другие умерли, и я не смог им помочь. И, к сожалению, вот эти самообвинения нередко перевешивают желание жить.

И кризисные психологи, и психиатры знают, что самый опасный период – не сразу после трагедии, а спустя некоторое время. Когда кажется, что самое страшное уже позади, вот, человек даже начал улыбаться. А эта улыбка может быть маской подавленного страдания. И где-то глубоко внутри прячутся страх, тревога, тоска. Или скука – так обычно описывают свое состояние дети, решившие свести счеты с жизнью. Им стало скучно жить. Но скучно не потому, что слишком много имеют, а потому что слишком много потеряли.

И все же дети быстрее забывают плохое

Дети спаслись. Но им еще предстоит долгое возвращение к обычной жизни. Кто-то уже потихоньку справляется со стрессом, и ему достаточно будет лишь какое-то время регулярно посещать психолога. Но есть и дети, которые видели смерть своих товарищей. Им требуется круглосуточное наблюдение психиатра, возможно, медикаментозное лечение. Причем к психической травме присоединяются и сердечно-сосудистые нарушения, и нарушения сна и пищеварения. Так что в этих случаях процесс будет более долгим. И все же специалисты надеются, что необратимых последствий для психики не будет.

Да, детская психика и детский мозг особенно уязвимы. В этом возрасте еще не сформировались моральные устои, принципы психической защиты. Потому даже менее трагичные ситуации могут нанести серьезную травму. Но к счастью – насколько вообще уместно здесь это слово – детский мозг очень пластичен. Ребенка проще отвлечь от тяжелых мыслей, он может радоваться самым простым вещам. А это означает, что он все же быстрее, чем взрослый, сможет пережить трагедию.

Кстати, реабилитация нужна и вожатым, которые были в том роковом походе.

- Даже не с точки зрения психиатра, а с высоты прожитых лет я могу сказать: 18-19 лет – это по сути еще дети, - говорит И. Смирнов. - И переживания их не менее сильные, чем у их подопечных. Ведь они вожатые, отвечали за детей, пусть по незнанию, неумышленно, но не уберегли их – все это лишь усугубляет их состояние. Пока я не слышал, что и с ними работают психологи. Но уверен, вожатым помощь специалистов необходима.Не надо восклицать: «Какой ужас!»

Есть две ошибки, которые обычно совершают окружающие.

Первая – это выяснение у пострадавшего все новых и новых подробностей трагедии, буквально смакование их. Конечно, если ребенок вновь и вновь возвращается к страшным событиям, надо дать ему возможность выговориться и выплакаться. Потому что невысказанные эмоции, вытесненные, глубоко запрятанные могут впоследствии аукнуться и неврозами, и чем-то более страшным.

- Но уж если ребенок стал что-то рассказывать вам, слушайте его молча, с минимумом комментариев, без уточняющих вопросов. Не надо без конца восклицать: «какой ужас!» Вам кажется, что так вы поддерживаете ребенка. А на самом деле лишь усугубляете его состояние пережитого ужаса. Как правило, родители интуитивно чувствуют, как надо говорить с ребенком. А вот посторонние часто проявляют неуместное любопытство. Воздержитесь от него, если не желаете вреда.

А вторая ошибка, как ни странно, в том, что вот этот период бережного отношения к пережитым страданиям слишком затягивается. Проходит месяц, другой, третий, а ребенка по-прежнему опекают, жалеют и потакают ему во всем.

- В первое время такое психологическое поглаживание действительно необходимо. У ребенка должна быть точка опоры, когда весь его мир рушится. Но и жалость, и сочувствие не должны быть избыточными. И проблема не только в том, что ребенок будет чувствовать себя жертвой или героем и сядет вам на шею. А еще и в том, что он не сможет вернуться в нормальную обычную жизнь. Поэтому после того, как вы вместе поплакали, все обсудили, надо дать ему четко понять: жизнь продолжается. Да, в его жизни была трагедия, она в прошлом. На этой простой фразе весь мир держится: надо жить дальше.