Чечилия сдувает пыль с классики

Даже на фестивалях такого высочайшего класса, как «Звезды белых ночей» (Санкт-Петербург, Мариинский театр), бывают свои кульминации, события из ряда вон. К таковым, бесспорно, относится концерт Чечилии Бартоли в Северной столице на этой неделе. Мы услышали и увидели не просто звезду вокала, но феноменальную актрису, фанатичную труженицу, наконец, исследователя-первооткрывателя, нашедшего (к нашему восторгу и смущению) не известные даже большинству специалистов страницы русской музыкальной культуры.

Бартоли — феномен в классическом исполнительстве. Занимаясь специфичнейшей сферой — музыкой эпохи барокко, она добилась признания у миллионов слушателей во всем мире. И не только благодаря потрясающему сочетанию профессионализма, харизмы и страстного желания передать свою музыкальную влюбленность самой широкой публике. Чечилия заново открывает канувшую в Лету классику, а это всегда интересно! Она, к примеру, раскопала в итальянских библиотеках и вновь открыла музыкальному миру партитуры опер Вивальди — общеизвестного мастера скрипки и оркестра, о театральном творчестве которого все удивительным образом за два с половиной столетия забыли.

Неслучайно и нынешняя программа в Мариинке-2 открылась пятью ариями великого венецианца. И вот что удивительно: как только на смену бравуре пришла лирика, тут-то и обнаружилось главное умение Бартоли — расслышать и передать скрытые в той внешне сдержанной музыке глубины чувства. Никакого нажима, наоборот — чем тише звучание, тем, казалось, мощнее доходило до слушателя скорбное благородство кантилены из оперы Вивальди «Фарнак». Ей-богу, эта музыка в исполнении Бартоли ничем не уступает по силе воздействия, допустим, творениям Чайковского, хотя тот жил совсем в другую эпоху, располагал совершенно иным арсеналом средств и, скорее всего, знать не знал о Вивальди... Притом все это было не просто спето, но по-настоящему сыграно. Певица устраивала соревнования в виртуозности и протяжности фраз с флейтистом, гобоистом, скрипачкой... А с солистом-трубачом затеяла чуть ли не джем-сейшен, в ходе которого тот разгорячился настолько, что достал сурдину (подозреваю, неведомую в XVIII веке), и оба участника дуэта начали свинговать по-джазовому, завершилась же эта веселая дуэль смачным комплиментом от певицы: «Мо-ло-дец!».

Но изюминкой концерта стали арии Франческо Доменико Арайи, Германа Фридриха Раупаха и других европейских авторов, работавших в Петербурге и писавших для русской сцены. Чечилия разыскала их несколько лет назад в архивах Мариинского театра и записала на диске «Санкт-Петербург» (на сегодня самой свежей из ее пластинок), возвратив из 250-летнего забвения. По сути, выполнив работу, которую должны были бы сделать российские исследователи и музыканты, ведь речь идет о нашей культурной истории. В том числе прозвучали две арии Раупаха из оперы «Альцеста», созданной на русское либретто Сумарокова. Трагическую исповедь «Иду на смерть» певица исполнила в конце первого отделения. А лихую молодецкую песнь Геркулеса «Разверзи, пес, гортани, лая, предвозвещай свою беду» приберегла для самого последнего биса, на который вышла в царской шапке и муфте а-ля Екатерина Великая, чем в сочетании с атомной энергией пения довела зал до стоградусного кипения.

Итак, 15 арий за один вечер! Полтора часа чистого пения, не считая оркестровых интерлюдий в исполнении ансамбля I barocchisti под управлением тончайшего знатока барокко Диего Фазолиса... Так на моей памяти не выкладывался в концертах больше ни один вокалист.