Тайна Приэльбрусья у престола Богов
Утро было удивительным – ясным, светлым, чистым…
Небо – безоблачным, бездонным, пронзительно голубым…
Воздух – свежим, плотным и осязаемым…
Солнце – добрым, радостным и ласковым…
Горы – загадочными, неприступными и невозмутимыми…
Чувство восторга от окружающей природы, единения с волшебным миром, проникновения в его глубины переполняло, рождая не столько слова, сколько междометия.
Мы находились у подножия странной и таинственной горы Науджица. На картах она обозначена как пик, высота которого – 2955 м, поделился впечалениями с sk-news.ru издатель и исследователь из Нальчика Виктор Котляров.
Науджицу в просторечии еще называют Тещины зубы. Ее хорошо видно, когда ты едешь по Баксанскому ущелью в сторону Приэльбрусья. И добраться сюда относительно просто – за селением Былым надо свернуть влево, далее миновать разноцветное озеро – так называемое Тырныаузское хвостохранилище, об удивительной красоте которого надо вести отдельный разговор.
Правда, дорога здесь не ахти – после того, как развалился Тырныаузский вольфрамо-молибденовый комбинат, за ней никто не присматривает. Лишь хозяева частного скота, пасущие в этих местах овец и коров, убирают с полотна дороги, с помощью бульдозеров, огромные единичные валуны, постоянно скатывающиеся с нависающих вершин. Да расчищают ее от селевых потоков, опять же сплошь состоящих из камней.
Мы преодолели эти 26 километров (по показанию спидометра) на своем «Патриоте» без проблем, хотя особого комфорта не испытывали. На определенных участках машина так подпрыгивала (а мы, естественно, вместе с ней), что, казалось, наши головы вот-вот пробьют крышу. Не пробили – отечественный автопром оказался на высоте, но шишки мы заработали.
И вот дорога закончилась. Перед нами разрушенный кош, прямо за ним открывается ущелье Урды. Не менее таинственное, мрачное и суровое. Именно там, как нам рассказывали, встречали алмасты – так местные жители называют снежного человека. Именно там, на скальных выступах, сохранились многочисленные рисунки древних художников – так называемые писаницы, среди которых множество солярных знаков, фантастических животных и странных изображений, напоминающих капсулы межпланетных космических кораблей.
Несколько лет назад мы совершили две экспедиции в Урды – вначале со стороны Тызыльского ущелья, а потом и с места, куда приехали сейчас. Ни в первый, ни во второй раз одолеть Урды за один день не удалось. Планируем повторить экспедицию летом, но уже с ночевкой.
Сегодня же нашей целью было не ущелье, а сама Науджица. Гора, вызывающая своими острыми, прямо-таки рваными пиками целую гамму чувств: с одной стороны, необъяснимое влечение, с другой – неосознанный страх.
О Науджице есть упоминания в исторических источниках. В частности, в «Сборнике актов публичных заседаний Императорской академии наук в Санкт-Петербурге» (1830), где, как известно, опубликован «Доклад, сделанный в академии наук о путешествии в окрестности горы Эльбрус на Кавказе, предпринятом по приказу его императорского величества господином Купфером». Речь идет о знаменитой экспедиции командующего на Кавказской линии генерала от кавалерии Георгия Арсеньевича Емануеля, совершенной в 1829 году и завершившейся покорением седого великана.
Этот доклад сделал академик Адольф Яковлевич Купфер 29 декабря 1829 года. И вот что он пишет: «Продвигаясь вперед с востока на запад по Передовому хребту Кавказа, где он наиболее приближен к Центральному хребту, образующему вереницу пропастей, обращенных к югу, прежде всего можно встретить Инал, который назван по благородной фамилии черкесского князя. К востоку от Инала глубокой расщелиной отделяется остроконечная вершина, покрытая пиками, необычной формы, которые дали вершине черкесское название Науджица, или по-русски – Бабий Зуб, что означает «зуб старой женщины»… Инал простирается на запад до горы Кинжал…
…Мы подошли к краю пропасти, внизу которой Урда несла свои пенистые волны. Эта река берет свое начало между Кинжалом и Иналом, идет вдоль последнего, направляясь на восток, и увеличивается за счет притока нескольких ручейков, среди которых выделяется Псыпса. Она мчится из расщелины между Науджицей и Иналом и впадает, наконец, в Баксан, получив название Кенделен. С места, где мы остановились, можно увидеть долину Баксана, но устье Кенделена скрыто горой. Взору открываются... Инал, Кинжал и в глубине картины Центральный хребет, покрытый снегом. Это все создавало очень живописный ансамбль».
Чуть ли не два столетия пробежало с того времени, как были написаны эти строки, а окржающий пейзаж практически не изменился. Да и что для гор столетия – многими тысячелетиями измеряется их история, за время которой они если и изменились, то совершенно незначительно. Ветра и снега подтачивают отдельные пики, они осыпаются, но сами скальные массивы остаются такими же властными стражами прошлого, настоящего и будущего, коими они были при рождении и останутся до тех пор, пока будет существовать наша планета.
Мы пришли к Науджице, движимые легендой о таинственном входе, который будто бы прорыт непосредственно под горой. Эти хабары, что такой вход есть, что он ведет в пещеру, в которой жили высокие люди, обладающие огромной физической силой (нарты?) передаются из столетие в столетие местными жителями. Многие смельчаки искали вход, говорят, что даже некоторые из них обнаружили его, но, спустившись под землю, назад не вернулись. Правда, конкретики в этом вопросе – кто и когда исчез – получить от знатоков фольклорных преданий нам так и не удалось, но от этого желание подобраться поближе к таинственной горе не уменьшилось.
Мы были полны желания обойти всю гору по периметру. Несколько лет назад этой целью задался сталкер (это слово, рожденное фантастическим видением братьев Стругацких, видится здесь самым уместным) Артур Жемухов. Тот самый, который открыл в районе Заюково шахту-пещеру, бесстрашно спустился в нее, будучи уверен, что она и есть вход в подземный город, о котором сообщают народные предания. Но его экспедиция к Науджице закончилась весьма неожиданно. В палатку, которую сталкер поставил непосредственно под горой, забрался медведь; все в ней порушил – видно, искал что-то съестное. Благо Артура в этот момент рядом не было. Но по этой причине поиски пришлось свернуть. А потом случилась беда – Артур трагически погиб, оказавшись глубокой ночью там, где никак не должен был находиться. 1 июня будет год как его нет с нами…
И вот мы начинаем подъем Науджице. Идем мимо странных построек, суть которых нам не смогли объяснить даже чабаны, пасущие здесь скот. Постройки эти похожи на загоны для скота, но замкнутые только с одной стороны. И скот в них действительно одно время держали, правда, совсем недолго. Чабаны заметили, что после того, как они стали загонять овец в эти созданные века назад каменные загоны, животные стали куда чаще болеть.
Каменные квадраты вряд ли могли быть и остатками фундамента – сложены они без связки, достаточно легко рассыпаются. Если не загоны и постройки, то, следовательно, у них было какое-то другое предназначение? Конезаводчик Ибрагим Яганов, который держит лошадей на хребте Инал-сырт, рассказывал, что если смотреть сверху, то в постройках – квадратах, каменном круге в изголовье которого установлен огромный камень, чем-то напоминающий своего рода трибуну (для кого и для чего?) – ощущается какая-то неуловимая закономерность. Какой-то необъяснимый смысл.
Мы приближаемся к Науджице. Но при этом почему-то постоянно оглядываемся на могучий и величественный Инал-сырт. Ловлю себя на неосознанном и странном ощущении, что с вершины горного массива как будто кто-то наблюдает за нами. Наблюдает пристально и небезразлично. Понятно, что это только ощущение, рожденное, с одной стороны, окружающей суровостью скальных хребтов, их невероятной мощью, а с другой – бездонным небом, звенящей тишиной, нарушаемой лишь редким гулом ветра. Вокруг так тихо, непереносимо тихо, что, кажется, само время остановилось, замерло. Что не существует никого и ничего; нет другой реальности, кроме нашей, в которой лишь солнце, небо и горы.
А Науджица притягивает. И не только взор; она словно входит в тебя… Черная, мрачная, рождающая мысли о самом печальном, видения о том, что ждет за пределами жизни…
Вот уже гора прямо перед нами. Темные осыпи обожженных камней поднимаются столь отвесно, что дальше можно идти лишь нагнувшись, цепляясь руками. Но земля не держит, осыпается под ногами, и звук сползающей почвы чем-то напоминает смех. Ехидный, вкрадчивый, самодовольный. Нет, к этой горе так просто не подойдешь, так легко ее не обойдешь.
Да и стоит ли? Осыпи повсюду, земля все время в движении. Если и был здесь раньше вход, то он давным-давно уже засыпан. Гора постоянно разрушается, но упорно сопротивляется своему концу. Впрочем, какому концу? До него многие тысячелетия.
Пока мои спутники разбрелись по сторонам, я на ближайшем к горе косогоре ложусь на теплую мягкую траву и смотрю на Науджицу. Она прямо надо мной – сильная и злая, таинственная и непостижимая, мрачная и величественная.
Смыкаю веки, а гора не исчезает. Она действительно во мне, она со мной. И осознавая это странное родство и близость, я обращаюсь к ней, я прошу услышать меня, подсказать, как приблизиться к тайне, которую она так тщательно скрывает. Но не получаю ответа.
Открываю глаза – белый саван выпавшего вчера снега слепит и искрится. Науджица молча смотрит на меня сквозь золотые протуберанцы нависающего над ней светила, словно говоря, что я ей неинтересен, что ее тайна останется с ней. Неужели навсегда?
Тогда с этим же вопросом я мысленно обращаюсь к ее хозяину, властелину всех кавказских гор – белоснежному Эльбрусу. Он совсем рядышком, кажется, что до него можно дотянуться рукой. Он настолько чист, светел, пронзителен, ясен, так сияет в лучах солнечного костра, что Науджица рядом с ним выглядит скромным угольком, выпавшим из земного горнила, да так и оставшимся сиротливо лежать.
Но и гордый красавец, омытый лучами жаркого светила, укутанный голубой небесной шалью, не слышит, не отвечает… Но молчание Эльбруса говорящее: счастье уже то, что мы можем его лицезреть, наслаждаться его идеальной красотой, питаться его энергией.
Счастье уже то, что он есть. В нашей жизни. В нашем мире.
…День близится к концу.
Славный день, не позволивший ни одному, даже самому крошечному облачку, бросить тень на парчу небесного свода.
День, подаривший нам радость и понимание. Оказывается, мир по-прежнему прекрасен, чист и светел; радостен и удивителен, несмотря на сокрушительность времени, стихий, людей.
Здесь, у престола Богов, это понимаешь особенно четко…
Небо – безоблачным, бездонным, пронзительно голубым…
Воздух – свежим, плотным и осязаемым…
Солнце – добрым, радостным и ласковым…
Горы – загадочными, неприступными и невозмутимыми…
Чувство восторга от окружающей природы, единения с волшебным миром, проникновения в его глубины переполняло, рождая не столько слова, сколько междометия.
Мы находились у подножия странной и таинственной горы Науджица. На картах она обозначена как пик, высота которого – 2955 м, поделился впечалениями с sk-news.ru издатель и исследователь из Нальчика Виктор Котляров.
Науджицу в просторечии еще называют Тещины зубы. Ее хорошо видно, когда ты едешь по Баксанскому ущелью в сторону Приэльбрусья. И добраться сюда относительно просто – за селением Былым надо свернуть влево, далее миновать разноцветное озеро – так называемое Тырныаузское хвостохранилище, об удивительной красоте которого надо вести отдельный разговор.
Правда, дорога здесь не ахти – после того, как развалился Тырныаузский вольфрамо-молибденовый комбинат, за ней никто не присматривает. Лишь хозяева частного скота, пасущие в этих местах овец и коров, убирают с полотна дороги, с помощью бульдозеров, огромные единичные валуны, постоянно скатывающиеся с нависающих вершин. Да расчищают ее от селевых потоков, опять же сплошь состоящих из камней.
Мы преодолели эти 26 километров (по показанию спидометра) на своем «Патриоте» без проблем, хотя особого комфорта не испытывали. На определенных участках машина так подпрыгивала (а мы, естественно, вместе с ней), что, казалось, наши головы вот-вот пробьют крышу. Не пробили – отечественный автопром оказался на высоте, но шишки мы заработали.
И вот дорога закончилась. Перед нами разрушенный кош, прямо за ним открывается ущелье Урды. Не менее таинственное, мрачное и суровое. Именно там, как нам рассказывали, встречали алмасты – так местные жители называют снежного человека. Именно там, на скальных выступах, сохранились многочисленные рисунки древних художников – так называемые писаницы, среди которых множество солярных знаков, фантастических животных и странных изображений, напоминающих капсулы межпланетных космических кораблей.
Несколько лет назад мы совершили две экспедиции в Урды – вначале со стороны Тызыльского ущелья, а потом и с места, куда приехали сейчас. Ни в первый, ни во второй раз одолеть Урды за один день не удалось. Планируем повторить экспедицию летом, но уже с ночевкой.
Сегодня же нашей целью было не ущелье, а сама Науджица. Гора, вызывающая своими острыми, прямо-таки рваными пиками целую гамму чувств: с одной стороны, необъяснимое влечение, с другой – неосознанный страх.
О Науджице есть упоминания в исторических источниках. В частности, в «Сборнике актов публичных заседаний Императорской академии наук в Санкт-Петербурге» (1830), где, как известно, опубликован «Доклад, сделанный в академии наук о путешествии в окрестности горы Эльбрус на Кавказе, предпринятом по приказу его императорского величества господином Купфером». Речь идет о знаменитой экспедиции командующего на Кавказской линии генерала от кавалерии Георгия Арсеньевича Емануеля, совершенной в 1829 году и завершившейся покорением седого великана.
Этот доклад сделал академик Адольф Яковлевич Купфер 29 декабря 1829 года. И вот что он пишет: «Продвигаясь вперед с востока на запад по Передовому хребту Кавказа, где он наиболее приближен к Центральному хребту, образующему вереницу пропастей, обращенных к югу, прежде всего можно встретить Инал, который назван по благородной фамилии черкесского князя. К востоку от Инала глубокой расщелиной отделяется остроконечная вершина, покрытая пиками, необычной формы, которые дали вершине черкесское название Науджица, или по-русски – Бабий Зуб, что означает «зуб старой женщины»… Инал простирается на запад до горы Кинжал…
…Мы подошли к краю пропасти, внизу которой Урда несла свои пенистые волны. Эта река берет свое начало между Кинжалом и Иналом, идет вдоль последнего, направляясь на восток, и увеличивается за счет притока нескольких ручейков, среди которых выделяется Псыпса. Она мчится из расщелины между Науджицей и Иналом и впадает, наконец, в Баксан, получив название Кенделен. С места, где мы остановились, можно увидеть долину Баксана, но устье Кенделена скрыто горой. Взору открываются... Инал, Кинжал и в глубине картины Центральный хребет, покрытый снегом. Это все создавало очень живописный ансамбль».
Чуть ли не два столетия пробежало с того времени, как были написаны эти строки, а окржающий пейзаж практически не изменился. Да и что для гор столетия – многими тысячелетиями измеряется их история, за время которой они если и изменились, то совершенно незначительно. Ветра и снега подтачивают отдельные пики, они осыпаются, но сами скальные массивы остаются такими же властными стражами прошлого, настоящего и будущего, коими они были при рождении и останутся до тех пор, пока будет существовать наша планета.
Мы пришли к Науджице, движимые легендой о таинственном входе, который будто бы прорыт непосредственно под горой. Эти хабары, что такой вход есть, что он ведет в пещеру, в которой жили высокие люди, обладающие огромной физической силой (нарты?) передаются из столетие в столетие местными жителями. Многие смельчаки искали вход, говорят, что даже некоторые из них обнаружили его, но, спустившись под землю, назад не вернулись. Правда, конкретики в этом вопросе – кто и когда исчез – получить от знатоков фольклорных преданий нам так и не удалось, но от этого желание подобраться поближе к таинственной горе не уменьшилось.
Мы были полны желания обойти всю гору по периметру. Несколько лет назад этой целью задался сталкер (это слово, рожденное фантастическим видением братьев Стругацких, видится здесь самым уместным) Артур Жемухов. Тот самый, который открыл в районе Заюково шахту-пещеру, бесстрашно спустился в нее, будучи уверен, что она и есть вход в подземный город, о котором сообщают народные предания. Но его экспедиция к Науджице закончилась весьма неожиданно. В палатку, которую сталкер поставил непосредственно под горой, забрался медведь; все в ней порушил – видно, искал что-то съестное. Благо Артура в этот момент рядом не было. Но по этой причине поиски пришлось свернуть. А потом случилась беда – Артур трагически погиб, оказавшись глубокой ночью там, где никак не должен был находиться. 1 июня будет год как его нет с нами…
И вот мы начинаем подъем Науджице. Идем мимо странных построек, суть которых нам не смогли объяснить даже чабаны, пасущие здесь скот. Постройки эти похожи на загоны для скота, но замкнутые только с одной стороны. И скот в них действительно одно время держали, правда, совсем недолго. Чабаны заметили, что после того, как они стали загонять овец в эти созданные века назад каменные загоны, животные стали куда чаще болеть.
Каменные квадраты вряд ли могли быть и остатками фундамента – сложены они без связки, достаточно легко рассыпаются. Если не загоны и постройки, то, следовательно, у них было какое-то другое предназначение? Конезаводчик Ибрагим Яганов, который держит лошадей на хребте Инал-сырт, рассказывал, что если смотреть сверху, то в постройках – квадратах, каменном круге в изголовье которого установлен огромный камень, чем-то напоминающий своего рода трибуну (для кого и для чего?) – ощущается какая-то неуловимая закономерность. Какой-то необъяснимый смысл.
Мы приближаемся к Науджице. Но при этом почему-то постоянно оглядываемся на могучий и величественный Инал-сырт. Ловлю себя на неосознанном и странном ощущении, что с вершины горного массива как будто кто-то наблюдает за нами. Наблюдает пристально и небезразлично. Понятно, что это только ощущение, рожденное, с одной стороны, окружающей суровостью скальных хребтов, их невероятной мощью, а с другой – бездонным небом, звенящей тишиной, нарушаемой лишь редким гулом ветра. Вокруг так тихо, непереносимо тихо, что, кажется, само время остановилось, замерло. Что не существует никого и ничего; нет другой реальности, кроме нашей, в которой лишь солнце, небо и горы.
А Науджица притягивает. И не только взор; она словно входит в тебя… Черная, мрачная, рождающая мысли о самом печальном, видения о том, что ждет за пределами жизни…
Вот уже гора прямо перед нами. Темные осыпи обожженных камней поднимаются столь отвесно, что дальше можно идти лишь нагнувшись, цепляясь руками. Но земля не держит, осыпается под ногами, и звук сползающей почвы чем-то напоминает смех. Ехидный, вкрадчивый, самодовольный. Нет, к этой горе так просто не подойдешь, так легко ее не обойдешь.
Да и стоит ли? Осыпи повсюду, земля все время в движении. Если и был здесь раньше вход, то он давным-давно уже засыпан. Гора постоянно разрушается, но упорно сопротивляется своему концу. Впрочем, какому концу? До него многие тысячелетия.
Пока мои спутники разбрелись по сторонам, я на ближайшем к горе косогоре ложусь на теплую мягкую траву и смотрю на Науджицу. Она прямо надо мной – сильная и злая, таинственная и непостижимая, мрачная и величественная.
Смыкаю веки, а гора не исчезает. Она действительно во мне, она со мной. И осознавая это странное родство и близость, я обращаюсь к ней, я прошу услышать меня, подсказать, как приблизиться к тайне, которую она так тщательно скрывает. Но не получаю ответа.
Открываю глаза – белый саван выпавшего вчера снега слепит и искрится. Науджица молча смотрит на меня сквозь золотые протуберанцы нависающего над ней светила, словно говоря, что я ей неинтересен, что ее тайна останется с ней. Неужели навсегда?
Тогда с этим же вопросом я мысленно обращаюсь к ее хозяину, властелину всех кавказских гор – белоснежному Эльбрусу. Он совсем рядышком, кажется, что до него можно дотянуться рукой. Он настолько чист, светел, пронзителен, ясен, так сияет в лучах солнечного костра, что Науджица рядом с ним выглядит скромным угольком, выпавшим из земного горнила, да так и оставшимся сиротливо лежать.
Но и гордый красавец, омытый лучами жаркого светила, укутанный голубой небесной шалью, не слышит, не отвечает… Но молчание Эльбруса говорящее: счастье уже то, что мы можем его лицезреть, наслаждаться его идеальной красотой, питаться его энергией.
Счастье уже то, что он есть. В нашей жизни. В нашем мире.
…День близится к концу.
Славный день, не позволивший ни одному, даже самому крошечному облачку, бросить тень на парчу небесного свода.
День, подаривший нам радость и понимание. Оказывается, мир по-прежнему прекрасен, чист и светел; радостен и удивителен, несмотря на сокрушительность времени, стихий, людей.
Здесь, у престола Богов, это понимаешь особенно четко…