Нельзя забывать. Скончалась Маша Рольникайте («Детская книга войны»)

Несколько появившихся информационных сообщений гласили: «умерла писательница Маша Рольникайте». Она и сама так себя всегда ставила: писательница. На деле же до своих 88-ми оставалась той девочкой, старшей сестрой, двух младших детей в семье которой у нее на глазах увезли в Освенцим...

Это была осень 2014-го. Командировка в Санкт-Петербург, пункт назначения: метро «Площадь Мужества». Автобус идет до ее дома, под проливным серым дождем, 10 минут. Скромная однушка, прибранная чисто-чисто, «писательская» зеленая лампа. Бутерброды — белый хлеб с толстым-толстым слоем сливочного масла. «Вы только не думайте, что это я так ем: просто вчера была гости — и не дай Бог оставшийся хлеб теперь пропадет! Поэтому Вы ешьте, ешьте...»

Книжный шкаф — фотография умершего мужа и за ней — переводы ее дневника «Я должна рассказать!»: всего 18 языков! А в углу, за компьютерным столом — освоила и клавиатуру, и интернет! — стопки неразошедшихся ее книг. С пометками черной ручкой, дарственными надписями... Я стесняюсь спросить, почему дневник Марии Рольникайте, который она не вела — запоминала наизусть! в двух концлагерях и в гетто, лежит высокой, покачивающейся стопкой в однушке у площади Мужества. Не спросили. Не узнали. Может, не захотели. Или просто забыли. А она помнит.

Дыхание младшего брата Рувика у себя на шее — укачивала, плакал, увели в газовые камеры. Ее, трудоспособную оставили. Ботинки соседки по нарам в лагере Штутхоф: прилипли к опухшим ногам, надзирательница сняла их прямо с кусками плоти. Железные инструменты, которыми заставляли выдирать золотые зубы у трупов. Разбухшая земля, будто выталкивающая жертв из своих братских могил... Это нужно читать. Невозможно пересказывать. Это нужно знать. И нельзя забывать.

Той осенью мы опубликовали интервью с... нет, не писательницей. С символом. Мужества, чуда, памяти. И поняли, что не можем оставиться все так, как есть... Что за нами — долг. Так появилась «Детская книга».

А Мария Григорьевна (интеллигентность — врожденная: война не дала закончить школу: «Я вас не задерживаю, вы не устали от моих рассказов?») вспоминала уже когда я бежала на поезд:

— На расстрел за побег из лагеря фашисты стали вызывать каждого третьего. А у меня была подружка Маша Механик, мы помогали друг другу. И вот я шепчу ей в строю: «Я девятая!» А Маша в ответ: «Нет, девятая я». И после паузы: «Неужели ты думаешь, что вот не будет в мире больше какой-то Маши Механик — и что-то изменится?!» Машу увели. Ее нет и никогда больше не будет. И знаете, за что у меня болит сердце: ведь с тех пор люди так и не стали друг друга больше любить!

Маши Рольникайте тоже больше нет. И сейчас, именно сейчас так страшно, что ничего не изменится уже никогда.