Белгородский хирург Владимир Коломыцев: Сделать операцию – это 10% успеха

24 ноября в России отмечается День хирурга. Хирурги – своего рода элита среди врачей разных специальностей. К этим людям в белых халатах можно с лёгкостью отнести известное выражение Дзержинского – холодная голова, горячее сердце и чистые руки. Кто как не хирурги должен обладать всеми этими качествами? Во всяком случае, глядя на Владимира Коломыцева, врача-хирурга высшей категории отделения гнойной хирургии городской больницы №2 Белгорода, понимаешь: это точно про него.

Во время разговора это улыбчивый, рассудительный, мягкий, весь какой-то уютный человек. Разговаривать с ним интересно. Видимо, по старой привычке общения со студентами, он часто задаёт мне вопросы: перитонит – это что? Или: а вот воспаление когда случается? И в первый момент как-то теряется, когда я отвечаю: не знаю. А потом спохватывается и начинает объяснять.

Даже удивительно, как он меняется во время операции. Становится решительным, собранным, скупым на движения. Совсем другой человек. Каждый поворот головы – выверен, а разрез скальпеля – чёток. Такое приходит только с опытом. А на счету у Владимира Николаевича тысячи операций.

Коломыцев начал работать в больнице в 1989 году, через год после её открытия. Его трудовой стаж – 35 лет. Мы говорим о том, что главное в работе хирурга, почему первокурсники мединститута мечтают ими бы быть, и есть ли приметы у врачей. Но начали мы беседу с вопроса: что-то поменялось за 30 лет, или операции всегда остаются одинаковыми?

Сейчас новые инструменты, новые шовные материалы, новые методики. Но работа хирурга в главном осталась такой же. К нам поступают пациенты с абсцессами, гангренами, трофическими язвами. Они бывают часто на фоне диабета. Человек поранил палец, образовалась трещина, присоединилась инфекция, развивается язва. Она растёт и не заживает из-за сахарного диабета. И дальше может перейти в гангрену,

– рассказывает Владимир Николаевич.

Из редких операций – операции по поводу панкреонекроза. Когда воспаляется и заполняется гноем поджелудочная железа. Сейчас таких случаев как будто стало больше. Смертность при таких диагнозах достигает примерно 75%. Многое зависит от того, в каком состоянии поступил пациент, от внутренних резервов, наличия у него хронических заболеваний. И что характерно: чем моложе организм, тем быстрей истощается. По статистике пожилые люди чаше выживают после таких операций. Возможно, у них не так быстро развивается воспаление и организм успевает адаптироваться.

Молодые, которые поступают в отделение – это чаще всего алкоголики, различные асоциальные элементы. Любое токсичное действие на поджелудочную железу (того же алкоголя, например), может вызвать это заболевание. Пил самогон кустарного производства, в котором неизвестно сколько градусов, и заедал жареным салом – вот результат. Но не всегда происходит так.

У нас была женщина. Она поела семечек, и у неё развился панкреонекроз. Или другая история: пришла подруга в гости, принесла халвы. Они втроём – мама, дочка и гостья – попили чайку с угощением. У дочки и подруги – ничего. А мама заболела. Сразу после этого почувствовала себя плохо. Появились боли в животе, тошнота, рвота. Сначала развился острый панкреатит, потом он перешёл в фазу гнойных осложнений. Причём кто-то может съесть вагон халвы, и ничего не произойдёт. А вот у человека была какая-то слабая точка, она и сработала,

– рассуждает Владимир Николаевич.

Любого не посвящённого в работу хирурга интересует вопрос: не страшно ли заглядывать внутрь человека?

Люди представляют это всё гораздо страшней, чем есть на самом деле. Это не страшно, если ты можешь отличить, что нормально, а что – патология, и знаешь, что с этим делать,

– уверен Владимир Николаевич.

– У хирурга отточенные, очень чёткие движения. Вас случайно рисовать не учили? – интересуюсь у доктора.

– Нет, рисовать не приходилось. А вот вышивать в детстве пытался, было дело, – улыбается Владимир Николаевич.

На вопрос, а мог бы сам себе оказать помощь, мой собеседник отвечает:

– Сам себя зашивать не буду, хоть и могу. А как одной рукой завязать узел? Я лучше пластырем стяну, если что.

Коломыцев не мечтал стать врачом. Он хотел быть военным. Нравилась форма и что в армии всё ясно и чётко, идёшь по улице, все обращают внимание. Жили они с родителями в сельской местности в Прохоровском районе. В мединститут он ушёл же осознанно. А вначале поступил в медучилище заодно с другом. Они за одной партой в школе сидели. Когда закончили 8 классов, товарищ предложил: поедем в Белгород, поступим в медучилище. У него там двоюродная сестра училась, брат. Поехали поступать. Сдали документы, даже экзамены. А друг в последний момент забрал документы – ему пришёл вызов из Суворовского училища. Коломыцеву деваться было некуда, он остался. В Суворовское тогда товарищ не поступил, пошёл дальше учиться в школу. А после десятилетки поступил в военное училище в Благовещенске. Владимир Николаевич закончил медучилище, пошёл в армию. Два года служил. Потом закончил Курский медицинский институт.

– А почему выбрали такую специализацию – хирург?

– Кем хотят быть все студенты мединститута, знаете? Хирургами. Это уже потом они хотят быть гинекологами, кардиологами, эндокринологами, терапевтами. А в медицину идут, чтобы спасать людей на хирургическом столе,

– говорит Владимир Николаевич.

Специальность эта подходит далеко не каждому. Хирург должен быть спокойным и решительным. Излишняя эмоциональность вредит профессии. И ещё трудолюбивым. Работа хирурга очень тяжёлая. Много дежурств, каждый день операции. Например, операция по удалению аппендицита может длиться от 20 минут до 3-4 часов. Иногда бывает сложно его найти из-за анатомических особенностей организма, воспалений.

У нас же очень сложный контингент. Люди в основном возрастные, с букетом болезней. Наши пациенты часто попадают по второму, третьему кругу. Сахарный диабет, трофические язвы, гангрена конечностей – с этим идут к нам. Есть больные, которые часто лежат в отделении гнойной хирургии. Многих уже помнишь, хорошо знаешь, понимаешь их болячки. Пациент может умереть от любого осложнения. От инсульта, инфаркта, тромбоэмболии. Воспаление одно, а видов его – огромное множество. Например, перитонит – гнойное воспаление брюшной полости. От чего оно может возникнуть? От перфоративной язвы, непроходимости кишечника, или желчный пузырь лопнул. Причин много. А всё относится к гнойному воспалению. Если человек обратился в первые три часа – это одно. А обратился через сутки – совершенно другое. А у нас же многие люди терпят, думают, что пройдёт, рассосется как-нибудь. Но если случилась катастрофа, то уже не рассосётся,

– говорит Коломыцев.

Свою первую операцию он помнит до сих пр. Тогда учился на третьем курсе. Студентам сказали, что они должны ходить на дежурство. И ему доверили панариций – гнойное воспаление пальца. У крупного мужчины загноилась средняя фаланга пальца. Семь потов с него сошло, пока сделал. На следующий день пришли на занятие – а где тот пациент? Нормально с ним всё, говорят, домой ушёл.

Хирурги, как и многие медики, верят в приметы. Такая у них профессия. Никогда до конца не поймёшь, почему порой выживают пожилые и более слабые, и кто держит свечу человеческой жизни. Такое ощущение бывает, что она в чьих-то руках. А приметы самые обычные. Например, оперируешь, а у тебя один инструмент упал, второй. Хирурги тогда говорят: тому, кто будет дежурить, не повезло, придётся оперировать целые сутки. И что интересно: как правило, всё сбывается.

Не все хирургические операции проводятся под общим наркозом. Если под местной анестезией, врач старается разговаривать с больным. Некоторым так менее страшно. Владимир Николаевич спрашивает: где вы работаете? были ли там-то и там-то? Слушает одним ухом, а сам весь в операции. Главное, больного занять: он рассказывает и отвлекается от происходящего. Если нужно во время операции, то доктор просит: подышите, покашляйте.

Пациенты могут выбирать хирургов. Но обычно у нас так: глаза в глаза посмотрели друг другу, и всё решилось. Это как первая любовь. И все потом говорят: это мой доктор. Только этот, больше никого нам не надо,

– улыбается Коломыцев.

Но сделать операцию – лишь начало. Главное – выходить больного. Если бы ты просто сделал операцию и ушёл, это было бы слишком легко и хорошо, считает врач. Любой хирург знает: удачно прооперировать – это 10% успеха, а 90% за тем, чтобы сохранить потом больного. Самые опасные дни после операции – первые.

Эта профессия, которую уносишь с собой с работы. Не всегда удаётся оставить проблемы за порогом. Сидишь дома, а сам думаешь: как там мой Иванов? А Сидоров? Может, что-то не так пошло. Осложнение какое-то появилось. Он слабенький был вечером. Может, всё переделывать придётся. Ночь прокрутишься в постели, а утром бежишь на работу. Жив? Стабилен? Ну, слава богу, ещё поборемся.

Записала Виктория Передерий

Фото из операционной: Антон Вергун