Храбрые, но безынициативные. Почему Российская империя проиграла войну с Японией
Сколько раз я встречал в армии –
на высоких и на малых постах –
людей безусловно храбрых,
но боявшихся ответственности!
Генерал-лейтенант А. И. Деникин
на высоких и на малых постах –
людей безусловно храбрых,
но боявшихся ответственности!
Генерал-лейтенант А. И. Деникин
Не страшились врага, робели перед начальством
Почему приведенные строки из воспоминаний легендарного генерала вынесены в эпиграф?
Знаете, можно, например, часами рассказывать о кризисе помещичьего землевладения в пореформенной России. Скучно, монотонно и приводя массу цифр, равно как и разного рода статистических данных. А можно прочитать «Вишневый сад». И на примере одной семьи многое, если не все, станет понятно.
Так и в данном случае: в одной единственной фразе спрессована по меньшей мере очень важная, может быть, ключевая причина поражения Русской императорской армии в войне с явно недооцененной Японией.
Деникин вспоминал, как молодым капитаном отправился из Варшавского военного округа на Дальний Восток. Воевать. Добровольцем. Мог бы не ехать: незадолго перед Манифестом об объявлении войны упал с лошади и серьезно повредил ногу. Вердикт врачей – постельный режим. Но вместо этого капитан подает рапорт с просьбой отправить его в действующую армию.
Причем перед нами – именно патриотический порыв, а не учуянный псом войны запах крови (дабы было понятно, о чем я, рекомендую хороший польский фильм «Демоны войны», там неплохо нарисован образ такого бойца – старшего капрала Тихого; или, скажем, почитайте биографии, с одной стороны белогвардейского генерал-лейтенанта В. Л. Покровского, с другой – красного комиссара И. Э. Якира).
Да, и знаете, какой ответ получил Деникин на свой рапорт? Сначала просто отказ. Капитан не сдавался: отправил повторный рапорт (Антон Иванович вообще никогда не сдавался). Из штаба округа поинтересовались: владеет ли Деникин английским. Ответил с раздражением:
Английского языка не знаю, но драться буду не хуже знающих.
В общем, не сразу, но просьба была удовлетворена, и молодой капитан отправился на Дальний Восток, попав в штаб отряда популярного в офицерской среде генерал-майора П. К. Ренненкампфа, где следовали правилу: не кланяться пулям. Оттого и потери оказались высокие. Сам Павел Карлович получил ранение в шею.
Генерал-майор П. К. Ренненкампф в Китае во время подавления восстания ихэтуаней, более у нас известного как «боксерское». 1900 г.
И, собственно, в отряде с Деникиным произошел следующий эпизод:
23 ноября наши аванпосты у Цинхечена были потеснены японцами, а 24-го утром высланный вперед авангард обнаружил наступление по лощине густых колонн противника.
Начался Цинхеченский бой. Генерал Ренненкампф со штабом выехал на наблюдательный пункт на командующей высоте, с которой видна была вся панорама боя. От начальника авангарда – командира казачьего полка получено было донесение тревожное и сбивчивое. Ренненкампф послал ему полевую записку неприятного содержания и выругался:
– Боюсь, что этот... мне все напутает!..
– Ваше превосходительство, разрешите мне принять авангард.
– С удовольствием, желаю вам успеха.
Я поехал к авангарду, обдумывая, как бы позолотить пилюлю моему предшественнику. Напрасное беспокойство. Когда полковник узнал о своей смене, он снял шапку, перекрестился и сказал:
– Слава Тебе, Господи! По крайней мере, теперь в ответе не буду.
Начался Цинхеченский бой. Генерал Ренненкампф со штабом выехал на наблюдательный пункт на командующей высоте, с которой видна была вся панорама боя. От начальника авангарда – командира казачьего полка получено было донесение тревожное и сбивчивое. Ренненкампф послал ему полевую записку неприятного содержания и выругался:
– Боюсь, что этот... мне все напутает!..
– Ваше превосходительство, разрешите мне принять авангард.
– С удовольствием, желаю вам успеха.
Я поехал к авангарду, обдумывая, как бы позолотить пилюлю моему предшественнику. Напрасное беспокойство. Когда полковник узнал о своей смене, он снял шапку, перекрестился и сказал:
– Слава Тебе, Господи! По крайней мере, теперь в ответе не буду.
Сентенцию Деникина на этот вздох облегчения полковника я и вынес в эпиграф, как объясняющую одну из причин поражения в войне со Страной восходящего солнца. Таких инициативных, как Деникин, оказалось критически недостаточно для победы.
В русском офицере вообще причудливым образом сочетались личная храбрость и одновременно не то что безынициативность – боязнь ответственности: врага страшились порою меньше командиров. Вспомните знаменитого капитана Тушина из «Войны и мира», бесстрашного и спокойного перед лицом противника, но робевшего в присутствии начальства.
Капитан Тушин. Бесспорно, на таких офицерах – нередко «вечных капитанах» – держалась и держится Русская армия
Вообще, описанный случай ведь не единичный. Проблему (не все, конечно) признавали на самом верху военной иерархии.
Тот же генерал-адъютант А. Н. Куропаткин:
Несомненно, что для Военного министерства положение офицерского состава в действующей армии представляло весьма тяжелую задачу. Но эта задача усложнялась обстоятельствами, от армии не зависящими. Когда начались большие бои и тяжкие потери в офицерском составе, то разница в полках между списочным и наличным составом быстро возросла. Большое число раненых и больных числилось по спискам полков очень долгое время. Были полки, где по спискам значилось свыше двух штатных офицеров, а налицо состояла лишь половина, положенная по штату.
Раненые и больные, находившиеся на театре военных действий, возвращались, хотя и медленно, в свои части, но многие из вывезенных в Европейскую Россию офицеров застревали там и, несмотря на выздоровление, не ехали в армию.
Были случаи, что командиры отдельных частей, лечившиеся в России, давно поправившиеся, почти год не возвращались в армию, числясь во главе полка и получая присвоенное этой должности жалованье.
Большое число офицеров, прибывшее в Европейскую Россию из армии по болезни или для излечения ран, проживали в столицах или больших городах месяцами, фланировали по улицам, и ни общество, ни военное начальство не находили такое их поведение предосудительным.
Раненые и больные, находившиеся на театре военных действий, возвращались, хотя и медленно, в свои части, но многие из вывезенных в Европейскую Россию офицеров застревали там и, несмотря на выздоровление, не ехали в армию.
Были случаи, что командиры отдельных частей, лечившиеся в России, давно поправившиеся, почти год не возвращались в армию, числясь во главе полка и получая присвоенное этой должности жалованье.
Большое число офицеров, прибывшее в Европейскую Россию из армии по болезни или для излечения ран, проживали в столицах или больших городах месяцами, фланировали по улицам, и ни общество, ни военное начальство не находили такое их поведение предосудительным.
Разумеется, каждый случай манкирования обязанностью вернуться на фронт имел свои причины, но рискну предположить, что немалую роль сыграло нежелание снова брать на себя ответственность в бою, своего рода синдром описанного Деникиным полковника.
Генерал-адъютант А. Н. Куропаткин
Другое дело: после войны такие офицеры не спешили демобилизоваться. Напротив, многие возвращались в свои части, причем оттесняя выдвинувшихся на полях Русско-японской товарищей.
На эту тему одним из офицеров даже статья была опубликована в военном журнале «Разведчик», с выразительным названием «Воскресшие покойники».
Думаю, именно к этой категории офицеров относятся слова Куропаткина:
Аттестации мирного времени во многом оказались несоответствующими при боевом испытании. Начальники, которые проходили службу всюду с отметками «выдающийся», «вне очереди», на боевом поле по физическим и духовным качествам не выдерживали боевого испытания.
Полагаю, любой читатель, пусть и недолгое время соприкасавшийся с армией на уровне срочной службы, согласится: качества, позволяющие офицеру подниматься по карьерной лестнице в мирное время (в их числе может быть отмеченная Куропаткиным блестящая аттестация), далеко не всегда подходят в условиях боевых действий.
Вероятно, и упомянутый Деникиным казачий полковник благополучно дослужил в своей должности до увольнения в запас, став, может быть, невольно на пути более молодого, инициативного, не боящегося ответственности и способного офицера, еще и в Русско-японскую себя проявившего.
И ведь вышестоящему начальству гораздо более удобен в мирное время именно первый тип офицера. Исполнительный и не спорящий. С ним проще, хотя и на маневрах он может намудрить. Не говоря уже про войну.
Это как в анекдоте про пожарных, когда один из них рассказывает о службе:
И коллектив отличный, и платят хорошо и кормят – тоже, но как пожар – хоть увольняйся.
Разумеется, я не утверждаю, что сделавшие неплохую карьеру в мирное время офицеры вдруг оказывались профессионально несостоятельны на поле боя, но очевидно, что не все из них могли эффективно руководить войсками, в особенности, когда действия противника выходили за рамки ожидаемого (яркий пример: наступательные операции вермахта в 1939–1940 гг., приводившие едва ли не в ступор польское и французское командование, мыслившее категориями Первой мировой).
Во всем виноват характер
Тут сам собой напрашивается вопрос: а почему инициативные, грамотные, способные брать на себя ответственность в бою офицеры далеко не всегда делали и делают успешную карьеру в армии мирного времени?
Отчасти ответ содержится в другом эпизоде из биографии Деникина, им самим описанным и связанным с непричислением его к Генеральному штабу после выпуска из Николаевской академии (причислен Антон Иванович был позже).
Дело было как раз на торжественном приеме по случаю выпуска:
Я назвал свой чин и фамилию. Раздался голос Государя:
– Ну, а вы как думаете устроиться?
– Не знаю. Жду решения Вашего Императорского Величества.
Государь повернулся вполоборота и вопросительно взглянул на военного министра. Генерал Куропаткин низко наклонился и доложил:
– Этот офицер, Ваше Императорское Величество, не причислен к Генеральному штабу за характер.
Государь повернулся опять ко мне, нервно обдернул аксельбант и задал еще два вопроса: долго ли я на службе и где расположена моя бригада. Приветливо кивнул и пошел дальше...
– Ну, а вы как думаете устроиться?
– Не знаю. Жду решения Вашего Императорского Величества.
Государь повернулся вполоборота и вопросительно взглянул на военного министра. Генерал Куропаткин низко наклонился и доложил:
– Этот офицер, Ваше Императорское Величество, не причислен к Генеральному штабу за характер.
Государь повернулся опять ко мне, нервно обдернул аксельбант и задал еще два вопроса: долго ли я на службе и где расположена моя бригада. Приветливо кивнул и пошел дальше...
За характер… Вот вам и ответ на вопрос: почему карьера инициативных и грамотных офицеров нередко пробуксовывала и пробуксовывает.
Когда я ставил цитату, в который раз перечитывая воспоминания Деникина, вдруг вспомнил виденный в юности добротный советский боевик «Ответный ход». И великолепно сыгранного Вадимом Спиридоновым капитана-морпеха Швеца, неужившегося с начальством.
Капитан Швец из фильма «Ответный ход»
И как итог, по его же словам: «вечный капитан». Тоже за характер. Хотя и рота у него – лучшая на флоте. А ведь в условиях войны капитан, возможно, быстро продвигался бы по службе. И сколько, благодаря таким «вечным капитанам» в мирное время, солдат-срочников вернулось домой живыми из Афганистана после двух чеченских кампаний. И сколько казавшихся невыполнимыми боевых задач ими было выполнено, причем с минимальными потерями.
Да и Деникин: отправился на Русско-японскую капитаном, вернулся – полковником, оставив о себе память названной в честь него сопки. Первую мировую встретил комбригом, закончил – комкором, причем весьма известным и уважаемым в офицерской среде, что признавал даже его оппонент и преемник на посту главкома Вооруженными силам Юга России, генерал-лейтенант барон П. Н. Врангель, также талантливый и готовый брать на себя ответственность военачальник, встретивший Первую мировую командиром эскадрона, а 1917 – комкором.
Уважения и признания Деникин добился безо всяких протекций. Только личным трудом, храбростью, грамотностью в бою и готовностью брать на себя ответственность.
Кто делал карьеру?
А не будь этих двух войн, Антона Ивановича ждала бы рутинная служба и, вполне возможно, чин не выше подполковника.
Или представим себе, не веди во второй половине XVIII века Россия войн, как складывалась бы карьера А. В. Суворова или Ф. Ф. Ушакова? В лучшем случае первый стал бы полковником, а второй – капитаном 1-го ранга.
Но кто, собственно, делал нередко карьеру в армии, оттесняя таких, как Деникин, Тушин или Швец?
В истории генерал-лейтенант А. И. Деникин остался неоднозначной фигурой, но несомненная его заслуга – блестяще описанный быт Императорской армии на рубеже XIX–XX вв.
С одной стороны, нередко продвигались по службе удобные начальству в мирное время исполнительные, но безынициативные офицеры.
Однако существовал еще один тип, не без ехидства описанный Антоном Ивановичем:
Первый год академического учения окончился для меня печально. Экзамен по истории военного искусства сдал благополучно у профессора Гейсмана и перешел к Баскакову. Досталось Ваграмское сражение. Прослушав некоторое время, Баскаков прервал меня:
– Начните с положения сторон ровно в 12 часов.
Мне казалось, что в этот час никакого перелома не было. Стал сбиваться. Как я ни подходил к событиям, момент не удовлетворял Баскакова, и он раздраженно повторял:
– Ровно в 12 часов.
Наконец, глядя, как всегда, бесстрастно-презрительно, как-то поверх собеседника, он сказал:
– Быть может, вам еще с час подумать нужно?
– Совершенно излишне, господин полковник.
По окончании экзамена комиссия совещалась очень долго. Томление... Наконец, выходит Гейсман со списком, читает отметки и в заключение говорит:
– Кроме того, комиссия имела суждение относительно поручиков Иванова и Деникина и решила обоим прибавить по полбалла. Таким образом, поручику Иванову поставлено 7, а поручику Деникину 6½.
Оценка знания – дело профессорской совести, но такая «прибавка» – была лишь злым издевательством: для перевода на второй курс требовалось не менее 7 баллов. Я покраснел и доложил:
– Покорнейше благодарю комиссию за щедрость.
Провал. На второй год в Академии не оставляли и, следовательно, предстояло исключение.
Забегу вперед.
Через несколько лет я получил реванш. Война с Японией... 1905 год... Начало Мукденского сражения... Генерал Мищенко лечится от ран, а для временного командования его Конным отрядом прислан генерал Греков и при нем начальником штаба – профессор, полковник Баскаков... Я был в то время начальником штаба одной из мищенковских дивизий. Мы уже повоевали немножко и приобрели некоторый опыт. Баскаков – новичок в бою и, видимо, теряется. Приезжает на мой наблюдательный пункт и спрашивает:
– Как вы думаете, что означает это движение японцев?
– Ясно, что это начало общего наступления и охвата правого фланга наших армий.
– Я с вами вполне согласен.
Еще три-четыре раза приезжал Баскаков осведомиться, «как я думаю», пока не попал у нас под хороший пулеметный огонь, после чего визиты его прекратились.
Должен сознаться в человеческой слабости: мне доставили удовлетворение эти встречи, как отплата за «12-й час» Ваграма и за прибавку полбалла...
– Начните с положения сторон ровно в 12 часов.
Мне казалось, что в этот час никакого перелома не было. Стал сбиваться. Как я ни подходил к событиям, момент не удовлетворял Баскакова, и он раздраженно повторял:
– Ровно в 12 часов.
Наконец, глядя, как всегда, бесстрастно-презрительно, как-то поверх собеседника, он сказал:
– Быть может, вам еще с час подумать нужно?
– Совершенно излишне, господин полковник.
По окончании экзамена комиссия совещалась очень долго. Томление... Наконец, выходит Гейсман со списком, читает отметки и в заключение говорит:
– Кроме того, комиссия имела суждение относительно поручиков Иванова и Деникина и решила обоим прибавить по полбалла. Таким образом, поручику Иванову поставлено 7, а поручику Деникину 6½.
Оценка знания – дело профессорской совести, но такая «прибавка» – была лишь злым издевательством: для перевода на второй курс требовалось не менее 7 баллов. Я покраснел и доложил:
– Покорнейше благодарю комиссию за щедрость.
Провал. На второй год в Академии не оставляли и, следовательно, предстояло исключение.
Забегу вперед.
Через несколько лет я получил реванш. Война с Японией... 1905 год... Начало Мукденского сражения... Генерал Мищенко лечится от ран, а для временного командования его Конным отрядом прислан генерал Греков и при нем начальником штаба – профессор, полковник Баскаков... Я был в то время начальником штаба одной из мищенковских дивизий. Мы уже повоевали немножко и приобрели некоторый опыт. Баскаков – новичок в бою и, видимо, теряется. Приезжает на мой наблюдательный пункт и спрашивает:
– Как вы думаете, что означает это движение японцев?
– Ясно, что это начало общего наступления и охвата правого фланга наших армий.
– Я с вами вполне согласен.
Еще три-четыре раза приезжал Баскаков осведомиться, «как я думаю», пока не попал у нас под хороший пулеметный огонь, после чего визиты его прекратились.
Должен сознаться в человеческой слабости: мне доставили удовлетворение эти встречи, как отплата за «12-й час» Ваграма и за прибавку полбалла...
Таких Баскаковых во все времена хватало и хватает не только в академии, но и на строевых должностях. Сухие и высокомерные канцеляристы в мирное время, часто несостоятельные – в военное.
Кстати, Баскаков был не такой уже безвестной фигурой.
Военные историки А. В. Ганин и В. Г. Семенов пишут о нем следующее:
Начальником штаба Оренбургской казачьей дивизии был назначен ординарный профессор Николаевской академии Генерального штаба полковник Вениамин Иванович Баскаков…
Это был в своем роде типичный офицер – его служебная карьера была вполне характерна для многих штабных офицеров начала ХХ в., которые, будучи сугубыми теоретиками военного дела, имели слабое знакомство с реальным положением вещей в армии.
Баскаков служил в основном в штабах: I армейского корпуса и Киевского военного округа. В 1892–1895 гг. находился в запасе, а затем преподавал в Николаевской академии Генерального штаба, где читал курс истории Наполеоновских войн.
Кстати, именно из-за неудачи на экзамене у Баскакова из академии весной 1896 г. был отчислен будущий вождь Белого движения, а тогда еще артиллерийский поручик А. И. Деникин (в том же году он вновь поступил в академию и позднее успешно ее окончил).
Деникин в своих воспоминаниях описал свою встречу с Баскаковым под Мукденом. Отметим, что речь идет о событиях 1905 г., когда Баскаков уже свыше восьми месяцев находился на должностях начальника штаба Оренбургской казачьей дивизии и начальника штаба конного отряда генерала Грекова и имел, по крайней мере, семимесячный опыт участия в военных действиях.
Сложно сказать, насколько важно для штабного офицера храбро держаться под огнем противника, но, если верить Деникину, то получается, что даже в 1905 г. Баскаков мало что понимал на театре войны, и в этом случае трудно представить, как он до описанных в этом эпизоде событий руководил штабом Оренбургской казачьей дивизии.
Что касается характера Баскакова и его личностных особенностей, то его считали «большим спорщиком… [который] излагал свои «учения» медлительно и пространно и не без полемического «вызова».
Кроме того, во время преподавания в академии он был крайне пристрастен к слушателям и не выносил самостоятельных и самоуверенных офицеров. То есть, помимо определенной некомпетентности, можно сказать, что начальник штаба у Грекова имел к тому же нелегкий самолюбивый характер и, вероятно, препятствовал проявлениям инициативы у своих подчиненных.
Добавим также, что вскоре после войны Баскаков подал прошение об отставке по состоянию здоровья, которое у него резко ухудшилось в Маньчжурии в 1904 г., и уже 7 марта 1906 г. он вышел в отставку.
Это был в своем роде типичный офицер – его служебная карьера была вполне характерна для многих штабных офицеров начала ХХ в., которые, будучи сугубыми теоретиками военного дела, имели слабое знакомство с реальным положением вещей в армии.
Баскаков служил в основном в штабах: I армейского корпуса и Киевского военного округа. В 1892–1895 гг. находился в запасе, а затем преподавал в Николаевской академии Генерального штаба, где читал курс истории Наполеоновских войн.
Кстати, именно из-за неудачи на экзамене у Баскакова из академии весной 1896 г. был отчислен будущий вождь Белого движения, а тогда еще артиллерийский поручик А. И. Деникин (в том же году он вновь поступил в академию и позднее успешно ее окончил).
Деникин в своих воспоминаниях описал свою встречу с Баскаковым под Мукденом. Отметим, что речь идет о событиях 1905 г., когда Баскаков уже свыше восьми месяцев находился на должностях начальника штаба Оренбургской казачьей дивизии и начальника штаба конного отряда генерала Грекова и имел, по крайней мере, семимесячный опыт участия в военных действиях.
Сложно сказать, насколько важно для штабного офицера храбро держаться под огнем противника, но, если верить Деникину, то получается, что даже в 1905 г. Баскаков мало что понимал на театре войны, и в этом случае трудно представить, как он до описанных в этом эпизоде событий руководил штабом Оренбургской казачьей дивизии.
Что касается характера Баскакова и его личностных особенностей, то его считали «большим спорщиком… [который] излагал свои «учения» медлительно и пространно и не без полемического «вызова».
Кроме того, во время преподавания в академии он был крайне пристрастен к слушателям и не выносил самостоятельных и самоуверенных офицеров. То есть, помимо определенной некомпетентности, можно сказать, что начальник штаба у Грекова имел к тому же нелегкий самолюбивый характер и, вероятно, препятствовал проявлениям инициативы у своих подчиненных.
Добавим также, что вскоре после войны Баскаков подал прошение об отставке по состоянию здоровья, которое у него резко ухудшилось в Маньчжурии в 1904 г., и уже 7 марта 1906 г. он вышел в отставку.
И, вероятно, препятствовал проявлениям инициативы у своих подчиненных…
В отличие от Баскакова, после войны подобный тип офицеров продолжал делать неплохую карьеру и дальше, о чем я упомянул выше и о чем писал Куропаткин, когда констатировал возвращение их обратно в части после Портсмутского мира и оттеснение выдвинувшихся на полях сражений товарищей.
Неудивительно: первые умеют карьеру строить и подлаживаться под обстоятельства, вторе – воевать.
Собственно, отчасти в первых причина, почему долго не воевавшая армия терпит в начале кампании нередко поражения. И хорошо, если в ее рядах есть в достаточном количестве такие, как Деникин, Тушин, Швец.
В завершение: разумеется, в армии всегда были, есть и будут грамотные, инициативные офицеры, карьера которых хорошо складывается (а бывает, что у грамотных и талантливых, подобных Тушину, не складывается и в военное) и в мирное время.
Главное, чтобы их процент обеспечивал обороноспособность страны и высокий уровень боеготовности ее вооруженных сил. И в 1905 во многом проиграли из-за того, что таких, как Деникин, оказалось явно недостаточно, а описанных им казачьих полковников – переизбыток.
В следующий раз поговорим о командном составе на рубеже XIX–XX вв. Там тоже проблем хватало.
Использованная литература:
Деникин А. И. «Путь русского офицера». М.: Прометей. 1990.
Ганин А. В., Семенов В. Г. «Офицерский корпус Оренбургского казачьего войска (1891–1945)». Биографический справочник. М.: Библиотека-фонд «Русское Зарубежье». 2007.
Куропаткин А. Н. «Записки о Русско-японской войне». М.: Вече. 2020.