Советский путеводитель по водке

Царившее в постсоветскую эпоху пристрастие к водке давно ушло в прошлое, и у россиян сегодня другие увлечения – походы в тренажерный зал, к примеру. Однако автор статьи для The Spectator до сих пор с ностальгией вспоминает свой "вкус 90-х".

Одним из преимуществ (причем весьма опасных) посещения бывшего СССР в 1990-е была дешевизна водки. Я привык платить за нее по лондонской цене, но в Эстонии, где я прожил два года, можно было найти подпольные бары, в которых за 40 пенсов вам приносили щедрую порцию — ее хватало на вечер, чтобы напиться.

Читайте ИноСМИ в нашем канале в Telegram

Большинству людей алкоголь нужен был исключительно ради того, чтобы утешиться и забыться, и водка была идеальным вариантом. В отличие от виски и бренди, потягивая которые можно восхищаться "ванильным оттенком", "привкусом сливочной тянучки" и "древесными нотами", водка просто сильно пьянит — ни больше, ни меньше. И в барах ее подавали соответствующим образом, в мерном стаканчике.

Правила употребления водки были просты. Одним из них была закуска: маринованные огурцы, бутербродики или сушеная рыба, которую любили местные жители, а я не переваривал. Обязательным атрибутом выступал кусочек черного хлеба — если перестаешь чувствовать его запах, значит, организм сигнализирует об опасной степени опьянения. Каждую стопку водки запивали фруктовым соком или минеральной водой, чтобы промыть почки. Никто не пил прямо из бутылки. Журналист Виталий Витальев говорил, что пить водку без стакана — настоящее варварство, какое не может себе представить ни один цивилизованный человек, и на его памяти по этой причине отменилось не одно гулянье.

Казалось, что в 90-е водку пил весь народ бывшего СССР: литература и алкоголь были русскими религиями-близнецами (равно как и эстонскими, польскими и, смею сказать, кавказскими). Если их удавалось объединить, тем лучше. Помню один долгий насыщенный вечер в Казани, когда мы с двумя респектабельными женщинами-учеными средних лет обсуждали Достоевского, Пастернака, Айрис Мердок и Джозефа Хеллера за рюмкой водки "Московская", пока не утратили дар членораздельной речи и способность крепко стоять на ногах. В советское время водку часто продавали в таре с одноразовыми крышками — считалось, что раз купив водку, нужно выпить ее в один присест.

Водка часто фигурирует и в русской литературе. Писательница Татьяна Толстая призывала, например, занюхивать рукавом, если к выпивке вдруг не окажется хлеба. Новичкам, не знающим, как распить бутылку, скажем, на троих, она советовала считать "бульки": в поллитровой бутылке их двадцать один, в стакане — семь. "Так было и будет всегда". А Витальев интригующе добавлял, что на дне всякой пустой бутылки остается еще восемнадцать капель — не шестнадцать, не девятнадцать, а именно восемнадцать. Он призывал убедиться в этом самим, объясняя феномен неким загадочным законом физики.

По прибытии в эту часть света я сильно влюбился в водку — прежде чем понять, что все мы слишком дорого платим за свою страсть, — и в каждой поездке меня неизменно сопровождала бутылочка. В обществе это было признаком того, что ты хороший человек, хоть и иностранец, да и отказ выпить звучал нечасто. Помню суетливого бизнесмена, будто сошедшего со страниц произведений Гоголя, который подсел к нам по пути в Петербург. Когда я предложил ему немного перцовки "Смирнов", он презрительно покосился на меня и ответил: "Разумеется, не буду!" Через несколько минут он опрокинул больше остальных вместе взятых и многозначительно придвинул стакан для добавки.

Поезда и сегодня остаются в России местом возлияний. По моему опыту, в вагонах-ресторанах часто работают полуалкоголики, чьи стандарты обслуживания резко падают по ходу поездки. В 1997 году на маршруте Таллинн-Варшава официантка вагона-ресторана так напилась, что пришлось укладывать ее прямо на банкетку, и вскоре она уже мирно похрапывала, сжимая в пухлой руке видавшую виды сушеную скумбрию.

Все это было достойно порицания и не могло продолжаться. Горбачев явно считал так же и за 10 лет до этого попытался запретить водку или хотя бы снизить уровень ее потребления. Но закрытие виноградников и вино-водочных заводов не остановило бравых старушек-самогонщиц, о которых ходили легенды. Русским бабушкам этот процесс давался не сложнее, чем варка супа или вязание на спицах. Производство дешевого алкоголя помогало им чувствовать себя полезными обществу после выхода на пенсию.

Конечно, романтизировать такого рода саморазрушение губительно, ведь пристрастие к алкоголю уничтожает семьи, браки, личности и экономику. Но тогда это было своего рода веселым полетом, а сейчас русские хоть и заменили водку другими увлечениями — растут продажи абонементов в тренажерные залы, а продажи спиртного падают, — тот старый мир, чей ненадежный размочаленный конец мне посчастливилось ухватить, все же имел некое странное, неказистое обаяние.

Что касается меня, то я уже слишком стар, чтобы смотреть на бутылку водки и видеть в ней нечто большее, чем безумие и хаос. Да, она может казаться безобиднее минералки, но не обманывайтесь: внутри стеклянной тары вас ждут Преступление, Наказание, Бесы и Идиот — все разом.

Автор статьи: Робин Эшенден (Robin Ashenden), основатель и бывший редактор журнала Central and Eastern European London Review. В настоящее время пишет роман о Солженицыне, хрущевской оттепели и Венгерском восстании 1956 года.