Давай их напугаем!

Знающие люди говорят — сегодня буржуйский праздник Хэллоуин, нужно постить чего-нибудь пострашнее, чтоб пробрало до костей.

Хотел своих фотографий запостить, да потом решил — ну что я, зверь какой?.. Пусть лучше рассказ будет страшный.

Вот он, пожалуйте.

Рассказу, между прочим, лет 18, если не больше, скоро в армию загребут.

Сколько я знаю Джимми, он всегда был такой шебутной. То прибежит ночью и зовёт меня: пойдём, мол, в соседнюю деревню, людей пугать, а то (и втемяшится же такое в голову!) соберется на пруд, русалок смотреть. Я ему сто раз говорил: ну что тебе не сидится, совсем черепушка прогнила? Но нет, все неймётся старому балбесу. Уж давно ему за сто, а все как дитя, ей богу.

Вот и нынче, только солнце село, а он уж тут как тут, стучится: идем на рыбалку, дескать. Я, конечно, отругал его хорошенько, но он ноль эмоций — стоит, зубы скалит, словно и не слышал ничего. Вижу, ругань его не пронимает, и говорю:

— Где ж мы удочки возьмем? Удочек-то у нас и нету!

Тут он наклоняется и поднимает с земли пару спиннингов
 
— Вот, — говорит, — удочки. Кто-то на берегу потерял, а я подобрал.

Как же! Пусть Джимми это своей бабушке расскажет, она у него такие сказки слушать любительница. А я-то хорошо знаю, где он их «подобрал»! Опять перепугал какого-нибудь рыбака со своей дурацкой выдумкой — приглядит, кто вечером рыбачит у реки, напялит на себя простыню, да как выпрыгнет из кустов, как заорет дурниной! Ясное дело, тут любой рыбак — ноги в руки, и домой, а уж за удочками раньше третьих петухов и не жди. Ну а Джимми рыбачит в своё удовольствие.

Поругал я его ещё минут пять, да что толку? Сна уже ни в одном глазу. И мы потопали к реке со спиннингами в руках. У нас там и тропиночка протоптана, к нашему любимому месту у излучины. Однако что-то мне было не по себе. Нутром чувствую, что-то не так сегодня, а что — не пойму.

И ведь не обмануло предчувствие! Еще не доходя до берега, зарево увидели, а как подошли ближе — батюшки святы! Пылает на берегу здоровущий костёр, а вокруг него какая-то нечисть так и пляшет. То есть, это сперва я подумал, что нечисть, а потом до меня дошло, что деревенская молодёжь пикничок устроила, да не как-нибудь, а с маскарадом. А уж разрядились — где только фантазия берётся! И ведьмами, и пиратами, и чертями-лешими... Даже русалка одна была — почти как настоящая.

Тут меня Джимми локтем пихает в бок:

— Давай, — говорит, — тоже пойдем потанцуем?

И прямо к костру рванул.

Я его, ясное дело, хватаю за шкирку и тащу назад.

— С ума, что ли, сошёл, — говорю. — Перепугаешь их всех!

Тут он и вовсе сбрендил. Вижу, рожа расплылась от радости.

— А что, это идея! Давай их напугаем! А то нынче молодежь наглая пошла, никакого, понимаешь, уважения к старшим нет. А? У меня и простыни при себе имеются.

Я только на землю плюнул.

— И когда ж ты, — говорю, — Джимми, остепенишься! Ведь тебе в твои-то годы сидеть бы спокойно я не рыпаться, пока тебе все кости не переломали...

Да только впустую я это говорил — он уж на себя простыню напялил, и как был, со спиннингом в руках, к костру всыпал. Ну, думаю пропал Джимми!

Поразмыслил я минутку, да тоже накинул простыню на голову, нашёл дырки для глаз (у Джимми все простыни — с дырками для глаз), и следом за Джимми побежал. В последний момент его нагнал. Он уже намылился из-за кустов выпрыгнуть, и даже рот уже раскрыл, чтобы завыть что-нибудь этакое своим визгливым фальцетом. Я его по спине похлопал — давай, мол, грянем вместе, хором.

И грянули!.. Вы бы это видели, эффект неподражаемый. Я рычу хриплым басом, Джимми подвывает, оба в развевающихся белых саванах... Ну, сравнительно, конечно, белых — когда это у Джимми было чистое бельё?.. Все эти ведьмочки и чертенята так и сиганули с визгом в разные стороны.

Однако ж через какую-то минуту ребята стали приходить в себя, и хотя Джимми все еще продолжал размахивать в воздухе руками и завывать, я смотрю — никто уже нас не боится. Ей-богу, обидно стало до глубины души! Стараешься, стараешься, а тут к тебе никакого уважения. Куда там! Обступили кругом, посмеиваются, глядя на Джимми. Я его локтем пихнул — дескать, заткнись, балбес! Но он, видно, уже и сам понял, что впустую усердствует, и свои пассы прекратил.

Тут один из ряженых спрашивает:

— Вы кто еще такие, черт вас дери? — а сам кулаками поигрывает. Здоровый такой парень, что твой бык-производитель, только без рогов.

Вижу, пора брать Джимми за шкирку да уводить подальше от греха. Да только не успел я подумать об этом, как Джимми уже раскрыл свою пасть.

— Я, — говорит, — Джимми Красавчик, а это Тощий Гарри.

Зря, конечно, ляпнул — особой популярностью ни он, ни я в деревне не пользовались. Я его за локоть схватил, шиплю ему в ухо:

— Совсем сбрендил, старый дурак! Давай-ка уносить ноги!

Но парень только рассмеялся, а за ним и остальные.

— Ну да, — говорит. — Я так и подумал, что Джимми Красавчик. Ладно уж, добро пожаловать на вечеринку.

И опять к костру направился. Остальные тоже помахали нам, кто-то даже Джимми по спине хлопнул, и снова все танцевать пошли.

Я на Джимми взглянул — стоит понурый, словно в воду опущенный

— Это что же творится-то, — говорит. — Ни уважения тебе, ни страха. Что дальше-то будет? Вот то ли дело было лет десять назад...

Я его по плечу потрепал.

— Ладно тебе, — говорю. — Чего расстраиваться, какие твои годы! Доживешь ещё до лучших времен. Давай лучше найдем свои удочки и пойдем куда-нибудь посидим, порыбачим тихонько.

Но этот упрямец, видно, решил дело до конца довести.

— Вот уж черта с два! — говорит. — Чтобы я бросил начатое?.. Сказал, что напугаю — и уж я напугаю, будь уверен. Пойдем-ка тоже в круг, со всеми.

Поправил на себе простыню и поперся к костру.

Лет сорок-пятьдесят назад мне такие ночные танцы ещё пришлись бы по вкусу. Но что делать такому хрычу, как я, в компании подростков?.. Однако оставлять Джимми одного я не решился — накуролесит чего-нибудь, кто потом за него вступится? Пришлось и мне присоединиться к танцующим. Поплясал этак минут десять, чувствую — кости ломит, а Джимми хоть бы хны — костями гремит, но скачет, словно козёл.

Подобрался я к нему, шепчу:

— Сматываться надо, я так долго не протяну.

Он кивнул и говорит:

— Ладно, сейчас я их пугну разок, и уж тогда со спокойной душой домой пойдём.

И надо ж такому случиться — только этот дурень набрал воздуха в легкие, чтобы взвыть пострашнее, как что-то ему под ноги попалось, и он со всего размаху шлёпнулся на землю, и в своей простыне запутался. Лежит, барахтается, ругается на чем свет стоит, а вокруг молодёжь покатывайся со смеху — ну, думаю, дружище Джимми, напугал ты их! И тоже с руганью начал его из тряпья выпутывать.

Ох, зря я это сделал! Знал же самого начала, что вся эта затея ни к чему хорошему не приведёт.

Только Джимми свою башку из-под простыни высунул, как все разом стихли — прямо вам скажу, гробовая тишина настала. Только тот здоровяк вдруг как заорёт:

— Это Красавчик Джимми! — и пулей в лес.

И вся толпа рванула за ним следом, только пятки засверкали. Хотел было и Джимми за ними побежать, но снова в пелёнках запутался и упал.

— Да брось ты, — говорю ему. — Пусть бегут, а мы пойдём-ка спать, а то уж и петухи скоро.

Он вздохнул горестно, посидел, подумал, а потом глянул на меня — рожа довольная, как у сытого кота, глаза блестят, зубы скалит.

— Видал, как всыпали? — говорит. — Меня испугались! Есть еще порох в пороховницах, есть!

Я чуть не плюнул в сердцах.

— Эх ты, — говорю, — балбес! Было б там, чего бояться. Давно уж из тебя песок сыплется, а ты все глупостями занимаешься, ровно младенец!

Выпутал его из простыни, и потащились мы домой.

Джимми всю дорогу философствовал: мол, порой уж расстараешься, и простыню напялишь, и свечку в руку возьмешь, чтоб, значит, страшнее было — и не боятся, а порой... Тьфу ты!

— Ну что у меня, — говорит, — такая уж рожа страшная, что ли?

Я на него оглянулся и не смог не согласиться. И верно, ничего страшного. Ну, разве что глаза ровно угли горят, да кожа кое-где с черепа слезла. А так — очень даже ничего старикан сохранился.

Одним словом — мертвец как мертвец.

Чего нас бояться-то?...


(с)Алексей Березин