Правда и вымысел про замечательных людей

Четыре биографии: одна вымышленная, две, с ощутимым авторским началом, посвящены реальным персонам, еще одна — надиктованные, не совсем обычные мемуары. И все претендуют на маленький портрет эпохи.

Алексей Варламов. «Шукшин»

«Какие у меня книжки есть по всякой по истории, Вася! Что мы делаем? Мы совсем не то делаем», — писал Шукшин Василию Белову из психиатрической клиники, где лечился от алкоголизма. Именно тогда в нем укрепилась мысль создать роман о Степане Разине — личности, близкой ему по духу. Он тоже был бунтарем и искал правду на земле. Но в данном жизне-описании иные акценты. Про то, что был отнюдь не бесхитростным, про то, как сумел из народной гущи пробиться в столичную элиту. Скрывал, что отца расстреляли по подлогу, постоянно «шифровался» и даже сейчас, когда Алексей Варламов пробовал разгадать его суть, не хотел идти ему навстречу. Одно из самых ярких авторских заявлений: «Шукшин — это наша ВДНХ». Чисто советский феномен — где-то в Голливуде столь бешеный успех провинциала из алтайской глубинки вряд ли возможен. К славе он стремился с отчаянностью «идущего на нерест лосося», невероятно точно продумывая стратегию. Основной же варламовский посыл: «Шукшин — это русский Гамлет». Очень спорное утверждение.

Георгий Костаки. «Коллекционер»

Георгий Дионисович Костаки (он же дядя Жора, он же Дионисыч или «сумасшедший грек») — собиратель русского авангарда и советского неофициального искусства. Его заметки, подкрепленные письмами, дневниками и комментариями знакомых, собраны Василием Ракитиным. Монологи Костаки (в виде заготовок для лекций на Западе) записывались на магнитофон в московской квартире. Устав говорить, он начинал петь под гитару, и тональность русского романса ощутима в книге. Будучи российским гражданином, Костаки работал в трех посольствах (возил канадского посла, был завхозом в греческом и пресс-атташе в американском) и раскрывает дипмашинерию. Есть и признание, как, решив эмигрировать, добивался вывоза своей коллекции: «В КГБ уж очень были злы на меня и всячески старались поймать на чем-то, чтобы потом Андропову доложить: «Мы же говорили, что Костаки — жулик». А он, Юрий Владимирович, был не жулик, а великий коллекционер!

Игорь Синицын. «Андропов вблизи»

Имя чекиста, на 15 месяцев ставшего генсеком и возглавившего СССР, столь притягательно и столь закрыто, что у автора был шанс если не оглушить, то хотя бы удивить нас. Увы! Перед нами осторожные мемуары журналиста АПН с подковерными интригами и деталями жизни высшей номенклатуры. В течение 6 лет ему, сыну генерал-майора внешней разведки, повезло близко наблюдать Андропова в качестве помощника по вопросам Политбюро. Но особыми откровениями автор делиться не спешит. Пишет о времени, о себе, о том, что не позволило Андропову реализовать выбранный им курс к «настоящему социализму». Рассказывает про андроповское бессребреничество, про борьбу с коррупцией и пьянством. Есть запахи эпохи, коридоров спецслужб и властных кабинетов. Но почему-то хотелось большего.

Джон Берджер. «Дж.»

Яркий роман о плотской любви, завоевавший в 1972 году Букеровскую премию и наконец-то переведенный на русский, интересен прежде всего фигурой автора. Это 88-летний британский философ, поэт, художник, известный своими марксистскими взглядами и критикой современного мироустройства. Его культурологические эссе выходили в России и стали интеллектуальными хитами. Роман издан в серии «Книги, изменившие мир», где Берджер по праву соседствует с Ремарком и Хемингуэем. Главный герой — богатый молодой повеса, занятый исключительно соблазнением женщин. «Дж.» не просто сокращенное имя Джованни, а отсылка к Джакомо Казанове и Дон Жуану. Много эротических сцен, еще больше исторических — от восстания Гарибальди до Первой мировой... Берджер писал бульварный роман, а получилась великолепная проза.