10-летняя война за Дунаем. С бала на корабль

Утром начала апреля молодой граф Румянцев вернулся в армию – в самую слякоть. Отец поинтересовался делами дома и получил десятка три лимонов – гостинец – и письмо от матери. Президент Малороссии расцеловал сына, задал ему несколько обычных для такой ситуации вопросов и со сдержанным нетерпением принялся за письмо. В последнее время кроме жены, находившейся при дворе, он не имел другого вестника всех важных новостей. Необходимо было оправдать свои предчувствия.

В письме жены было много такого, чего Румянцев не знал, но что следовало знать обязательно. За чтением он представлял: вот, сидит, сгорбившись жена, и, пугливо озираясь, под час замирая в задумчивости, поправляя оплывающую свечу (после 1-го огарка) спешно скрипит пером по бумаге.

Неизвестно, как называла она Петра дома, но в письмах Румянцев всегда величался батюшкой. Многого он не знал бы, если не приезд Михаила Петровича, что изменилось со времен прибытия Григория Александровича Потемкина.

Обсуждался не столько он сам, сколько крутой поворот дел во дворе: «В публике содержана благопристойность, так что отмены никакой нету, а больше все старых менажируют, подполковничество гвардии с чьих еще ног не срезало?» Мнения едины. Многие очень смущены, предчувствуют свои отъезды по имениям. Пусть едут, коли недовольны были медалью, что ему государыня послала. Она считала, что теперь кого только и нужно будет сместить Потемкину, так это 5 братьев Орловых, иначе снова им стать великими людьми: Румянцева очень интересовало, чем закончится эта закулисная баталия; великий князь, как приехал из армии, Потемкина не жаловал, не разговаривал даже с ним. «Не с мудростью это будет и вперед сделается, — прямо заявляла Румянцева. — Я с сыном на такой ноге нонеча, что никогда прежде не бывало, и он может ко мне идти, когда хочет, и сам обо всем со мною договариваться. И графа Панина мне состояние нравится все лучше».

Вспомнили, каким он был деловым раньше, а сейчас, когда такие перемены при дворе происходили, даже почти не выезжал никуда, хотя, что он думает по сему поводу, по его виду сказать невозможно. Григорий Александрович с Елагиным решили с ним не ссориться, и последний даже часто ездит советоваться с ним. Граф Панин намедни мне сказал, что Григорий Александрович будто бы тебе служит и очень много мнение государыни о тебе переменил.

В итоге она советовала батюшке связаться с Григорием Александровичем. Можешь писать ему о своих делах, изъясняться, он, как быв в армии, все знает, переговорить с государыней наедине может. Ведь, по сути, никто сейчас не помышляет о мире, пусть и султан новый.

В столице, было, поговорили о нем, да и все как-то быстро стихло. Говорили, что еще раз конференцию соберут, только теперь он уже возглавит комиссию. Панин уже 4 заседания по этому поводу устраивал. Никита Лукьянов составил новые кондиции, по которым мы делали больше уступок туркам, и просил всех подписаться под ними.

По мнению князя Орлова можно спокойно заключить мир и на прежних условиях. По-видимому, она и сама и настаивала на скором мире, пусть и путем уступок. Только сначала из уст князя должно вылететь согласие. Да только эта взлетная дорожка всегда блокируется им. Неизвестно, был бы учинен в ближайшее время севастопольский флот, пойди наперекор мнению великого князя государыня, но и у него сторонников было хоть отбавляй. Не знал батюшка, что словно морские волны все и вся там переменчивы, так как не жил там. Думаешь, что какой-нибудь генерал друг тебе верный, «уста лобызаешь», в дружбе заверяет, а сам втихомолку против тебя зло чинит.

Ничего, после благополучного окончания войны все улучшится. Решили, что, если мир будет, с этим известием прислать Мишу. Ничего так не хотелось, как видеть, что полетят знаки отличия на его аксельбанты. И это был последний штрих длинного и несколько сумбурного письма. Румянцев, однако, справился с ним до конца, без передышки. Закончив, генерал заговорил с сыном. Спросил о словах матушки без учета того, что написала. Нет, начальник на словах ничего не получил.

После чего стали говорить о Петербурге. Последовал быстрый ответ молодого графа, что он не очень ему понравился. Мобилизация его привлекала больше. Дальше было наведение справок о словах матушки про хорошее отношение к нему Потемкина. Вот уж кого не интересовала никакая мобилизация, кроме мобилизации сил для поездок к ним и Прасковье Александровне. Вот уж кого возвращение в столицу очень порадовало. Сейчас в нем происходило восстановление чувства, будто он в чем-то обманул его. Произошла приостановка ходящего доселе из угла в угол Румянцева. Закрытие чести Потемкина. Впрочем, может быть, так проходило полное очищение армии от ненужных людей. Возможно, произойдет восстановление дельного внутреннего военного совета, ибо теперь рядом с государыней находился человек, знающий о состоянии армии, и не будет больше тех дурацких советов, с которыми носились прежние диванные герои. Ну а прекращение этих невеселых дум состоялось с его поздравления сына с учинением ему должности майора гвардии.

В его глазах светилась радость за него. Да и глаза молодого графа вспыхнули, когда начался его рассказ о чествовании в знак этого события в армии. Он стоял там и думал об отце. Крючков за него его чествовал. Нет большей радости. Но и это радостное воспоминание, как все в нашей жизни, заканчилось…

Где-то далеко, в Петербурге, мерились силами Орлов и Потемкин, а здесь, в армии, совершенно иные заботы, которые вот-вот должны были начать решаться на военном совете…