Разноголосый монолог

Наталья Рубанова. Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин. Беседы и прочтения, эссе, статьи. – СПб.: Лимбус-пресс, 2023. – 518 с. – 1000 экз.

Наталья Рубанова – один из наиболее легкокрылых (в хорошем смысле) русских авторов и одновременно самых сложных. Нелинейная организованность её художественных текстов, как правило, оттеняется щедрой звуковой оркестровкой, прихотливостью фонетики; стиль для писательницы совсем не пустой звук, и выверенная до мелочей дисгармония – первейшая примета его.

Сейчас же время весомое, грубое, зримое, способное подрубить пропеллер всякому Карлсону: к земле, земляне, к земле. Оттого симптоматично, что у Рубановой в 2023 году выходит не художественная проза, но сборник эссе, статей, интервью и прочего – и в случае с этим автором подобный жест отчасти сравним с переходом от «поэзьи вдохновенной» к «презренной прозе».

Если сборник нонфикшена носит музыкально-литературное название «Русский диссонанс», отражающее её художественные принципы, – означает ли это, что писательница перенесла свои стиль и художественные принципы и в нонфикшен? И не противоречит ли это самой природе нехудожественного текста?

Да, таковой перенос во многом наличествует. Но не механический. Всё несколько сложнее.

Итак, книга «Русский диссонанс» вполне оправдывает своё название. И дело здесь не только в уже упомянутом жанровом «разноштилье», хотя сборник действительно включает в себя многое – от травелогов до рецензий. И не только в том, что тексты друг с другом в единый поток не сливаются, образуя, натурально, диссонанс, а не какофонию. Важно и другое: играет-пишет-аранжирует по-разному здесь сам автор, собирая из вороха малых текстов нечто единое и при этом сложное. Наиболее наглядно подобный подход проявляется в первой части книги, где Наталья Рубанова выступает в роли интервьюера.

Во-первых, велик временной размах: дистанция от интервью с Ириной Печерниковой до разговора о «Парижских мальчиках в сталинской Москве» Сергея Белякова – пятнадцать лет. Иных собеседников Рубановой, увы, уже нет с нами, и тогда после интервью идёт некролог. А иные – далече, совсем далече.

А во-вторых, всякий раз сознательно меняется и «лирический герой» интервью. Триада искусств, интересных Рубановой в первую очередь, такова: театр, музыка и литература. В разговорах с людьми театра она выступает в роли заинтересованного, но сдержанного ценителя драматургии, хотя в её репликах порой сквозит некая тревога за судьбу современной российской сцены. А собеседникам из мира музыки (Веронике Долиной, Елене Камбуровой или Полине Осетинской) Рубанова подыгрывает незаметно, но профессионально и со знанием дела. Так в ансамбле работает ритм-секция – его незаметная, но важная часть.

Самое интересное происходит, когда Наталья Рубанова беседует с литераторами. Интервьюер пышет энергией, провоцируя собеседников на эмоциональную реакцию. Приём не самый распространённый, но он работает: люди раскрываются, и интервью становятся небанальными. Великий и неистовый Виктор Топоров закусывает удила и атакует в ответ. Людмила Улицкая из благодушной превращается в железную, а Денис Драгунский становится игриво-саркастичным. Те же из писателей, кто находится с Рубановой на одной волне (Андрей Бычков, Алина Витухновская), принимают правила игры, и интервью превращается в рассудительный диалог.

Что ещё? В книге много от новых французов и очень много – Уэльбека и от Уэльбека.

Во второй части «Русского диссонанса», во многом состоящей из эссе, зарисовок и травелогов, Рубанова совсем классическая – если это определение вообще применимо по отношению к её творчеству. Это её Санкт-Петербург, Венеция, Индия, даже пандемия (это тоже травелог, но внутренний) – далее везде.

Есть в книге и рецензии. Часто они строятся так: Рубанова находит неожиданный образ, аналогию, махочку-чёрточку – и из этого вырастает неожиданная трактовка той или иной книги. Так, «Елтышевых» Романа Сенчина она сопоставляет с «Догвиллем» фон Триера – аналогия сколь неочевидная, столь и оригинальная.

Последняя часть книги – смешанно-автобиографическая. Обратные интервью здесь работают как манифесты, знакомят читателя с творческими принципами автора и его эстетической позицией. Завершают же книгу импрессионистские заметки на полях собственной будущей биографии, напоминающие по структуре «Я сам» Маяковского.

Про книги схожего жанра зачастую говорят: энциклопедия творческой жизни за такой-то период. Но «Русский диссонанс», скорее, – авторское либретто. Либретто к нашей общей «жизни в искусстве» за последние пятнадцать лет. И одновременно, простите за оксюморон, разноголосый монолог о времени и о себе.

Иван Родионов