Папа

Едут папа - здоровый такой, по жизни крепкий и серьезный мужик. Шея такая красная, мускулистая. Плечи приятные. Настоящие такие плечищи. Крестик виден из-под расстегнутого воротничка отглаженной рубашки. Чисто выбрит. Пахнет одеколоном. Мужик, короче. И сын. Лет восьми, может меньше, кстати. Хрупкая веточка. Буратино весь из себя - смешной, гибкий, неусидчивый. Футболка из шортиков выбилась, на пузе пузырится. Кудри льняные - не мальчиковые, длинные.
Это мама так хочет, это видно. Папу эти кудри бесят - тоже видно.
Но хороший мальчишка. Добрый такой. В маршрутку заскочил, папке место занял, посидел, вскочил, папку на место усадил, сам рядышком шлёпнулся, прильнул к отцовскому локтю, снова вскочил.
Отца это все раздражает. Эта вся мерзкая "бабская" суета. И кудри...
- Сядь! Не дергайся! Не пищи... Чо пищишь? Чо ты всё пищишь?
Ну да. Голосёнок у мальчонки такой тонкий, срывающийся. Отец не такого, конечно, хотел. Хотел, чтобы был сын, как сын. Плечистый, коренастый, увесистый в движениях и поступках. А это что? Фигня какая-то вихлявая на тонких ножках. Стыдно за такого перед людьми.
Но уж как вышло.
А на остановке мороженое. Жара.
Мальчишка, по-детски, наивно:
- Пааа. Я есть хочу. - сам смотрит во все глаза на мороженщицу. Надеется, что отец допетрит. Где там...
- Дома надо было есть! Чего не поел-то дома? Терпи теперь! - сказал-отрезал. - Сядь и не вертись! Людям мешаешь.
У "буратино" глазёнки погасли, вот-вот заплачет, но знает - нельзя. При отце - нельзя. Была бы мать - разревелся бы, выцыганил бы мороженко. Да она сама бы догадалась. Мать ведь. А тут... Эх. Придётся терпеть. Отворачивается к окну и даже не всхлипывает. Просто смотрит в пустоту и в своё детское невыносимое горе.
Я сижу напротив. По-бабски жалко мальчишечку ужасно. Но батю тоже понимаю, чо. Воспитывает мужика, а не тряпку. Козёл, конечно... Но понять можно.
- Эй, шеф... - грубо орёт мужик водителю. Неожиданно. Мы с буратинкой даже вздрагиваем. - Три минуты погодишь еще?
- Ага. - отвечает шофёр с ленцой. Пассажиров нет. Жара. - Даже пять погожу.
Мужик встаёт. Расправляет медленно плечи. Потягивается. Зевает.
- Эй. Тебе на палочке или в стаканчике?
Буратино даже сперва не понимает, о чем речь. Ресничками девачковыми своими хлопает. Когда понимает, подпрыгивает на месте от волнения и выдыхает еле-еле:
- В стаканчике. В стаканчике...
- Сядь уже на место. Не пищи. Что ты всё пищишь? Сейчас вернусь.
Потом едем до Капотни. "Буратино" жуёт пломбир - весь, само собой, обляпался. Мордашка чумазая. Пальцы липкие. На лице счастья вагон. Отец равнодушно смотрит в сторону. Не такого сына он хотел. Не такого.
Но любит мелкого - сил нет никаких...