Я колдунья

Лариса Тараканова

* * *

Нам вечность отпущена на два часа…

Я слышу далёких друзей голоса.

Мне холодно, жутко и странно.

И, стены раздвинув, плывёт из угла,

Искрясь и мерцая, к подножью стола

Прозрачная зыбь Океана.

Исчезнут заботы. Рассеется тьма.

Откроется высь мирового ума,

Забытые шири и дали.

И образ, что прежде маячил едва,

Найдёт и упрочит живые слова,

Чтоб заново жгли и сияли.

Русский

Кто во мгле библиотек

Книжку тощую мусолит –

Это русский человек

Спорить с Гегелем изволит.

Кто толчётся у пивной,

Трояки в кармане шаря, –

Наш пропоица родной,

Обличитель государя.

Этот строит. Тот язвит.

Третий в космосе летает.

И у всех несчастный вид.

И чего им не хватает?

Есть поля и сотни рек,

В недрах золото клокочет.

Царствуй, русский человек!

Нет, не царствует. Не хочет.

Он с пришельцем говорит.

И, светясь натурой всею,

Или космос материт,

Или плачет за Рассею.

Иль в сарае где-нибудь

С маху выдумает штуку –

Чтобы вдруг перевернуть

Всем известную науку.

А потом сидит весь век,

Хохоча, рыдая, ноя, –

Страшно русский человек.

И не что-нибудь иное.

Речной трамвай

Девочка в синей матроске.

Всё неспроста, неспроста.

Ветер взъерошил причёски

Женщин, глядящих с моста.

Что они там увидали,

Что приковало их взгляд?

Синие-синие дали.

Мая цветущий наряд.

Слева и справа столица,

В небе спираль «ястребка»,

Чистые светлые лица.

Женщины. Мост. Облака.

Движутся гулкие арки.

Музыки ширится звон

То репродукторы в парке,

То из дверей патефон.

Ты эти песни слыхала

И, говоря «подрасту»,

Ела пломбир и махала

Всем, кто стоял на мосту.

Людмила

Людмила скинула халат

И босиком идёт к запруде…

В деревне тьма, крестьяне спят.

Никто не думает о чуде.

Людмила трогает ногой

Парную ласковую воду.

Луна цыганскою серьгой

Горит, скользя по небосводу.

Каких причуд на поводу

Простая, светлая рассудком,

Людмила плавает в пруду,

Мешая лилиям и уткам?

Не страшно женщине одной

Дышать и плыть меж берегами,

Блистая мокрою спиной,

Сверкая ровными ногами!

Страшнее – вовсе никогда

Не знать свободного паренья

В тисках всеобщего труда,

Во мгле всеобщего боренья.

Главная ракета

Это было в прошлом веке,

Где водились чудеса.

Вспять уплыли наши реки.

Молча сгинули леса…

Это вы в холодном зале

Что-то пели о любви?

Вам, конечно, приказали,

Вас к берёзе привязали,

Вас пытали на крови,

По щекам цепями били?

Целились из-за угла?

Нет, мы Родину любили.

С нами Родина была.

До сих пор в Сибири где-то

Отдыхает меж болот

Наша главная ракета.

Наша сила и оплот.

Если что – она взовьётся

И умчится навсегда

В мир, где весело живётся

Средь покоя и труда,

Где не злобствуют народы

И работают с утра

Поезда и пароходы

И на пашнях трактора.

Где широкие дороги

И высокие мосты,

И не чувствуют тревоги

Пограничные посты.

…Но укрыты к ней подходы,

Зашифрованы пути,

Чтоб соседние народы

Не смогли её найти.

А когда и нас не станет,

Враг заявится, спеша,

Пусть попробует, достанет.

Не достанет. Ни шиша.

* * *

Я колдунья. Ступай стороной.

Ты не знаешь, что это такое:

Не сулит тебе встреча со мной

Ни добра, ни покоя.

Для такого, как ты, молодца

Не орлица нужна, а овца.

Чтоб смиренна была, чтоб ни шагу

От родного крыльца.

На мою не любуйся красу.

Я за пазухой бурю несу.

А друзья мои – тени да звуки

В сокровенном лесу.

Обоймёшь меня левой рукой –

Обретёшь благодать и покой.

А к холодному сердцу прижмёшь –

Поцелуешься с чёрной клюкой.

Я тебя образумлю, постой.

Ты карманы набьёшь пустотой.

Ты сватов отошлёшь к королеве –

Станешь суженым прачки простой.

Потому что у нас, колдунов,

Никаких матерьяльных основ.

Лишь бы мир оставался, как прежде,

Вечно ярок и нов.

* * *

Я так живу –

(Кто говорит, что глуп

Удел непрочный женщины-поэта?)

Одной рукой перебирая лета,

Другой рукой помешивая суп.

Кто говорит, что лишь свободный ум

Поэзии возвышенной угоден?

Но от чего ум должен быть свободен

И гулок, как опустошённый трюм?

Я с молнией, застрявшей в волосах,

Возросшая из медленного быта,

Одной рукою шарю в небесах,

Другой держусь за мыльное корыто.

Мы

Как душный плен, как зыбкую сорочку

В заветный час, измучившись сполна,

Мы не умрём – но сменим оболочку

И обретём иные имена.

Ты станешь Луг, а я над лугом Тучка.

Печальный миг промчится стороной,

И наша в жизни краткая отлучка

Не оскорбит гармонии земной.

Меня притянет к солнечному лугу,

И, ожиданьям всем наперекор,

Так горячо мы вновь прильнём друг к другу,

Как никогда не льнули до сих пор.

* * *

Стреляться? Кидаться под поезд?

Дерзают герои. А я –

Как раньше, в ромашках по пояс

Мои оглашаю края.

Тут всё ещё прыгают белки,

И птицы поют по весне,

И всякие там переделки

Случаются только во сне.

Стране упразднённых советов,

Меняющей кожу и цвет,

Не надобно больше поэтов

Ближайшие семьдесят лет.

Ну, разве какой-то десяток,

А лучше и вовсе пяток

Слегка одряхлевших ребяток –

Пускай поглаголят чуток.

* * *

Отныне будет сладкий дым

Пронизывать эфир.

Кто хочет вечно молодым

Покинуть этот мир?

Я не хочу его бросать,

Хотя (по чьей вине?)

Мне больше нечего сказать

О здешней стороне.

Она не та, не та, не та!

Хотя кругом пиры.

Опять ютится нищета

Под спудом мишуры.

Чтоб где-то пили за столом,

Не смея отдыхать,

Должна работница кайлом

Без удержу махать.

И милосердная сестра,

И все вокруг должны

Следить, как ширится дыра

Изрезанной страны.

К МУЗЕ

Прощай, поэзия!

До скорого свиданья!

Прощайте, тучи, кручи, небеса!

Молчанию не нужно оправданья –

И блекнут, блекнут

наши голоса…

Прощай, поэзия созвездий

и былинок,

Воображенья сокровенный смысл.

Вы слышите,

разноголосит рынок –

Стихия снов и бесконечных числ.

Мелькая, словно сойки

в перелеске,

Мы вспомним,

уносясь в его жерло’,

Как в социалистическом отрезке

Нам было и не скучно, и светло.

* * *

Когда время уходит, и шепчутся листья сада,

И вечереет, и голоса за стеной,

Мне от тебя совсем ничего не надо.

Ты не торопишься, поговори со мной!

Когда одержимые птицы вновь собираются в стаи,

Разноголосой тучей кружатся над страной,

Милый, они уходят! Роща стоит пустая.

Мне ничего не нужно. Поговори со мной.

Низко просело небо: холодно и укромно.

С хрустом ломая ветки, втиснули ёлку в дом.

Всё, что недавно было значимо и огромно,

Загородилось снегом, позатянулось льдом.

Но когда время уходит и оплывают свечи,

И опаляет щёки звёздная мишура -

Птицы мои, до встречи!

Роща моя, до встречи!

Холодно и огромно: милая, мне пора –

Вызволи сердцевину, выверни оболочку,

Красное моё солнце, выгляни из-за туч:

Я тебе – моё слово,

Я тебе – мою строчку,

Я тебе – моё сердце.

Ты мне – приветный луч.

ЦЕРКОВЬ

Эта церковь видна издалёка

В стороне от большого села.

И к подножью её одиноко

Через поле дорога легла.

Ни туман её влажный не спрячет,

Ни прикроет соседний лесок,

Словно праздник навстречу маячит –

Так полёт её древний высок.

Облаков белоснежных белее,

Вот стоит она, ясная вся,

Никого на земле не жалея,

Никого ни о чём не прося.

Так Прекрасное, выйдя из мрака,

Устояв в вековечной борьбе,

Белокаменно, празднично, всяко

Существует само по себе.

Среди всех разноречий и мнений

Нас не может оно обмануть.

И чем меньше на нём наслоений,

Тем его удивительней суть.

Крещение

В эпоху бурных скоростей

На вираже и на излёте

Как странно делают детей

Созданья немощи и плоти.

Как будто бедствие прошло

На этих скомканных постелях

И невозвратно отцвело,

Навеки сгинуло в метелях.

Но вот – живое существо

Пищит, барахтается, плачет,

Не понимая, для чего

И что оно на свете значит.

Пока Господь, сама Судьба,

Сойдя небесными верстами,

Коснётся девственного лба

Благоуханными перстами.

И наделит его душой,

Определив пути и цели,

Такой неслыханно большой,

Которой не было доселе.