Цена войны
В школе мы, конечно, много изучали Великую Отечественную Войну и о блокаде Ленинграда. Цена той войны исчислялась миллионами погибших. Цифры... Цифры ужасали, но были, вместе с тем, сухими цифрами с множеством нулей. Они рассказывали о войне очень отстранено, скупо что ли... Были перечитаны рассказы о войне, тяжелые и трагичные. Много из них я пропустила сквозь себя, но чувствовалась какая-то недосказанность.
По-настоящему я услышала о цене той войны, когда стала общаться с одной женщиной, малолетней блокадницей. Она пережила ее 5-летней девочкой. Несмотря на малый возраст, она много помнила о ней. В основном то, что рассказывала ей мама, пытавшаяся выжить тогда в Ленинграде вместе с дочерью. О том, что как жене военного, приписанного к Ленинграду, ей положен был паек в городе, а они жили в Разливе. И уложив дочь спать, женщина пускалась в пеший путь (~34 км), чтобы попасть с раннего утра к раздаточному пункту. Пеший путь - это громко сказано. Из-за огромной слабости, он почти весь проходил на четвереньках. Мать обматывала колени тряпками и как собака ползла весь путь, падала, вставала и снова ползла, иногда плача и воя от бессилия. Всю ночь. Измотанная, она успевала к открытию пункта, ведь от этого зависела жизнь ее единственной дочери. Однажды, она простояла целый день, ожидая раздачи хлеба, а его так и не привезли. Вечером к измученной, ослабевшей женщине подошла другая женщина и предложила ей переночевать у нее, чтобы с утра опять ждать хлеба. Мать, конечно, согласилась. Ее положили спать на большой кровати в отдельной комнате. Было так холодно, что худенькая женщина скрючилась у изголовья кровати. Ночью в комнату вошел мужчина и с размаху всадил топор в середину кровати. В темноте он решил, что попал в жертву, пусть пока истечет кровью и вышел. В голове женщины билась мысль об оставленной малолетней дочери и престарелой бабушке, которые погибнут, если погибнет она. Только эта мысль спасла ее тогда от безумия и помогла выбраться из той квартиры живой и невредимой. Гораздо позже она поняла, что спаслась от каннибализма...
Слыша такие рассказы в довольно юном, еще не покрывшемся налетом цинизма, возрасте, я внутренне ужасалась и начинала понимать, что это и есть настоящая цена человеческому страданию, выживанию на краю гибели, огромному подвигу матери перед своим ребенком. Эти не придуманные, реалистичные в своем ужасе, истории, наконец то дорисовали для меня ту реальность войны. Передо мной предстала вся полная картина.
Такие материалы надо читать. Не для того, чтобы оскорбить память о тех людях, не для того, чтобы принизить их подвиг, а для того, чтобы пропустить это через себя, чтобы ощутить ту нечеловеческую боль, чтобы сострадать, чтобы знать цену войне, любой войне, чтобы всегда стремиться душой к миру. Чтобы не кривя душой перед самим собой, попытаться дать себе честный отчет о том, кем каждый из нас может стать, окажись мы в таких условиях, оказавшись на грани выживания. Кем мы тогда останемся: людьми или животными? Мы не сможем ответить наверняка даже себе, но задуматься об этом обязательно надо.
см. источник
По-настоящему я услышала о цене той войны, когда стала общаться с одной женщиной, малолетней блокадницей. Она пережила ее 5-летней девочкой. Несмотря на малый возраст, она много помнила о ней. В основном то, что рассказывала ей мама, пытавшаяся выжить тогда в Ленинграде вместе с дочерью. О том, что как жене военного, приписанного к Ленинграду, ей положен был паек в городе, а они жили в Разливе. И уложив дочь спать, женщина пускалась в пеший путь (~34 км), чтобы попасть с раннего утра к раздаточному пункту. Пеший путь - это громко сказано. Из-за огромной слабости, он почти весь проходил на четвереньках. Мать обматывала колени тряпками и как собака ползла весь путь, падала, вставала и снова ползла, иногда плача и воя от бессилия. Всю ночь. Измотанная, она успевала к открытию пункта, ведь от этого зависела жизнь ее единственной дочери. Однажды, она простояла целый день, ожидая раздачи хлеба, а его так и не привезли. Вечером к измученной, ослабевшей женщине подошла другая женщина и предложила ей переночевать у нее, чтобы с утра опять ждать хлеба. Мать, конечно, согласилась. Ее положили спать на большой кровати в отдельной комнате. Было так холодно, что худенькая женщина скрючилась у изголовья кровати. Ночью в комнату вошел мужчина и с размаху всадил топор в середину кровати. В темноте он решил, что попал в жертву, пусть пока истечет кровью и вышел. В голове женщины билась мысль об оставленной малолетней дочери и престарелой бабушке, которые погибнут, если погибнет она. Только эта мысль спасла ее тогда от безумия и помогла выбраться из той квартиры живой и невредимой. Гораздо позже она поняла, что спаслась от каннибализма...
Слыша такие рассказы в довольно юном, еще не покрывшемся налетом цинизма, возрасте, я внутренне ужасалась и начинала понимать, что это и есть настоящая цена человеческому страданию, выживанию на краю гибели, огромному подвигу матери перед своим ребенком. Эти не придуманные, реалистичные в своем ужасе, истории, наконец то дорисовали для меня ту реальность войны. Передо мной предстала вся полная картина.
Такие материалы надо читать. Не для того, чтобы оскорбить память о тех людях, не для того, чтобы принизить их подвиг, а для того, чтобы пропустить это через себя, чтобы ощутить ту нечеловеческую боль, чтобы сострадать, чтобы знать цену войне, любой войне, чтобы всегда стремиться душой к миру. Чтобы не кривя душой перед самим собой, попытаться дать себе честный отчет о том, кем каждый из нас может стать, окажись мы в таких условиях, оказавшись на грани выживания. Кем мы тогда останемся: людьми или животными? Мы не сможем ответить наверняка даже себе, но задуматься об этом обязательно надо.
см. источник