Книга Ильи Винницкого приблизила филологию к народу

АННА БЕРСЕНЕВА   Исследования, предпринятые в эссе, которые составляют эту книгу, хочется назвать расследованиями. Парадоксальность мышления позволила автору найти в русской культуре загадочные ситуации, на которые никто не обращал внимания, и препарировать их с дотошностью Шерлока Холмса - до разгадки, тоже, впрочем парадоксальной.  Появились же эти эссе вследствие того, что Илья Винницкий, по его словам, «давно хотел найти способ пройти между Сциллой привычного для меня жанра академической статьи с ее узкой специализацией, тяжеловесным научным аппаратом и серьезным и глубокомысленным тоном <…> и Харибдой беллетризированной импровизации на научную тему». Результат - «похожие на детективы маленькие новеллы» - получился искрометным даже в том случае, когда на размышления влияли  «легкий дождь, Оксфорд, библиотека, личные воспоминания, легкая меланхолия — посреди безумного и больного мира».  Диапазон же этих исследований очень широк. Новелла «Урок анатомии: Как царь Петр своих подданных от брезгливости не отучил» посвящена излюбленному исследователями жанру, который Илья Винницкий называет анекдотами о словах и поступках тиранов. Разговор об одном таком анекдоте, а точнее, о фальшивке, которая играет немалую роль в петровском мифе, приводит автора к аргументированному пониманию того, как Петр I относился к Западной Европе. Видел он в ней образец, или «западноевропейский мир имел для него лишь значение учителя, с которым расстаются по окончании выучки», был средством для достижения цели, а не самой целью? Винницкий уверен, что Петр I высказал свое отношение словами: «Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней должны повернуться задом».  Вообще, образ верховного правителя то и дело возникает в этих филологических штудиях. В новелле ««Злая пуля»: Почему Мандельштам назвал Сталина осетином с широкой грудью» это один из главных образов. А в новелле «Видение топора: Как Достоевский летал в космос» правитель появляется лишь в финале, однако финал абсолютно органичен для этого текста о том, как пророческий дар Достоевского подсказал ему идею искусственного спутника - топора на орбите.  «Высказываний на этот счет можно привести много, - пишет Иван Винницкий, - но мы ограничимся лишь одним из последних и наиболее категоричных: «Достоевский еще до Циолковского определил, с чего начнется наша космическая эра. И назвал то, что станет первым земным объектом в космосе, тем словом, которое потом все стали употреблять. Космонавтика была придумана чертом в разговоре с Иваном Карамазовым».  В финале же этой новеллы Винницкий вспоминает недавнюю историю: «Лет пять тому назад в газетах сообщалось, что президент России В. В. Путин посетил Международный авиакосмический салон в Жуковском, на котором маленькие любители авиатехники со всей страны во главе с пятилетним Тимофеем показали ему летающий на электродвигателе полутораметровый топор, который может пригодиться для выходов космонавтов в космос. Путин умилился и cпросил (quelle idee!): «А утюг можете?» <…> Как видим, русский топорик, запущенный «провидцем духа», все летит — дальше и дальше, «сам не зная зачем», и, косясь, как говорил другой русский писатель-пророк, смотрят на него в ужасе другие народы и государства...». Русская литература создает поистине необозримое пространство для филолога, который умеет и хочет увлечь читателя. В книге Ильи Винницкого - истории о том, как и зачем ругался Лев Толстой («бранные слова графа Толстого выполняют функцию духовно-стилистических скреп: они объединяют (сопрягают) в его творческом сознании господ и мужиков, солдат и офицеров, членов семейства и сослуживцев, взрослых и детей, автора, читателей и его переводчиков, брань и шутку, жизнь и смерть, язык и тело, войну и мир»), что означает таинственная надпись на могиле Паниковского, как кошка Шекспира превратилась в кобылу Буденного, что стоит за «суеверологией» Хармса и Введенского. Есть размышления о конце света, о литературных мистификациях, о русской непристойной поэзии…  Не многие могут себе представить, что филологическая наука может быть столь жгуче интересной. Книга Ильи Винницкого демонстрирует это более чем наглядно.