Присяга Матери
Мне довелось побывать в партизанском лесу. Подбили, спикировал, выкинуло, очнулся, вижу, обломки штурмовика догорают. Я недалеко от линии фронта «приземлился», поломанный, но вполне ходячий. Ну и похромал себе по осеннему лесу. Хромал, да хромал.
Осень выдалась дождливая и теплая, а потому пропитания «бери, не хочу». Ночами, конечно, холодновато было, особенно промокшему, но зато дождь смывал запах крови. Я хоть и ходячий тогда был, но не быстро ходячий. Раны, контузия, перелом руки, потеря крови… все это на энергичности сказывалось. Если какой зверь захотел бы мной пообедать, то у него это получилось бы. Так что дождь, как говорится, в помощь был.
Брел я себе по лесу да брел. Куда, зачем – сам не знал. Большую часть времени я без сознания был, потому никаких заслуг признавать не собираюсь. Без сознания – оно и есть без сознания, на «автопилоте» – какое уж тут мужество.
Помню редкие моменты осознанности, но все они относились к еде. Сколько времени я в таком полубреду провел – не знаю. Помню только себя в яме. Глубокая яма, кусок голубого неба над головой, трава и что-то твердое вокруг. Тупая боль в теле, как будто все мозжит и тепло. Так тепло и уютно, что хочется свернуться калачиком и уснуть. А свернуться не выходит, тело почему-то не слушается меня.
Очнулся я уж в землянке. Мне потом рассказали, что я в волчью яму угодил.
Выходили меня местные партизаны, а именно к ним я и попал. Повезло.
Когда стал немного шевелиться, то есть силы стали ко мне возвращаться, так на улицу выходил. Подолгу сидел перед землянкой, смотрел: сначала на зиму, потом на весну. А летом меня транспортом за линию фронта вывезли.
Я к чему все рассказываю? К тому, что для меня война – долг. Я присягнул защищать Родину и защищал. Воевал, можно сказать для себя, чтоб перед собой подонком не стать. А вот мужички из того партизанского отряда – они никому не присягали, но они таких ям нарыли по всему лесу, таких обманок понаставили, столько поездов взорвали. Почему? Я долго, очень долго не мог понять этого.
Война давно закончилась, я летал, пока мог, потом демобилизовался. К тому времени у меня уж семья большая была – как никак пятеро сыновей, восемь внуков. И старшего внучка в Афганистан отправили.
Вот вроде все как обычно, но… я наверно только тогда и понял, как все это не правильно: стрелять друг в друга. Но, раз раньше молчал, то… сегодня о чем орать? Внук в Афганистане, ст. сержант, воюет. Мы от него писем ждем, так как наверно никогда и ничего в жизни своей не ждали, даже его рождения. А он пишет: «Мама, недолго осталось пыль глотать. Скоро, совсем скоро в России будем».
«Матери пишет, сукин сын. Ни отцу, ни деду – матери. Какой из него мужик? – злюсь я, слушая то, о чем внук пишет снохе, и то, что та посчитает нужным озвучить. Злюсь, и вдруг в какой-то момент понимаю… вспоминаю… осознаю: «Осень, лес, сырость, мое неподвижное тело, ситцевое небо перед распахнутыми глазами и лицо мамы, что смотрит на меня сверху».
И, вот тут я не знаю, как сказать, но, в 1986-ом году, я 67-ти летний мужик вдруг понимаю, что присягал я только матери и никому больше. Что воевал я, только затем, чтоб ничто вражеское не могло коснуться моей матери: ни рука, ни хлеб, ни одежда.
Это сейчас я старый пень, а когда-то я крепкий мужик был, именно что мужик, троих любовниц имел, а не «дозрел» до понимания того, что любая присяга – это присяга матери. И какой бы не была мать, а сын присягу выполнит. Иначе он становится безродным.
А как дошло это до меня, то ничего кроме как свечки «во здравие» я и не мог делать. Внук, жив, здоров, о сю пору Родине служит, да только теперь мы все знаем, что Родина – это место, которым нас мать одарила.
Партизаны, что выходили меня, дремучие мужики пням молившиеся, а в лес ушли только затем, чтобы ничто чужеродное не коснулось их матерей, за то и кровь чужую проливали. И я тоже.
Разница между мной и ими в том, что они это всегда знали, а я понял годы спустя.
Записано в г. Пермь, 1995 г.
______________
Я публикую этот текст первый раз, хотя он и был записан мной очень и очень давно. Просто… мне думается, что предыдущая публикация, про мигрантов и демографию, именно благодаря этому короткому воспоминанию давно умершего фронтовика, станет завершенной.
И еще… Каждая женщина, каждый мужчина могут иметь много детей, но ребенок всегда имеет только одну мать, только одного отца.