Советско-германский пакт о ненападении: история с продолжением

Как заключенный последним в ряду ему подобных пакт Молотова — Риббентропа превратили в надуманный символ коварства СССР и Германии В конце минувшего лета без особого шума историки, прежде всего военные, отметили 76-ю годовщину подписания документа, во многом определившего не только конфигурацию политической карты Европы накануне Второй мировой войны, но и многие проблемы послевоенного мира. Речь идет о так называемом пакте Молотова — Риббентропа, официальное название которого — Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом. Мало какие исторические документы оказывают столь существенное влияние не только на современные им события, но и на международные отношения на протяжении последующих трех четвертей века. Пакт Молотова — Риббентропа оказывает. В том числе и потому, что никого из участников его подготовки и подписания не осталось в живых, а сама оценка этого соглашения давно превратилась из исторического вопроса в политический. Согласитесь, удивительный факт: заключенный более 75 лет назад пакт серьезнейшим образом влияет на современную политику! А все по большому счету лишь потому, что печально знаменитый пакт, как и события последних лет, определял прежде всего право России действовать в международной политике, исходя прежде всего из собственных интересов. И как это не нравилось «союзникам» СССР той поры, так это не нравится и нынешним «партнерам» России. Пять лет переговоров Чтобы понять, какой смысл имело подписание 23 августа 1939 года Договора о ненападении между Германией и Советским Союзом, нужно еще немного углубиться в прошлое — примерно до 1934 года. Именно тогда нацистское руководство Германии во главе с Адольфом Гитлером достаточно ясно дало понять всей Европе, что не намерено мириться с унизительными условиями Версальского мирного договора 1918 года, поставившего точку в Первой мировой войне. Франко-советская инициатива по формулированию и подписанию «Восточного пакта» — коллективного договора о безопасности и сотрудничестве в Европе — была торпедирована Германией. Но не в одиночку: вместе с Берлином идею такого договора похоронила и Варшава. В принципе, для Москвы в этом не было ничего неожиданного: не случайно же до середины 1930-х в качестве главного противника СССР на Западе рассматривалась именно Польша с ее крайне агрессивной внешней политикой и масштабной поддержкой со стороны Великобритании и Франции. К тому же, как только была отвергнута идея «Восточного пакта», Германии удалось заключить с Польшей двусторонний пакт о ненападении. Это был первый подобный документ в длинной череде таких же пактов, последним из которых стал именно советско-германский. Заметим: последним! Из чего со всей очевидностью следует, что до самого конца августа 1939 года именно Советский Союз находился в самом неопределенном состоянии и имел полное право ожидать от своих ближайших соседей, с которыми имелись непосредственные границы, любых, даже самых агрессивных действий. Германский посол Ганс-Адольф фон Мольтке, лидер Польши Юзеф Пилсудский, германский министр пропаганды Йозеф Геббельс и министр иностранных дел Польши Юзеф Бек (слева направо). 1934 год, после подписания польско-германского соглашения. Фото: Deutsches Bundesarchiv Но вернемся к общей ситуации в Европе. Как пишет крупный западногерманский исследователь истории предвоенной системы европейских пактов о ненападении Рольф Аман, «пакты о ненападении не решали в прошлом и не решают в настоящее время проблему обеспечения мира. Исторический анализ показывает, что большая часть пактов о ненападении нарушалась почти исключительно странами, по инициативе которых они заключались. Такие пакты приводили только к "моральному разоружению", создавали условия для ведения войны в ограниченных масштабах и осуществления косвенной агрессии». И, увы, это полностью справедливо и в отношении пакта Молотова — Риббентропа. Нужно только помнить, кто и по какой причине форсировал подписание этого документа. И, вопреки распространенной версии, это был вовсе не Советский Союз. Каким мог быть Польский фронт Действительно, советское руководство было заинтересовано в заключении подобного пакта с Германией. Европейская система коллективной безопасности к началу 1939 года практически перестала существовать. Гражданская война в Испании, аншлюс Австрии, оккупация Судетской области Чехословакии — все эти события однозначно свидетельствовали о том, что ведущие европейские державы, Англия и Франция, готовы простить Германии любые действия, если они не затрагивают непосредственно их интересы. А то, что наиболее агрессивные шаги Берлин предпринимал именно на востоке, лишь подтверждало существовавшие в Москве опасения, что Лондон и Париж заинтересованы в развитии германской экспансии именно в этом направлении. Примечательно и то, что в германо-польском договоре о ненападении, заключенном в 1934 году, не было ставшего позднее обязательным пункта о соблюдении нейтралитета при конфликтах одной из сторон с третьими странами. Иными словами, если бы Польша решилась атаковать Советский Союз, Германия вполне могла бы оказать ей военную помощь. И в Москве такую возможность рассматривали всерьез. К этому советское партийное и военное руководство подталкивала откровенно антисоветская риторика польской стороны. Именно на это, в частности, указал президент России Владимир Путин в мае 2015 года на совместной пресс-конференции с канцлером Германии Ангелой Меркель, коснувшись обстоятельств заключения пакта Молотова — Риббентропа. Но, как и 76 лет назад, на Западе не услышали этих слов, а сумели разобрать лишь намек на стремление Москвы пересмотреть «утвержденную» западными демократиями негативную оценку пакта как такового. А ведь даже в западноевропейской историографии не принято скрывать тот факт, что во второй половине 1930-х в Варшаве всерьез говорили об идее создания «третьей Европы» — Балтийского союза, конфедерации нейтральных стран от Балтики до Черного моря, в которой главную роль играла бы именно Польша. По своему замыслу эта коалиция должна была стать противовесом и англо-французскому влиянию, и усиливающемуся давлению стран Оси — прежде всего Германии и Италии. При этом в Варшаве вслух озвучивали идеи установления общей польско-венгерской границы и создания польско-румынского союза. И реализовать эти планы мешали только существующие территориальные конфликты Польши с Литвой и Чехией. Их решение стало возможно после того, как Германия аннексировала Австрию и вторглась в Чехословакию. Именно в этот момент Польша ввела свои войска в Тешинскую область, на которую она претендовала с 1920 года, и потребовала от Литвы исключить из конституции пункт о провозглашении Вильнюса столицей республики. Невыполнение последнего требования в Варшаве связывали с возможностью добиться своего военной силой, и только прямое политическое вмешательство СССР остановило польские войска, сосредоточенные на литовской границе. Получить больше — взять меньше Представим себе, что на нашей лестничной площадке живет сосед, который при каждой встрече требует от нас и других соседей поделиться с ним то деньгами, то продуктами, то коммунальными услугами, да еще и делает это в крайне агрессивной манере. Причем этому соседу-агрессору удалось привлечь на свою сторону другого соседа — отставного спецназовца, семья которого когда-то занимала три комнаты в коммунальной квартире, но после увольнения ютится в одной. И хотя спецназовец-отставник тоже не слишком стесняется в действиях и выражениях, он все-таки производит впечатление человека, который имеет влияние на соседа-агрессора и с которым можно договориться. Станем ли мы отказываться от хотя бы такого пусть не очень откровенного, но союзника, чтобы обезопасить себя от чужой агрессии? Ответ, думается, очевиден. Точно так же очевиден был для руководства СССР и смысл заключения пакта о ненападении с Германией. Если Москве удастся договориться с Берлином о совместной безопасности, и все это на фоне раз за разом срывающихся переговоров о совместной безопасности с Лондоном и Парижем, то Советский Союз получит так необходимое ему время для усиления своей армии — ведь в воздухе уже не просто пахнет войной, а откровенно воняет гарью. К тому же появляется возможность обезопасить себя от непредсказуемых действий со стороны участников несостоявшегося Балтийского союза, прежде всего Польши. Германия же была заинтересована в договоре о ненападении с СССР едва ли не больше самого Советского Союза. В Берлине прекрасно понимали, что выступить против него Москву может заставить только заключенный союз с Англией и Францией и их сателлитами. И как только в англо-советских переговорах наметился тупик, германская сторона резко активизировала свои усилия по оформлению и подписанию пакта о ненападении. Если СССР этот документ давал гарантию безопасности, то нацистскому рейху — возможность действовать на Западе, не опасаясь угрозы с Востока. Что, собственно, и доказала начавшаяся вскоре Вторая мировая война. Сталин и Риббентроп в КремлеСталин и Риббентроп в Кремле. Фото: Deutsches Bundesarchiv/wikipedia.org В этих условиях и был подписан пакт Молотова — Риббентропа. Много позднее, когда стало известно о существовании секретного протокола к этому пакту, именно он вызвал колоссальный скандал. Договоренность между СССР и Германией о разделе сфер влияния в предвоенной Европе называли сталинско-гитлеровским сговором и кровавым дележом, а то и похлеще — и никого ничуть не смущало то, что через шесть лет, в январе 1945-го, очень похожий документ подписали тот же Сталин, а также Рузвельт и Черчилль. Но разве, возражали обличители советско-германского пакта, можно сравнивать людоедский договор 1939 года с взвешенными пунктами Ялтинских договоренностей, которые к тому же подписывали державы-победители! А ведь тогда, в 1939 году, Советский Союз, обеспокоенный своей безопасностью, на бумаге получал гораздо больше, чем это произошло в реальности. Секретным протоколом было предусмотрено, что границей сфер интересов Германии и СССР в Прибалтике становится северная граница Литвы, которая при этом получает Вильнюс, на тот момент остававшийся польским. Через территорию Польши разграничение интересов проходило по рекам Нареву, Висле и Сану, а вопрос о независимости Польши, как говорилось в документе, мог «быть окончательно выяснен» позже, по согласию сторон. Кроме того, протокол фиксировал интерес СССР к Бессарабии, от претензий на которую отказывалась Германия. В действительности же после 1 сентября 1939 года, когда началась германская агрессия против Польши и вскоре брошенная на произвол судьбы своим правительством страна сдалась гораздо более сильному и организованному противнику, Советский Союз занял гораздо меньшую территорию, чем предусматривал секретный протокол. Советскими стали земли Западной Белоруссии и Западной Украины, вплоть до Буга, входившие в состав России до 1920 года — то есть до их оккупации Польшей. Советской стала и Бессарабия, тоже бывшая до 1920-х территорией России. То есть фактически Москва лишь вернула себе те земли, которые потеряла в хаосе Гражданской войны и интервенции. С точки же зрения собственно советско-германских отношений пакт мало что менял и полностью укладывался в традицию других подобных пактов. Он оговаривал, что стороны соглашения воздерживаются от нападения друг на друга и соблюдают нейтралитет в случае, если одна из них станет объектом военных действий третьей стороны, отказываются от участия в группировке держав, «прямо или косвенно направленной против другой стороны», и организуют взаимный обмен информацией о вопросах, затрагивающих интересы сторон. Союзники, забывшие о союзе О чем еще стоит помнить, поднимая вопрос, зачем Советский Союз подписал 23 августа 1939 года пакт о ненападении с Германией? О том, что подобные пакты, существенно осложнявшие положение СССР на европейской внешнеполитической арене, с другими странами, так или иначе связанными с противостоянием Москве, Берлин подписал еще раньше. Договор о ненападении с Литвой заключен 22 марта 1939 года (к нему также прилагалось соглашение о передаче Германии Мемельской области — земель вокруг современной Клайпеды), с Данией — 31 мая 1939 года, с Латвией и Эстонией — 7 июня 1939 года. Таким образом, Советский Союз, подчеркнем это еще раз, стал последним из партнеров Германии, который заключил с ней подобное соглашение. И это соглашение сыграло свою, несомненно, положительную роль в предвоенной советской истории. Остававшихся до 22 июня 1941 года полутора лет хватило на то, чтобы заложить основу перевооружения Красной армии, которое, пусть и с опозданием, ценой огромных потерь первоначального периода Великой Отечественной войны все-таки привело нашу страну к Победе. Объявление о нападении Германии на СССР. Фото: waronline.org И еще об одном стоит помнить всегда, когда речь заходит о политических соглашениях. Циничные западные политики давно сформулировали принцип, согласно которому в политических играх не бывает союзников, а есть лишь временные партнеры. Но, как и всегда, пользоваться этим подходом западные демократии разрешают только себе и своим сателлитам. Когда же кто-то другой, не менее сильный, но менее беспринципный, берется за рукоять того же оружия, разражаются крики о секретных сговорах, попрании прав человека и кровожадных амбициях. Даже если стране, которая была вынуждена заключить не самое чистоплотное внешнеполитическое соглашение, приходится заплатить за вероломство вынудившего ее к этому партнера колоссальную цену — десятки миллионов жизней своих граждан. Заплатить, чтобы спасти от обманувшего ее оппонента фактически целую цивилизацию. Ту самую, которая позже ее же и обвинит в коварстве. Впрочем, тогда, в августе 1939 года, даже в советском руководстве никому наверняка и в голову не могло прийти, какое долгое эхо будет иметь столь нужный СССР в тот момент договор. Москва стремилась выиграть время, чтобы стать сильнее и крепче, — и получила его. А разыгравшаяся через неполных два года Великая Отечественная война лишь подтвердила справедливость опасений советского правительства. Послевоенные события доказали, насколько справедлив принцип «в политических играх не бывает союзников». Стоило стране-победителю, каковым был СССР, пошатнуться и рухнуть в пучину внутриполитических катаклизмов, как именно 23 апреля 1939 года в Европе назвали днем памяти жертв нацизма и сталинизма. О том, что пакт Молотова — Риббентропа был мерой вынужденной и стал последним в ряду ему подобных, Запад предпочитает не вспоминать — надо думать, чтобы не портить свою игру.