Отрывок из дебютного романа Екатерины Манойло «Отец смотрит на Запад»

Аманбеке гадала. Она сжала кулак, который из-за перстней с камнями казался тяжелым и даже будто бы мужским. И мысленно задала гадальным косточкам вопрос, который не давал ей покоя последние несколько лет: «Когда у Тулина родится сын?» Лицо ее при этом сморщилось, седые усики задрожали. Встряхнула рукой и разжала кулак. На изрезанную клеенку вылетели косточки с подсохшими ошметками абрикоса. Аманбеке шепотом попросила Аллаха помочь ей и принялась складывать косточки в неравные кучки.

В комнату с визгом вбежали две смуглые девчонки. Та, что помельче, с ногами колесом, тут же плюхнулась на корпе к Аманбеке.

— Аже, а погадай мне? — попросила она.

— Аже, а погадай мне? — эхом повторила вторая, постарше. Волосы ее странного серого цвета были зачесаны в тугой хвост. Из-за этой ранней седины девчонка казалась взрослой, несмотря на детское пухлое лицо и диснеевских принцесс на выцветшем костюмчике.

— Никакая я вам не аже! — крикнула Аманбеке, склонилась над гадальными косточками, нахмурилась и вдруг резко стянула клеенку с низкого столика. — Хватит с меня Улбосын!

Одна отлетевшая косточка попала мелкой девчонке в глаз, и та, раззявив рот, заревела. Вторая расхохоталась. Девчонок звали Рстушка и Жанока, они были из разных семей, но к Аманбеке прибегали вместе. Их матери в свое время сбежали от родителей, их видели в плохих уличных компаниях, а потом одна за другой они оказались в обществе Тулина.

Он по очереди притаскивал их в дом Аманбеке. Девицы ели баурсаки, которые пекла хозяйка дома, и бутерброды с сервелатом, который Тулин воровал на мясокомбинате, где работал забойщиком скота. Пили чай с молоком и сахаром. Однажды на одну из таких посиделок заскочил Серикбай и, принюхавшись, словно пес, воткнулся носом в кисайку. Так Аманбеке узнала, что Тулин подливает девицам алкоголь. Она не хотела, чтобы сын водил этих одинаково некрасивых девчонок в ее дом, но скандалить с Тулином не было сил. Потом она узнала от соседей, что Тулин все же кого-то обрюхатил и скоро она станет бабушкой. Но что ее удивляло — забеременев, девицы как будто выбрасывали дурь из головы и возвращались к родителям.

То и дело к Аманбеке заявлялись рассвирепевшие отцы и требовали с Тулина денег. Когда забеременела первая девушка, Тулин уехал из поселка, а вернулся, только когда родители поняли — тут взять нечего. Со второй девицей он провернул тот же фокус. Несчастные рожали, и только по щели между передними зубами Аманбеке понимала, что перед ней очередной ребенок Тулина. И всегда девочка.

Аманбеке услышала шум на кухне и, хрустнув коленями и тяжело вздохнув, поднялась с пола. Девчонки переглянулись и, не сговариваясь, выбежали из комнаты. На кухне обнаружился Тулин. Он жрал. Опрокидывал бутылку с кумысом в рот, стирал белые усы рукавом и кусал колбасу.

— Ойбай! Да отрежь ты себе ломоть и ешь нормально! — воскликнула Аманбеке, потирая повязанную пуховым платком поясницу. — Девчонкам вон тоже дай! Трутся здесь с утра под ногами, скоро меня съедят.

Тулин сделал еще один большой укус и бросил початый батон девчонкам. Кривоногая поймала колбасу и просияла так, как если бы в ее руках оказалось что-то ценное. Аманбеке посмотрела на сына и почуяла недоброе. Он стоял, подпирая стену, и как будто решался наконец что-то сказать. Он всегда выбирал это место около окна, от него на побелке отпечатался сальный коричневый след. Словно Тулина однажды прислонили, обвели углем и растушевали контур.

— Я женюсь, мам! — заявил Тулин и громко рыгнул на забаву девчонкам.

«Ничего хорошего не будет, косточки никогда не врут», — подумала Аманбеке, но вслух ничего не сказала.

— Она не такая, как эти… — Тулин кивнул в сторону девчонок. — Как их матери. Она тебе понравится. Ее зовут Айнагуль.

Аманбеке знала только одну Айнагуль, которая по возрасту годилась бы в жены Тулину.

Внучка ее старой, еле живой подруги из соседнего поселка. Та унаследовала от бабки белую кожу и красоту. Родители ее были богаты, держали два магазина, и все после них должно было достаться единственной дочери. Да и приданого, наверное, дадут немало. В пояснице у Аманбеке приятно потеплело от этих мыслей, но, вспомнив абрикосовые косточки, она снова нахмурилась. Несколько раз моргнула, словно прогоняла образ белокожей Айнагуль.

— Ты знаешь ее родных, — сказал Тулин с припасенной для особых случаев улыбкой.

— Да уж как облупленных.

Тулин наклонился и повернул голову левым ухом к матери, как будто настроившись на долгую беседу. В юности он лазал по крыше церквушки-вагончика и, свалившись однажды оттуда, порвал барабанную перепонку. Теперь он всегда нелепо водил головой, пытаясь поймать ускользающие от него звуки.

— Ты с ума сошел? — возмутилась Аманбеке. — Она за тебя никогда не пойдет.

— Пойдет как миленькая, — зло ответил Тулин. — Кто ее вообще будет спрашивать? Украду, и дело с концом.

— Балам, даже если украдешь, она сбежит через неделю.

— Ты же не сбежала от отца! — воскликнул Тулин, и голос его стал мягче. — Мама, не сбежала ведь!

— Не сбежала! — как будто сжалилась Аманбеке. — Но я-то с детства знала, что он меня украдет, а тут такая фифа, а ты такой…

— Какой такой? — Тулин отскочил от стены и навис над матерью. Обдал ее запахом сырого мяса, колбасы и чего-то мертвого. Пятно за спиной казалось теперь его грозной тенью. — Почему я тебе вечно не нравлюсь?!

— Я не хочу, чтобы ты выглядел посмешищем! И я вместе с тобой! — отрезала Аманбеке и поджала губы, словно запечатала рот изнутри.

Тулин замотал головой, как бык, и выскочил из кухни.

Щербатые девчонки переглянулись: побежать за Тулином или остаться с Аманбеке? Она может дать сладости за работу по дому. Не успели они посоветоваться, как Аманбеке выхватила у мелкой колбасу, положила на стол и отрезала два больших ломтя. На цветастой клеенке появились два новых пореза.

— Ешьте, а потом двор подметете, — властным голосом сказала Аманбеке и протянула девчонкам по бутерброду с колбасой.

— Рахмет, аже! — в один голос воскликнули девчонки и жадно впились в угощение.

Аманбеке молча кивнула и вышла из кухни.

Тут же на пороге, словно смотритель, возник серо-коричневый кот Яшка. Девчонки с ним приятельствовали.

— А кто это к нам пришел? Бедный котик! — заголосила Жанока.

— Чего это он бедный? — возразила Рстушка и присела на корточки рядом с котом.

— Нет у тебя ни миски, ни лежанки, только Жанока тебя понимает, — жалостливым голоском продолжила Жанока.

— Он из тулинской тарелки ест, а пьет вообще откуда захочет. Я видела, как апашка молоко из коровы прямо в пасть ему доила. А лежанка ему не нужна, он же не собака какая-нибудь, — сказала Рстушка и поманила кота.

— Что это у него во рту? — брезгливо поморщилась Жанока. — Это что, мышь?

— Тише, спугнешь! — прошипела Рстушка и продолжила ласково: — Кто это у нас такой тигр? Кто у нас такой молодец!

Рстушка откусила от бутерброда, вытащила изо рта кусочек колбасы и положила его перед котом. Добытчик с важным видом подставил полосатую спину для поглаживаний и расслабил наконец пасть. На босую девчоночью ногу упал дохлый крошечный мышонок.

— Вот умница! — Рст двумя пальцами приподняла трофей за тоненький хвост. — Жанока, пошли, покажу тебе кое-что.

Девчонки выбежали во двор. Рстушка схватила мелкую за руку и повела за собой. Заговорщически шептала про свой секрет, спрятанный за яблонями. И действительно, за деревьями у самого забора лежал один-единственный рыжий кирпич с круглыми ровными отверстиями. Рстушка присела на корточки, Жанока недоверчиво склонилась над ее седой макушкой.

— Мышка в домике! — сказала она и опустила шерстяной комочек в зияющую дыру кирпича. — Теперь все в сборе. Девять штук!

— Ну ты даешь! — воскликнула Жанока. — Это тебе Яшка их приносит?

— Угу. Но играть можно только сегодняшним мышонком. Сейчас что-то покажу, дай носок?

Жанока нахмурилась, но без колебаний сдернула сандалик и, сняв носок, протянула его

Рстушке. Та быстро запихнула его в дырку с мелким мышонком и двумя руками поставила кирпич на бок. Он стал похож на игрушечный домик, из окон которого торчали оскаленные мордочки.

— Тук-тук, кто в тереме живет? — засмеялась Рстушка.

— Мышка-норушка! — ответила Жанока и как будто опомнилась. — А носок-то мой?

— Ой, скажи, что потеряла. Он все равно провоняет. И руками лучше этих, — Рст указала на уродливые мордочки, — не трогай, неделю потом руки не отмыть.

— У Аманбеке вечно что-то воняет! Мне мама вообще не разрешает здесь ничего трогать, — заявила Жанока, не спуская глаз с мертвого теремка.

— А ты знаешь почему?

— Почему?

— Это из-за мертвого мальчика. Ты же слышала его песенки?

— Ну, слышала. Он глупости про маму мою пел.

— Да ладно? А что пел?

— Не скажу. Это вообще-то секрет!

— Ну и ладно, я тогда тоже не скажу. — Рстушка сделала вид, что обиделась.

Жанока замолчала и принялась процеживать землю рядом с кирпичом сквозь пальцы.

— Ладно, ты знаешь, где похоронили-то пацана этого? — шепотом спросила Рстушка.

— На кладбище. Мама моя вроде была на похоронах.

— Да конечно! А ты и уши развесила! В огороде его закопали.

— Да врешь!

— Клянусь сердцем пророка! Здесь его и похоронили. Отсюда и вонь, и продукты отравленные.

— Но колбаса-то не отравленная! — возразила Жанока.

Рстушка закатила глаза:

— Ну так колбаса и не на огороде растет! А все, что из этой земли проросло, — все отравленное.

— А ведь я здесь ела пару раз яблоки… Мертвые яблоки.

— И как? Болел живот?

— Еще как! — ответила Жанока и погладила рукой живот. На одежде остались следы земли. — Два дня есть ничего не могла. Больше никогда не буду ничего здесь есть!

— Клянись! — хитро воскликнула Рстушка.

— Клянусь, — твердо заявила Жанока.

— Эй, бездельницы! Где вы? — крикнула Аманбеке во дворе. — Маленькие нахлебницы, а ну выходите!

Приобрести книгу можно по ссылке