Михаил Ковальчук: «Нам надо научиться ставить стратегические цели»
В этом институте, носящем имя великого ученого, ковался ядерный щит нашего государства. Незадолго до распада СССР тут зародился Рунет, а в начале нулевых впервые в стране был расшифрован геном человека. Сегодня о «дорожной карте» развития страны, а также о вызовах, стоящих перед всем человечеством, в интервью «Культуре» рассуждает директор НИЦ «Курчатовский институт», член-корреспондент РАН, член президиума президентского совета по науке и образованию Михаил Ковальчук.
культура: Михаил Валентинович, мир явно стоит на распутье. В качестве сценария будущего все чаще рисуют «новый палеолит». Иногда в этаком хайтековском варианте: в одной руке дубина, в другой — смартфон. Многие эксперты, напротив, говорят о новом витке человеческой эволюции. Так куда мы все-таки движемся и какое место в этом процессе у России?
Ковальчук: Реальная картина и сложнее, и проще. Надо отчетливо понимать: детонатором большинства сегодняшних грозных мировых процессов стал распад СССР и социалистического лагеря. В этом проявилась, мягко говоря, недальновидность Америки, которая потеряла точку опоры в устойчивой двухполюсной системе. Недальновидность переросла в глупость, когда Штаты принялись активно нас добивать и загонять в угол. Сжатая пружина неизбежно должна была распрямиться. Сила действия равна силе противодействия — третий закон Ньютона.
Логика развития современной экономики базируется на двух принципах: расширение рынков и сокращение издержек. Последнее обусловило перенос «грязных», а потом и других производств в «третьи» страны, где дешевле рабсила. А это, в свою очередь, привело к тому, что половина человечества, если считать Китай и Индию, была вовлечена в планетарную машину по истреблению природы. Грубо говоря, сотни миллионов человек разом купили велосипеды, а затем пересели на автомобили. Столь резкий цивилизационный скачок стал вторым глобальным просчетом Запада.
Сейчас любому очевидно, что ресурсный коллапс — у порога. А наступит ли он через пять или пятьдесят лет — не столь важно. Если будем идти тем же путем, то получим череду кровавых войн за ресурсы. Они уже, собственно, начались. «Золотому миллиарду», точнее, тем, кто от него останется в итоге, уже не понадобятся никакие смартфоны. Придется возвращаться к истокам: огонь, колесо, копье, деревянный плуг. Это в лучшем случае. Есть ли альтернатива столь мрачному сценарию? Я считаю, да. И Россия располагает реальным потенциалом, чтобы стать проводником в будущее.
культура: Даже в ее нынешнем состоянии?
Ковальчук: А какое такое у нас «состояние»? Бросьте повторять заокеанские штампы, которые транслируют некоторые наши СМИ. Мы — богатейшая страна. И одна из самых высокотехнологичных в мире. Например, полный цикл функционирования атомной энергетики есть только у нас. Наши источники научно-технической мысли не пересохли. Да, Запад думал, что завалил нас и мы уже не встанем. А Россия, к их изумлению, вновь, как птица феникс, крылья расправляет. И это все благодаря тому, что на самом верху оказался патриот, способный нетривиально мыслить и поступать.
Глобальная система не может быть отстроена без нашего государства. Сейчас — тем более, ведь за прошедшие четверть века мы оказались связаны с миром тысячами «ниточек». Это хорошо видно по санкциям против РФ. Страны, участвующие в этой кампании, страдают от нее сильнее, чем Россия в целом: у нас больше степеней свободы. Знаете, как заволновались европейцы, когда только намек возник на переформатирование российского участия в мегапроектах, таких как CERN, ITER, IGNITOR? Их насчитывается добрый десяток, а наш вклад — и финансовый, и научно-технический — в них весьма значителен...
культура: Ну, а все-таки, что нам делать: заводы машиностроительные восстанавливать или 3D-принтеры внедрять да в наномир пробираться?
Ковальчук: Нужно и то, и другое, и третье. Скажем, активизация военных технологий в последние пять лет уже катализировала частичное возрождение промышленности. И это очень важно. Но все же это частность, понимаете? Необходимо правильно выбирать стратегические приоритеты. В СССР это умели делать.
Самый наглядный пример — ядерный проект. В мае 1945-го после капитуляции Германии мы обладали сильнейшей армией, были главной державой, способной диктовать волю остальным. Однако уже в августе, после варварских атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, полюс силы резко сместился к США. Над нами нависла смертельная опасность. Если бы в Кремле не приняли решения еще перед войной финансировать научные исследования по атомной тематике, то мы не смогли бы оперативно ответить на вызов Вашингтона. И Великая Победа над фашизмом оказалась бы бессмысленной. Потому что нас бы просто смели! То есть многолетние усилия, затраты и жертвы на достижение господствующего положения могут быть обнулены единственным научно-техническим достижением.
Из советского ядерного проекта выросла не только бомба, но и вся мировая атомная энергетика. Первая АЭС была построена в Обнинске, за ней последовали атомные ледоколы, благодаря которым мы закрепились в Арктике, подводный атомный флот и перспективные ядерные установки для космических аппаратов. Следующим звеном в цепочке стал мирный термояд: «курчатовцы» первыми создали токамак (тороидальная камера с магнитными катушками — установка, удерживающая плазму для проведения управляемого термоядерного синтеза. — «Культура»), который лежит в основе ИТЭР — крупнейшего международного проекта термоядерной энергетики будущего. Не стоит недооценивать тот факт, что этот прорыв реализуется по нашей идее и в нашей «техно-логике»...
культура: Прорыв несколько затянулся...
Ковальчук: Поверьте, все пойдет гораздо быстрее, когда созреют внешние условия и необходимость энергоперехода, что называется, подопрет. Но мы создали уже большой задел для того момента.
культура: У стороннего наблюдателя за процессами в нашей науке возникает странное ощущение. В результате реформы РАН «большой Академии», принципы которой в целом сохранялись три столетия, уже нет. Зато возникли некоторые «опричные» места: «Сколково», «Роснано», Национальный исследовательский центр, созданный на базе «Курчатника». Могут ли они заменить академические институты?
Ковальчук: Это неправильный ход мысли. Во-первых, никто не собирался «заменять» Академию наук. Потом, у перечисленных организаций совершенно разные цели. Скажем, «Сколково» — это просто крупный технопарк, бизнес-инкубатор фирм под конкретные инновации. Ни о какой большой науке, в отличие от нашего центра, там речи нет.
культура: Злые языки поговаривают, что «Сколково» — это насос для выкачивания на Запад российских изобретательских идей...
Ковальчук: Возможно, и это есть, зато они все в одном месте и процесс можно отследить. Хотя мы не об этом сейчас рассуждаем. Системно — все эти образования созданы правильно. Но нацелены на узкие сегменты, в том числе на помощь молодым инноваторам. Ни в «Сколково», ни в «Роснано» не занимаются разработкой стратегических научных проектов государственного масштаба.
культура: Однако же академики РАН как раз и сетуют, что государство не ставит перед ними мегазадач. Вместо этого их, дескать, реформируют...
Ковальчук: Не вместо, а потому что. В советское, равно как и в царское время, Академия была великой и правильной системой организации науки. Я сам плоть от ее плоти. Но надо трезво понимать: прежние принципы были эффективны при жесткой централизации экономики и авторитарной форме правления. Когда внешние условия изменились, РАН следовало бы «подстроить» внутреннюю конфигурацию. Но ее руководство этого не захотело или не смогло. С чем сравнить? Нога выросла, а ботинок на размер меньше. Последние 25 лет они утверждали, что сохраняют Академию, а на самом деле вели дело к обрушению.
Члены Академии — за исключением случайных людей, пробравшихся туда в недавние времена, — это очень грамотные эксперты в своих отраслях. Они творцы великой науки, обогатившей страну. Их немного — всего две тысячи человек. А есть еще сто тысяч научных работников и обслуживающего персонала, тысячи зданий, основные фонды и так далее. Академия как экспертное сообщество «яйцеголовых» должна сама формулировать и ставить перед государством мегазадачи. А чиновники пусть думают, как перевести их в практическую плоскость. К сожалению, РАН перестала эту экспертно-прогнозную функцию выполнять, замкнувшись на своих проблемах.
Так что реформа давно назрела, и в ее нынешнем концепте есть, на мой взгляд, три стратегически правильные вещи. Первое — это междисциплинарная конвергенция, куда логично вписывается и слияние трех академий в одну, и соединение НИИ с перспективой превращения их в национальные лаборатории. Второе — изъятие из ведения академиков оперативного хозяйственного управления институтами, например «коммуналкой» и прочим. А третье — это наделение членов академии официальным статусом государственных экспертов. Как было в советское время.
При этом наши ученые в своих рекомендациях должны не переписывать в прогнозах общемировые, в основном западные тренды, чтобы «находиться в русле», а предлагать смелые нетривиальные ходы, ведущие к прорывам. Увы, тенденция подсмотреть и списать у соседа, всегда у нас бытовавшая, нынче значительно усугубилась.
культура: Как же им нетривиальные ходы искать, если их несколько лет назад нацелили на высокие индексы цитирования в англоязычных научных журналах: пресловутый рейтинг Хирша и другие. Ведь без этого грантов не дадут!
Ковальчук: Все эти «хирши» применительно к нашей науке — чистое вредительство. Какие там индексы у Вернадского, у Курчатова? Да, у последнего большинство публикаций вообще «закрытыми» были! Мы имеем дело с коммерческим проектом чужих государств. Наукометрией нужно заниматься, но она не может считаться мерилом научной деятельности. Есть гамбургский счет — экспертная оценка коллег. А если мы гоним людей печататься в западных журналах, это, ко всему прочему, подрывает отечественную научную периодику. С этим надо заканчивать.
культура: Либеральные масс-медиа упорно нам рассказывают, что вся фундаментальная наука в США делается в Гарварде и Принстоне, а прикладная — в Массачусетском технологическом институте и в Силиконовой долине...
Ковальчук: Полная чушь. Большая наука в Штатах делается не в вузах и не в корпорациях, а в 17 национальных лабораториях, живущих почти на военном положении. Там жесткое финансирование, планирование, отчетность. И еще — широкие междисциплинарные связи. Прорывные проекты создаются в недрах таких центров — без шума и крика, с серьезными деньгами. Это то, что мы и пытаемся воплотить сегодня в «Курчатнике».
культура: Многие называют главной нашей проблемой отсутствие государственной научно-технической политики, как было в СССР... Почему власти РФ так долго не могли сформулировать приоритеты?
Ковальчук: Беда в том, что со времен поздней перестройки в верхах обсуждались приоритеты исключительно тактические. Речь о направлениях everyday-life, без которых не проживешь: питание, отопление, одежда, лекарства... Это конечные продукты по отраслям и краткосрочное планирование. В отличие от них, стратегические приоритеты всегда средне- и долгосрочные и направлены на создание не продуктов, а технологий. Никаких рыночных выгод от них никто не ждет. Бизнес-планов на атомную бомбу и полет человека в космос не рисовали.
Возможно, прямо сейчас кто-то в мире уже обдумывает, а то и реализует, условно говоря, новую «атомную бомбу» — проект, кардинально меняющий мир. Плохо будет, если наше государство окажется совсем не у дел...
Итак, нам критически важно понять: что может стать новой парадигмой развития цивилизации? Смотрите: у нас налицо явное противоречие между техно- и биосферой. Со времен изобретения паровой машины мы начали выпадать из природного круговорота и «поедать» природу. Подсчитано: за все геологические эры существования Земли было потрачено 200 млрд тонн кислорода. И такое же количество O2 мы сожгли за последние полвека! Или другой пример. Наш мозг — самое совершенное устройство в мире. Его энергопотребление составляет в среднем 10 ватт, как у лампочки. У некоторых в пиковые моменты он может потреблять до тридцати. А суперкомпьютер (у нас в Курчатовском работает один из самых мощных в стране) съедает десятки мегаватт. При этом мощность всех компьютеров планеты только в прошлом году сравнялась с аналогичным показателем мозга одного человека!
Это более чем ясный сигнал: у нас не та наука и не те технологии. Наша техносфера должна стать природоподобной, вернуться в ее кругооборот. Это стратегическая цель для всех землян, а значит, и для России. Тупик, в котором мы оказались, обусловлен в том числе узкой специализацией дисциплин, нараставшей со времен Ньютона. Ныне настоятельно требуется синтез наук, с которого начиналась натурфилософия в античности. Только на новом уровне знания. Об этом сказано у Екклесиаста: время собирать камни.
культура: Что ж теперь: перестать углубленно изучать дисциплины? Время для физико-химико-био-нано-лириков?
Ковальчук: Нет, нужно по-прежнему идти вглубь в разных направлениях науки. Но именно их синтез, конвергенция становятся стратегией будущего. Если взять аналогию из медицины, то нам надо, продолжая исследовать отдельные органы и системы организма, научиться лечить всего человека.
культура: Можете ли Вы сформулировать стратегическую цель для российской науки?
Ковальчук: Ее предельно четко сформулировал наш президент в своем выступлении с трибуны ООН. Упомянув о необходимости снижения вредных выбросов в атмосферу, он отметил, что это тактические меры, которыми кардинально не решить проблему. А далее — дословно процитирую: «Речь должна идти о внедрении принципиально новых природоподобных технологий, которые не наносят урон окружающему миру, а существуют с ним в гармонии и позволят восстановить нарушенный человеком баланс между биосферой и техносферой».
культура: И синтезом таких технологий Вы занимаетесь уже шесть лет в Курчатовском институте, в центре с магической аббревиатурой НБИКС?
Ковальчук: Именно так. Только магия тут ни при чем. Вокруг уникальной установки синхротронного излучения, с которой начинался центр, естественным образом «наросли» нанометрия и наноматериалы, кристаллография, биотехнология и медицина, IT-технологии, нейронауки, когнитивные и социогуманитарные направления. Ученые работают в разных корпусах и тесно взаимодействуют, рождая фактически новую — даже не меж-, а наддисциплинарную парадигму познания. Мы надеемся, что именно она позволит создавать технологии, которые не насилуют природу, а встраиваются в нее. Например, в нашем центре разрабатывают то, что станет позже человекоподобными биороботами, ставят эксперименты с механизмами, управляемыми движением глаз, нейросистемами, распознающими сигналы мозга. Создана «белковая фабрика», где, в частности, выращиваются биокристаллы — перспективная основа вычислительной техники будущего. Полным ходом идет разработка «умных» лекарств и средств их точечной доставки.
Говорю ответственно: научно-исследовательской структуры с таким разнообразным и глубоким потенциалом нет нигде в мире. Мы первыми организовали факультет НБИКС-технологий в Физтехе и ежегодно готовим там ученых новой формации, которые приходят потом к нам. На базе Курчатовского института создана стройная образовательная система, включающая четыре школы, 14 базовых кафедр и три факультета, аспирантуру по 16 специальностям. Благодаря такому мощному «насосу» у нас нет проблемы дряхления кадров и утечки мозгов.
культура: А что конкретно «Курчатник» дает сегодня отечественной экономике?
Ковальчук: Приоритетом, конечно, остается энергетика. Если говорить про экономически зримые вещи, то мы создали систему восстановительного отжига корпусов атомных реакторов для снятия эффекта радиационного охрупчивания металла. Ее применение позволит продлить срок их службы до двадцати лет. В масштабах России это экономия миллиардов долларов. Кроме того, разработан способ использования на обычных АЭС термоядерных установок, с помощью которых можно полностью дожигать радиоактивные отходы станций, сняв проблему захоронения ОЯТ.
Под «зонтиком» вот таких вот — мирных, равно как и оборонных, ядерных заделов России нужно за те годы, что отпущены благодаря им, прочертить маршрут в новую биоцивилизацию. И стать на этом пути пионером. Цель отнюдь не тривиальная, но реальная. А главное — не имеющая сегодня альтернативы.
культура: Михаил Валентинович, мир явно стоит на распутье. В качестве сценария будущего все чаще рисуют «новый палеолит». Иногда в этаком хайтековском варианте: в одной руке дубина, в другой — смартфон. Многие эксперты, напротив, говорят о новом витке человеческой эволюции. Так куда мы все-таки движемся и какое место в этом процессе у России?
Ковальчук: Реальная картина и сложнее, и проще. Надо отчетливо понимать: детонатором большинства сегодняшних грозных мировых процессов стал распад СССР и социалистического лагеря. В этом проявилась, мягко говоря, недальновидность Америки, которая потеряла точку опоры в устойчивой двухполюсной системе. Недальновидность переросла в глупость, когда Штаты принялись активно нас добивать и загонять в угол. Сжатая пружина неизбежно должна была распрямиться. Сила действия равна силе противодействия — третий закон Ньютона.
Логика развития современной экономики базируется на двух принципах: расширение рынков и сокращение издержек. Последнее обусловило перенос «грязных», а потом и других производств в «третьи» страны, где дешевле рабсила. А это, в свою очередь, привело к тому, что половина человечества, если считать Китай и Индию, была вовлечена в планетарную машину по истреблению природы. Грубо говоря, сотни миллионов человек разом купили велосипеды, а затем пересели на автомобили. Столь резкий цивилизационный скачок стал вторым глобальным просчетом Запада.
Сейчас любому очевидно, что ресурсный коллапс — у порога. А наступит ли он через пять или пятьдесят лет — не столь важно. Если будем идти тем же путем, то получим череду кровавых войн за ресурсы. Они уже, собственно, начались. «Золотому миллиарду», точнее, тем, кто от него останется в итоге, уже не понадобятся никакие смартфоны. Придется возвращаться к истокам: огонь, колесо, копье, деревянный плуг. Это в лучшем случае. Есть ли альтернатива столь мрачному сценарию? Я считаю, да. И Россия располагает реальным потенциалом, чтобы стать проводником в будущее.
культура: Даже в ее нынешнем состоянии?
Ковальчук: А какое такое у нас «состояние»? Бросьте повторять заокеанские штампы, которые транслируют некоторые наши СМИ. Мы — богатейшая страна. И одна из самых высокотехнологичных в мире. Например, полный цикл функционирования атомной энергетики есть только у нас. Наши источники научно-технической мысли не пересохли. Да, Запад думал, что завалил нас и мы уже не встанем. А Россия, к их изумлению, вновь, как птица феникс, крылья расправляет. И это все благодаря тому, что на самом верху оказался патриот, способный нетривиально мыслить и поступать.
Глобальная система не может быть отстроена без нашего государства. Сейчас — тем более, ведь за прошедшие четверть века мы оказались связаны с миром тысячами «ниточек». Это хорошо видно по санкциям против РФ. Страны, участвующие в этой кампании, страдают от нее сильнее, чем Россия в целом: у нас больше степеней свободы. Знаете, как заволновались европейцы, когда только намек возник на переформатирование российского участия в мегапроектах, таких как CERN, ITER, IGNITOR? Их насчитывается добрый десяток, а наш вклад — и финансовый, и научно-технический — в них весьма значителен...
культура: Ну, а все-таки, что нам делать: заводы машиностроительные восстанавливать или 3D-принтеры внедрять да в наномир пробираться?
Ковальчук: Нужно и то, и другое, и третье. Скажем, активизация военных технологий в последние пять лет уже катализировала частичное возрождение промышленности. И это очень важно. Но все же это частность, понимаете? Необходимо правильно выбирать стратегические приоритеты. В СССР это умели делать.
Самый наглядный пример — ядерный проект. В мае 1945-го после капитуляции Германии мы обладали сильнейшей армией, были главной державой, способной диктовать волю остальным. Однако уже в августе, после варварских атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, полюс силы резко сместился к США. Над нами нависла смертельная опасность. Если бы в Кремле не приняли решения еще перед войной финансировать научные исследования по атомной тематике, то мы не смогли бы оперативно ответить на вызов Вашингтона. И Великая Победа над фашизмом оказалась бы бессмысленной. Потому что нас бы просто смели! То есть многолетние усилия, затраты и жертвы на достижение господствующего положения могут быть обнулены единственным научно-техническим достижением.
Из советского ядерного проекта выросла не только бомба, но и вся мировая атомная энергетика. Первая АЭС была построена в Обнинске, за ней последовали атомные ледоколы, благодаря которым мы закрепились в Арктике, подводный атомный флот и перспективные ядерные установки для космических аппаратов. Следующим звеном в цепочке стал мирный термояд: «курчатовцы» первыми создали токамак (тороидальная камера с магнитными катушками — установка, удерживающая плазму для проведения управляемого термоядерного синтеза. — «Культура»), который лежит в основе ИТЭР — крупнейшего международного проекта термоядерной энергетики будущего. Не стоит недооценивать тот факт, что этот прорыв реализуется по нашей идее и в нашей «техно-логике»...
культура: Прорыв несколько затянулся...
Ковальчук: Поверьте, все пойдет гораздо быстрее, когда созреют внешние условия и необходимость энергоперехода, что называется, подопрет. Но мы создали уже большой задел для того момента.
культура: У стороннего наблюдателя за процессами в нашей науке возникает странное ощущение. В результате реформы РАН «большой Академии», принципы которой в целом сохранялись три столетия, уже нет. Зато возникли некоторые «опричные» места: «Сколково», «Роснано», Национальный исследовательский центр, созданный на базе «Курчатника». Могут ли они заменить академические институты?
Ковальчук: Это неправильный ход мысли. Во-первых, никто не собирался «заменять» Академию наук. Потом, у перечисленных организаций совершенно разные цели. Скажем, «Сколково» — это просто крупный технопарк, бизнес-инкубатор фирм под конкретные инновации. Ни о какой большой науке, в отличие от нашего центра, там речи нет.
культура: Злые языки поговаривают, что «Сколково» — это насос для выкачивания на Запад российских изобретательских идей...
Ковальчук: Возможно, и это есть, зато они все в одном месте и процесс можно отследить. Хотя мы не об этом сейчас рассуждаем. Системно — все эти образования созданы правильно. Но нацелены на узкие сегменты, в том числе на помощь молодым инноваторам. Ни в «Сколково», ни в «Роснано» не занимаются разработкой стратегических научных проектов государственного масштаба.
культура: Однако же академики РАН как раз и сетуют, что государство не ставит перед ними мегазадач. Вместо этого их, дескать, реформируют...
Ковальчук: Не вместо, а потому что. В советское, равно как и в царское время, Академия была великой и правильной системой организации науки. Я сам плоть от ее плоти. Но надо трезво понимать: прежние принципы были эффективны при жесткой централизации экономики и авторитарной форме правления. Когда внешние условия изменились, РАН следовало бы «подстроить» внутреннюю конфигурацию. Но ее руководство этого не захотело или не смогло. С чем сравнить? Нога выросла, а ботинок на размер меньше. Последние 25 лет они утверждали, что сохраняют Академию, а на самом деле вели дело к обрушению.
Члены Академии — за исключением случайных людей, пробравшихся туда в недавние времена, — это очень грамотные эксперты в своих отраслях. Они творцы великой науки, обогатившей страну. Их немного — всего две тысячи человек. А есть еще сто тысяч научных работников и обслуживающего персонала, тысячи зданий, основные фонды и так далее. Академия как экспертное сообщество «яйцеголовых» должна сама формулировать и ставить перед государством мегазадачи. А чиновники пусть думают, как перевести их в практическую плоскость. К сожалению, РАН перестала эту экспертно-прогнозную функцию выполнять, замкнувшись на своих проблемах.
Так что реформа давно назрела, и в ее нынешнем концепте есть, на мой взгляд, три стратегически правильные вещи. Первое — это междисциплинарная конвергенция, куда логично вписывается и слияние трех академий в одну, и соединение НИИ с перспективой превращения их в национальные лаборатории. Второе — изъятие из ведения академиков оперативного хозяйственного управления институтами, например «коммуналкой» и прочим. А третье — это наделение членов академии официальным статусом государственных экспертов. Как было в советское время.
При этом наши ученые в своих рекомендациях должны не переписывать в прогнозах общемировые, в основном западные тренды, чтобы «находиться в русле», а предлагать смелые нетривиальные ходы, ведущие к прорывам. Увы, тенденция подсмотреть и списать у соседа, всегда у нас бытовавшая, нынче значительно усугубилась.
культура: Как же им нетривиальные ходы искать, если их несколько лет назад нацелили на высокие индексы цитирования в англоязычных научных журналах: пресловутый рейтинг Хирша и другие. Ведь без этого грантов не дадут!
Ковальчук: Все эти «хирши» применительно к нашей науке — чистое вредительство. Какие там индексы у Вернадского, у Курчатова? Да, у последнего большинство публикаций вообще «закрытыми» были! Мы имеем дело с коммерческим проектом чужих государств. Наукометрией нужно заниматься, но она не может считаться мерилом научной деятельности. Есть гамбургский счет — экспертная оценка коллег. А если мы гоним людей печататься в западных журналах, это, ко всему прочему, подрывает отечественную научную периодику. С этим надо заканчивать.
культура: Либеральные масс-медиа упорно нам рассказывают, что вся фундаментальная наука в США делается в Гарварде и Принстоне, а прикладная — в Массачусетском технологическом институте и в Силиконовой долине...
Ковальчук: Полная чушь. Большая наука в Штатах делается не в вузах и не в корпорациях, а в 17 национальных лабораториях, живущих почти на военном положении. Там жесткое финансирование, планирование, отчетность. И еще — широкие междисциплинарные связи. Прорывные проекты создаются в недрах таких центров — без шума и крика, с серьезными деньгами. Это то, что мы и пытаемся воплотить сегодня в «Курчатнике».
культура: Многие называют главной нашей проблемой отсутствие государственной научно-технической политики, как было в СССР... Почему власти РФ так долго не могли сформулировать приоритеты?
Ковальчук: Беда в том, что со времен поздней перестройки в верхах обсуждались приоритеты исключительно тактические. Речь о направлениях everyday-life, без которых не проживешь: питание, отопление, одежда, лекарства... Это конечные продукты по отраслям и краткосрочное планирование. В отличие от них, стратегические приоритеты всегда средне- и долгосрочные и направлены на создание не продуктов, а технологий. Никаких рыночных выгод от них никто не ждет. Бизнес-планов на атомную бомбу и полет человека в космос не рисовали.
Возможно, прямо сейчас кто-то в мире уже обдумывает, а то и реализует, условно говоря, новую «атомную бомбу» — проект, кардинально меняющий мир. Плохо будет, если наше государство окажется совсем не у дел...
Итак, нам критически важно понять: что может стать новой парадигмой развития цивилизации? Смотрите: у нас налицо явное противоречие между техно- и биосферой. Со времен изобретения паровой машины мы начали выпадать из природного круговорота и «поедать» природу. Подсчитано: за все геологические эры существования Земли было потрачено 200 млрд тонн кислорода. И такое же количество O2 мы сожгли за последние полвека! Или другой пример. Наш мозг — самое совершенное устройство в мире. Его энергопотребление составляет в среднем 10 ватт, как у лампочки. У некоторых в пиковые моменты он может потреблять до тридцати. А суперкомпьютер (у нас в Курчатовском работает один из самых мощных в стране) съедает десятки мегаватт. При этом мощность всех компьютеров планеты только в прошлом году сравнялась с аналогичным показателем мозга одного человека!
Это более чем ясный сигнал: у нас не та наука и не те технологии. Наша техносфера должна стать природоподобной, вернуться в ее кругооборот. Это стратегическая цель для всех землян, а значит, и для России. Тупик, в котором мы оказались, обусловлен в том числе узкой специализацией дисциплин, нараставшей со времен Ньютона. Ныне настоятельно требуется синтез наук, с которого начиналась натурфилософия в античности. Только на новом уровне знания. Об этом сказано у Екклесиаста: время собирать камни.
культура: Что ж теперь: перестать углубленно изучать дисциплины? Время для физико-химико-био-нано-лириков?
Ковальчук: Нет, нужно по-прежнему идти вглубь в разных направлениях науки. Но именно их синтез, конвергенция становятся стратегией будущего. Если взять аналогию из медицины, то нам надо, продолжая исследовать отдельные органы и системы организма, научиться лечить всего человека.
культура: Можете ли Вы сформулировать стратегическую цель для российской науки?
Ковальчук: Ее предельно четко сформулировал наш президент в своем выступлении с трибуны ООН. Упомянув о необходимости снижения вредных выбросов в атмосферу, он отметил, что это тактические меры, которыми кардинально не решить проблему. А далее — дословно процитирую: «Речь должна идти о внедрении принципиально новых природоподобных технологий, которые не наносят урон окружающему миру, а существуют с ним в гармонии и позволят восстановить нарушенный человеком баланс между биосферой и техносферой».
культура: И синтезом таких технологий Вы занимаетесь уже шесть лет в Курчатовском институте, в центре с магической аббревиатурой НБИКС?
Ковальчук: Именно так. Только магия тут ни при чем. Вокруг уникальной установки синхротронного излучения, с которой начинался центр, естественным образом «наросли» нанометрия и наноматериалы, кристаллография, биотехнология и медицина, IT-технологии, нейронауки, когнитивные и социогуманитарные направления. Ученые работают в разных корпусах и тесно взаимодействуют, рождая фактически новую — даже не меж-, а наддисциплинарную парадигму познания. Мы надеемся, что именно она позволит создавать технологии, которые не насилуют природу, а встраиваются в нее. Например, в нашем центре разрабатывают то, что станет позже человекоподобными биороботами, ставят эксперименты с механизмами, управляемыми движением глаз, нейросистемами, распознающими сигналы мозга. Создана «белковая фабрика», где, в частности, выращиваются биокристаллы — перспективная основа вычислительной техники будущего. Полным ходом идет разработка «умных» лекарств и средств их точечной доставки.
Говорю ответственно: научно-исследовательской структуры с таким разнообразным и глубоким потенциалом нет нигде в мире. Мы первыми организовали факультет НБИКС-технологий в Физтехе и ежегодно готовим там ученых новой формации, которые приходят потом к нам. На базе Курчатовского института создана стройная образовательная система, включающая четыре школы, 14 базовых кафедр и три факультета, аспирантуру по 16 специальностям. Благодаря такому мощному «насосу» у нас нет проблемы дряхления кадров и утечки мозгов.
культура: А что конкретно «Курчатник» дает сегодня отечественной экономике?
Ковальчук: Приоритетом, конечно, остается энергетика. Если говорить про экономически зримые вещи, то мы создали систему восстановительного отжига корпусов атомных реакторов для снятия эффекта радиационного охрупчивания металла. Ее применение позволит продлить срок их службы до двадцати лет. В масштабах России это экономия миллиардов долларов. Кроме того, разработан способ использования на обычных АЭС термоядерных установок, с помощью которых можно полностью дожигать радиоактивные отходы станций, сняв проблему захоронения ОЯТ.
Под «зонтиком» вот таких вот — мирных, равно как и оборонных, ядерных заделов России нужно за те годы, что отпущены благодаря им, прочертить маршрут в новую биоцивилизацию. И стать на этом пути пионером. Цель отнюдь не тривиальная, но реальная. А главное — не имеющая сегодня альтернативы.