Поединок двух царевен: «Аида» в постановке Петера Штайна вернулась в репертуар МАМТа

Музыкальный театр Станиславского и Немировича-Данченко открыл сезон возобновленной постановкой оперы «Аида», глубину и эффектность которой зрители впервые оценили в 2014 году. Спектакль стал частью фестиваля «Видеть музыку», который продолжается в Москве.

Сезон обещает быть богатым на оперные события. Так, в начале следующего календарного года на сцене театра пройдет Первый международный конкурс вокалистов и концертмейстеров Хиблы Герзмавы. Как известно, в связи с международными политическими осложнениями признанная примадонна МАМТа лишилась многих заграничных ангажементов и сосредоточила свою активность на родной сцене, получив на эти цели существенную государственную поддержку (от Президентского фонда культурных инициатив).

Во второй половине сезона, то есть опять же уже в новом году ожидаются и две оперные премьеры на основной сцене театра. «Норму» Винченцо Беллини поставит рижанин Адольф Шапиро и отечественный мэтр Владимир Спиваков – в заглавной партии будет блистать, конечно же, Хибла Герзмава, которая полтора десятилетия назад уже познала триумф в другой белькантовой работе Шапиро, в «Лючии ди Ламмермур». Ближе к завершению сезона в репертуаре МАМТа появится «Царская невеста» Римского-Корсакова – к этому названию театр возвращается впервые со времен самого Станиславского (1926 год): новую версию поручили делать режиссеру Дмитрию Белянушкину. Примечательно, что премьера «Царской невесты» в 1926 году стала первым спектаклем, который коллектив сыграл на сцене Дмитровского театра, ставшего с того времени родным домом для него – теперь, думается, уже навсегда.

«Аиду» в 2014-м театр подготовил как своего рода оммаж-послесловие к всепланетарным вердиевским торжествам – тогда праздновалось 200-летие великого итальянского композитора (2013), и Театр Станиславского должен был сказать своё веское слово. Выбор пал на сверхпопулярное название, но если уж ставится столь массово востребованное, то во сто крат важно оказаться небанальным. Вышли из положения оригинально – позвали великого Петера Штайна. Результат оказался впечатляющим: истинное новаторство, ибо это новаторство – полностью в рамках традиции. Штайновская «Аида» лишена прямолинейных павлиньи-ярких визуальных эффектов, но она, тем не менее, именно про то, про что писал свою оперу Верди: про любовь и её жертвенность, про жестокость власти, про древний Египет, наконец.

Скупое сценографическое решение (художник Фердинанд Вёгербауэр) запоминается: оно играет с предельными контрастами света, с массивными объёмами, с редкими, но яркими цветовыми доминантами. Уже первая картина впечатляет: чёрный проём величественного храма – и более ничего на сцене нет, но сомнений не возникает – это легендарный Египет, торжественный и непреклонный, давящий и манящий одновременно. Потом будут и таинственная мистерия в храме с золочёными идолами и лёгкими, как пёрышко жрицами-виллисами, и торжественная встреча войск с развевающимися знамёнами, и романтическая луна в Сцене Нила – все атрибуты привычной «Аиды» Штайн оставляет, но при этом умело переносит центр нашего внимания с любования декором на драму главных героев.

Здесь режиссёр проникает вглубь, не скользя по поверхности и не предлагая чуждых авторам интерпретаций. Лёгкие акценты, небольших штрихов достаточно Штайну, чтобы его Радамес получился по-настоящему охваченным ужасом от своего невольного предательства, Аида – решительной и смелой, Амнерис – раздираемой противоречиями, мятущейся, словно загнанная львица. Радикализм режиссера является лишь однажды, в финале: самоубийство Амнерис – слишком простое решение для этой истории, почти акт милосердия к разрушенному душевному миру египетской царевны.

Каждая партия в штайновской «Аиде» – выпуклая, зримо сделанная роль. И статуарный декоративный мастодонт, чем часто предстаёт эта опера, превращается в живой театр, который в иные моменты берёт за душу, заставляет чувствовать тебя сопричастностным. С точки зрения театра эта «Аида» – достойное и самое естественное решение для Дома Станиславского. И здорово, что театр после трехлетнего перерыва решил вернуть эту достойную любой сцены работу (в свое время это была копродукция с «Ла Скала» — в Милане шел этот же спектакль) московскому зрителю.

В музыкальном плане версия 2022 года имеет неоспоримые плюсы в сравнении с образцом восьмилетней давности. На этот раз за дирижерским пультом был Тимур Зангиев – молодой многообещающий маэстро предложил более умеренную и более поэтическую интерпретацию, чем это делал в свое время главный дирижер театра Феликс Коробов. У того «Аида» была нервической и взвинченной, полной неожиданных темпов и непрошенных акцентов. «Аида» Зангиева несомненно в большей степени соответствует духу Верди. Оркестр и хор звучали очень качественно – ощущение столичного лоска в хорошем смысле слова не покидало все три с половиной часа, что длится великая опера.

Вокальное наполнение также в целом соответствует статусу столичного театра. Елена Гусева радует красивым тембром и уверенными верхами в титульной партии эфиопской рабыни. Николай Ерохин опаляет зал мощью звучания своего исполинского тенора в партии Радамеса. Харизматичное пение и яркий вокал демонстрирует Антон Зараев в партии-роли воинственного императора эфиопов Амонасро. Но вокальной и актерской вершиной спектакля становится Амнерис в исполнении ученицы Любови Казарновской меццо-сопрано Натальи Зиминой: вкрадчивые коварные интонации прекрасно сочетаются с бешеной экспрессией раненой львицы, звонкие, почти сопрановые верхи с густым и темным звучанием среднего и нижнего регистров, а решение роли рисует одновременно и заносчивую царевну, и глубоко страдающую от неразделенной любви женщину. Словом, впору оперу переименовывать в «Амнерис» - согласно первоначальному замыслу композитора, для которого именно она была главной героиней всей египетской драмы. 

Фотографии: Сергей Родионов/предоставлено пресс-службой МАМТ