О кризисе авторитетов на постсоветском пространстве

Чем больше человек страдает, тем меньше он способен к сочувствию, утверждает психофизиология, опровергая слащавые выводы русской литературы Религиозное сознание, как и профаническо-гуманистическое, недалеко от него ушедшее, рассматривает бытие как априорное благо. И в этом проявляется не только лукавство, но и определенный цинизм. И целая антисубъектная система управления, когда интересы и цели индивида рассматриваются как вторичные, которые могут быть легко принесены в жертву ради всеобщего блага (абстрактного «бытия вообще», «жизни вообще»). Куда более верным и тем более честным было бы рассматривать бытие как проблему, негативные издержки которой необходимо минимализировать. Чем и занимается Цивилизация. В отличие от культуры и даже философии. Тем более, русской. Что наглядно демонстрирует попытка консервативного реванша, осуществляемая сейчас. Когда культура и философия, рядящиеся в одежды традиционных ценностей, пытаются бросить вызов цивилизации. Победить Цивилизацию невозможно. Это все равно, что съесть время. На эту мою реплику поэт Лев Колбачев заметил: «Тот момент, когда твой собственный поинт объяснили лучше тебя. *Живая* традиция — это часть цивилизационного развития. Которая этому развитию *способствует*. Если она ему мешает — это не традиция. Это мертвечина, рядящаяся в чужие одежды. Тут как бы парадокс: вроде бы как цивилизация есть безудержное движение вперед, а традиция — отказ от движения. Но на самом деле нет. Традиция - это маховик. такой тяжеленный кусок, как правило, чугунины, который крутится, то накапливая, а то отдавая кинетическую энергию. Стабилизируя работу системы. Только в предпоследней фразе — ключевое не „стабилизируя“, а „работу“. То, что пытаются нам представить под „традицией“ ряженые — это камлания и мессы сумасшедших карго-культистов вокруг водруженного на пьедестал маховика, снятого с машины (машина, естественно, ржавеет в кустах и ничего не производит). Стабильность есть, работы нет. Зато в роли этого самого идолища маховик, конечно, украшают перьями, ракушками, выдолбят на нем цитаты и изречения и обольют кровью жертвенных агнцев. То есть приведут в окончательно нерабочее состояние. Но поскольку продукция машины (цивилизация, и *сама жизнь*) все же нужны — ее будут запускать без маховика. Или привязав вместо маховика какой-то корявый и несбалансированный нью-эйдж-булыжник или футурист-фантазийный-пенек. И проработает в таком режиме она недолго, постепенно теряя от вибрациии гайки и пропахивая борозды на точных поверхностях, а потом с вонью и грохотом развалится. Мы это видели в начале ХХ века и в конце ХХ века. Да-да, это именно оно было. И если честно, еще раз чисто по-человечески — неохота. Идиоты, отдайте маховик! Он должен крутиться и производить *цивилизацию* и *жизнь*.» Колбачев обратил внимание, что мы все это уже видели в начале и конце ХХ века. Поэтому меня не покидает чувство дежавю. Когда совпростчел (советский простой человек) чувствует нечто, как ему кажется невыразимое, он начинает цитировать тех, кто ему кажется невыразимое выразил. Поэтому образованцы цепляются в футуристов, как один пропагандист - в Хлебникова. («Смехачи»). На самом деле стих истерический. И у пропагандиста истерика. Отсюда Хохот, подменяющий Ужас. А они так и цепляются то в Хлебникова, то в Хайдеггера. Который, в свою очередь, тоже ничего внятного не выражает. Тем более, в переводе на русский. Тем более, в XXI веке. Идиоты сохраняют особый пиетет перед именами. Они считают, что Хайдеггер — это невероятно круто. На самом деле — так себе. Там вообще ничего особо интересного, кроме факта сотрудничества с национал-социалистами в сухом остатке. Книжный «фашизм» так и остался самым глубоким культурным потрясением неосоветских зомби. Интересно, что в обществе нарушенных иерархий людям вечно не хватает солидности, при этом они называют друг друга по именам, чуть ли не уменьшительно-ласкательно. То ли хотят занырнуть в инфантилизм, то ли сплотиться очередным узким кругом. Здесь не ценят дистанцию и отчужденность — суть цивилизационность, которая, повторюсь, выше культуры, тем более, местной. Массовая страсть «быть хорошими», выглядеть хорошими, особенно за чужой счет. Раз уж в тренде сравнения с немцами, никогда не замечала у немцев желания показать себя благодетельными. Они как-то органичны, тождественны сами себе. В России эта органичность у людей отсутствует. Сплошной личностный дисбаланс. Ну и то, что эти «хорошие» то привирают, то кидают — это тысячу раз подтвержденный факт. В Германии, напротив, ты всегда уверен, что никто и никогда тебя не обманет ни на копейку. Инфантильная вера в добро и зло как маркер антисубъектности. В «добро» вступают массово, как в партию, им прикрываются, при этом абсолютно не осознают своих субъектных интересов. По факту просто вымазываются в добре, которое «не их», «не для них». Осознают на выходе, по прошествии лет, называют «добро» «злом», и снова по кругу. Когда удивляются отсутствию эмпатии, не учитывают, что чем больше человек страдает, тем меньше он способен к сочувствию, у него просто нет сил, все силы ушли на самоистощающую рефлексию. Это психофизиология. Которая прямо противоречит слащавым выводам русской литературы. На фоне кризиса псевдогуманизма мы наблюдаем и кризис компетентности, и кризис авторитетов. С этой точки зрения перестают иметь значение мнения даже таких персон как Папа Римский. Хорошо это или плохо? Конечно, хорошо. Учитесь думать своей головой. Часто транслируют мнения псевдоавторитетов, которые дают «советы по выживанию». Причем ни статус, ни внешний вид, ни, тем более, риторика этих людей не производят на меня впечатления. И я уж точно не хотела бы следовать их советам. Это подход к людям, находящимся в РФ, как к вынужденным и смирившимся выживальщикам, который, по сути, призван понижать их амбиции и социальный статус в угоду «повесточке». В коей черным по белому прописано — «страдать и смиряться». Как будто здесь только соцлузеры находятся. Это очередная игра в социерархию за чужой счет. Процентов 80 населения знать не знают, что они «выживают». Отвратительный снобизм, завуалированный под гуманизм. И прекрасный подарок власти.