Светлана Алексиевич: «Я не верю ни Путину, ни Лукашенко»
Белорусской писательнице Светлане Алексиевич сегодня присвоили Нобелевскую премию по литературе «за ее многоголосное творчество – памятник страданию и мужеству в наше время». В странах бывшего СССР Алексиевич, возможно, известна не так широко, как в Европе, однако и там, и здесь высказывания прозаика о постсоветском мире много цитировали. Slon Magazine вспомнил некоторые яркие цитаты, взятые из интервью нобелевского лауреата.
О выборе темы
«40 лет я занимаюсь исследованием советской цивилизации. Социализм и фашизм – это две идеи XX века. Очень коварные и искусительные. Меня всегда интересовало, почему происходит этот момент слепоты в обществе, как, например, сейчас в России. Выгнать всех коммунистов, снять их портреты – это одно, но изъять это из человеческой души – гораздо труднее. Недавно умер мой отец, и он завещал, чтобы партийный билет похоронили вместе с ним. Он очень верил в коммунизм. Я пытаюсь понять, исследовать, как это произошло, как это случилось на огромном пространстве, в 15 республиках бывшего СССР». «Хартия’97», май 2015
«Я ведь из книги в книгу исследовала идею “домашнего коммунизма”, тоталитаризма: что это такое? как мы тут жили? какими мы из этого вышли? И чтоб заострить тему, брала самые крайние варианты, а не “положительные примеры”. Конечно же, они есть. Конечно, многим людям удалось не страну – так хотя бы себя переделать. И это залог того, что не обязательно все кончится революцией». «Новая газета», август 2013 О жизни в Германии
«Сейчас я живу в Берлине, что я вижу из окна? Утром подходят немцы один за одним, с несколькими пакетами, и начинают строить государство. Как? Стоит несколько контейнеров, в один надо бросить пластиковые бутылки, во второй – стеклянные, в третий – живую органику. Они люди порядка и ответственности не на площади – в своем доме, семье, дворе. Они идут на работу, и если их интересы ущемляются, они самоорганизуются, чтобы решить свои проблемы. Власть будет такой, какой будем мы». «Российская газета», февраль 2009
«Мне много приходится встречаться с читателями в Европе, немецкая публика, например, другая, она задает очень серьезные вопросы об устройстве политической жизни. А у нас политическая жизнь – это повод для стеба». «Ведомости», октябрь 2013
О возвращении на Родину
«Я вернулась домой, потому что должна слышать наших людей. Я – человек уха. Мои книги живут услышанным, рассказанным, живут непосредственным общением с нашими людьми. Власть делает вид, что меня нет, что я не вернулась». Deutsche Welle, ноябрь 2013
О российских медиа
«То, что говорят сегодня журналисты российских СМИ – их просто надо судить за это. Что они говорят о Европе, о Донбассе, об украинцах… Но дело не только в этом, а в том, что народ хочет это слышать. Мы можем говорить сегодня о коллективном Путине, потому что Путин в каждом русском сидит». «Хартия’97», май 2015
«Я читала, как известная московская журналистка, не буду называть ее фамилию, писала: “Мужчина с деньгами – это особый мужчина, это особый запах, особое все”. Я представила, что бы было, если бы она подобное в европейском издании опубликовала. Ее бы завтра не было на работе, никто бы руки ей не подал». «Афиша», октябрь 2015
О непонятой и пугающей России
«Когда стала слышна эта мифология, которую предложили, – народ заговорил. И то, что он говорит, мы услышали с ужасом. Нам казалось, что эта рабская ментальность исчезла, но, может быть, она исчезла лишь в тонком культурном слое, а на глубине народного бытия ничего не менялось. Люди не поняли, что произошло. Я ездила по России, видела, что написано на автомобилях: “Обама – чмо”, “Поднялся бы Сталин”. Едет человек на немецком Mercedes, а у него написано: “На Берлин”. Читаешь – и приходишь в ужас». «Известия», октябрь 2015
«Это, конечно, веймарский комплекс. Он существует. Россию нельзя долго держать униженной – это очень опасно. Годы унижений, пережитые Россией, не могли пройти бесследно. Пружина должна была разжаться. И разжалась вот так. В этом еще очень много русского характера, совершенно никем не понятого». «Медуза», сентябрь 2015
«Мы имеем дело с русским национализмом, который весьма опасен. Мне очень жаль, что он поражает и талантливых людей, как тот же Прилепин. Талантливые люди, но неизвестно куда их заведет национализм, чем это все закончится. Даже страшновато разговаривать с людьми. Только и твердят “крымнаш”, “донбасснаш” и “Одессу несправедливо подарили”. И это все разные люди. 86% сторонников Путина – это реальная цифра. Ведь многие русские люди просто замолчали. Они напуганы, как и мы, те, кто находится вокруг этой огромной России». «Наша Нива», июль 2015
О доверии политикам
«Я вообще не верю больше политикам. Я думаю, что они сами не знают, во что они верят. Они будут верить в то, что на данный момент служит каким-то целям. Я не верю ни Путину, ни Лукашенко. В наших краях политикам нельзя верить, тем более таким тоталитарным. Мы видим, что есть переодетые российские военные в Украине. А Путин смотрит в лицо мира и говорит, что там их нет. Он говорил, что их не было и в Крыму. Европейцам тоже трудно нас понять. Мне кажется, что Обама и Европа ведут себя очень разумно. Вот Лукашенко говорит, что это слабые политики. Это политики, которые представляют общество, которое совсем не хочет обуть дурацкие сапоги, взять автомат и идти куда-либо. Люди любят жизнь и умеют жить. У них совсем другие ценности. Никакой военный там не скажет, как недавно говорил Грачев, что наши парни умирали в Чечне с улыбкой. Такое мог сказать человек, который вылез из какой-то баррикады, на которой провел всю жизнь». «Радио Свобода», апрель 2014