Папа, папа, бедный папа…
В католическом королевстве что-то неладно, и последние вести с полей удивляют даже тех, кто удивляться давно отвык. Папа римский встречается в США с четой гомосексуалистов, а посольство Ватикана распространяет официальный видеоролик, показывающий, как понтифик обнимает одного из них некоего Яйо Грасси, своего ученика и друга, тоже аргентинца.
Затем папа за закрытыми дверьми общается с Ким Дэвис, чиновницей из Кентукки, отказавшейся регистрировать гей-браки. О чем они говорят, не известно, но Ватикан сразу выпускает пресс-релиз: встреча не является выражением поддержки со стороны понтифика. Грасси поддержать можно, Дэвис — ни в коем случае. Но и не увидеться с той, за кого горой стоит множество католиков, было бы слишком нарочитым пренебрежением к пастве.
Наконец, под занавес становится известно, что понтифик намерен выпустить — и это не шутка — музыкальный альбом, призванный «распространить надежду, любовь и веру среди прихожан».
Тем временем иерархи проводят первый этап Чрезвычайной ассамблеи Синода католических епископов. Обсуждают слишком быстро меняющуюся семью, за которой Ватикану срочно нужно успеть. Что будет, если опоздаешь, продемонстрировал польский священник Кшиштоф Харамса, признавшийся, что он гей и выставивший Святому престолу длинный список обид и предъяв. Харамса не просит, но требует, не говорит о диалоге, но обвиняет, он — герой и медиазвезда. Ватикан священника с поста уволил, но пока новый Лютер чувствует себя победителем.
Глава католической церкви хочет выпустить музыкальный альбом, умыть ноги нищим, пожевать с индейцами коку, обнять старого друга, поговорить со всеми по душам, и чем более он миролюбив, тем явственнее развернутая атака. Сотни исламистов, среди которых есть и радикалы, уже прошедшие войну, бегут в Европу — и вовсе не для того, чтобы «вливаться» и «интегрироваться», а чтобы диктовать скромным католикам, где вешать распятие и как ставить рождественскую ель.
Папа призывает любить беженцев, мириться с ними, понимать их. «Аллах акбар!» — отвечают беженцы, вербующие себе сторонников куда эффективнее, чем европейские христиане. Эти и дышат-то теперь осторожно, косясь на чернобородых пришельцев.
От Франциска ждали инквизиции или масштабной реформы, которая потрясла бы основы огромного католического мира, а он, похоже, чижика съел. Понтифик-миротворец, папа-примиритель — это все и впрямь было бы хорошо, могло бы сработать. Но где-то в XVIII столетии, а никак не сейчас.
Папа хочет мира, однако ИГИЛ и ЛГБТ хотят войны до победного, аргументы Франциска на них не действуют. Гей-лобби очень похоже на радикальных исламистов: и те, и другие чувствуют себя задетыми и не собираются прислушиваться к противоположному мнению. «Вы — неверные», «вы — гомофобы», все, разговор окончен. Противопоставить этой логике позицию примирения можно, но обиженные останутся всегда: Молоха нельзя накормить, отдав палец или руку, он хочет пожрать тебя целиком.
Как ни странно, о консерваторах, которые терпеливы и не лезут со своими обидами, действительными или мнимыми, не думает уже никто. И так, мол, перебьются, потерпят и геев, и боевиков, и беженцев.
Франциск словно идет по лезвию ножа, умело балансирует, готов на компромисс. Однако проблема состоит в том, что Христос вовсе не был готов к беседам и спорам. Сын Божий почему-то раз за разом говорит лукавому «нет» и не отступается. Это выглядит очень несовременно, но Писание, говоря о семье, о вере, о спасении, не подразумевает никакого диалога
Понтифик очень не молод, и хотя пожелать ему, как любому неплохому человеку, можно только долгих лет жизни, очевидно, что вопрос о следующем главе Святого престола уже задан. Ничего личного, такова политика, а пост папы римского — хотим мы того или нет — конечно, политический.
Католицизм при Франциске встал перед последним решительным выбором: пройти меж двух огней и угодить всем уже не получится. И потому после ухода нынешнего папы западная церковь или будет обновлена в соответствии с пожеланиями трудящихся, превратившись в клуб по интересам, где разрешат вообще все: и гей-браки, и аборты, и хиджаб, или же «случится страшное».
Католики ведь могут вспомнить богатый опыт орденов, подвиги во имя веры и чистоты учения. Тогда мир получит совсем иного понтифика. Сильного, жесткого, готового идти до конца, думающего не о том, чтобы попасть в мейнстрим, а о том, что сказал бы Христос, глядя на происходящее.
Первый вариант развития событий католическую церковь похоронит, второй — сократит паству, но даст Ватикану шанс на выживание. Пока же папа мечется, а наши самолеты садятся на сирийские аэродромы, и это — большой подарок для православия, обретающего все большую привлекательность как консервативная и убедительная религия справедливого мироустройства (таков ее политический аспект) и следования духу и букве Писания (таков аспект духовный) .
Подобное удачное стечение продлится какое-то количество лет, и его нельзя не использовать. А там уже, глядишь, будет избран новый папа, и начнется совсем другая история.
Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции
Затем папа за закрытыми дверьми общается с Ким Дэвис, чиновницей из Кентукки, отказавшейся регистрировать гей-браки. О чем они говорят, не известно, но Ватикан сразу выпускает пресс-релиз: встреча не является выражением поддержки со стороны понтифика. Грасси поддержать можно, Дэвис — ни в коем случае. Но и не увидеться с той, за кого горой стоит множество католиков, было бы слишком нарочитым пренебрежением к пастве.
Наконец, под занавес становится известно, что понтифик намерен выпустить — и это не шутка — музыкальный альбом, призванный «распространить надежду, любовь и веру среди прихожан».
Тем временем иерархи проводят первый этап Чрезвычайной ассамблеи Синода католических епископов. Обсуждают слишком быстро меняющуюся семью, за которой Ватикану срочно нужно успеть. Что будет, если опоздаешь, продемонстрировал польский священник Кшиштоф Харамса, признавшийся, что он гей и выставивший Святому престолу длинный список обид и предъяв. Харамса не просит, но требует, не говорит о диалоге, но обвиняет, он — герой и медиазвезда. Ватикан священника с поста уволил, но пока новый Лютер чувствует себя победителем.
Глава католической церкви хочет выпустить музыкальный альбом, умыть ноги нищим, пожевать с индейцами коку, обнять старого друга, поговорить со всеми по душам, и чем более он миролюбив, тем явственнее развернутая атака. Сотни исламистов, среди которых есть и радикалы, уже прошедшие войну, бегут в Европу — и вовсе не для того, чтобы «вливаться» и «интегрироваться», а чтобы диктовать скромным католикам, где вешать распятие и как ставить рождественскую ель.
Папа призывает любить беженцев, мириться с ними, понимать их. «Аллах акбар!» — отвечают беженцы, вербующие себе сторонников куда эффективнее, чем европейские христиане. Эти и дышат-то теперь осторожно, косясь на чернобородых пришельцев.
От Франциска ждали инквизиции или масштабной реформы, которая потрясла бы основы огромного католического мира, а он, похоже, чижика съел. Понтифик-миротворец, папа-примиритель — это все и впрямь было бы хорошо, могло бы сработать. Но где-то в XVIII столетии, а никак не сейчас.
Папа хочет мира, однако ИГИЛ и ЛГБТ хотят войны до победного, аргументы Франциска на них не действуют. Гей-лобби очень похоже на радикальных исламистов: и те, и другие чувствуют себя задетыми и не собираются прислушиваться к противоположному мнению. «Вы — неверные», «вы — гомофобы», все, разговор окончен. Противопоставить этой логике позицию примирения можно, но обиженные останутся всегда: Молоха нельзя накормить, отдав палец или руку, он хочет пожрать тебя целиком.
Как ни странно, о консерваторах, которые терпеливы и не лезут со своими обидами, действительными или мнимыми, не думает уже никто. И так, мол, перебьются, потерпят и геев, и боевиков, и беженцев.
Франциск словно идет по лезвию ножа, умело балансирует, готов на компромисс. Однако проблема состоит в том, что Христос вовсе не был готов к беседам и спорам. Сын Божий почему-то раз за разом говорит лукавому «нет» и не отступается. Это выглядит очень несовременно, но Писание, говоря о семье, о вере, о спасении, не подразумевает никакого диалога
Понтифик очень не молод, и хотя пожелать ему, как любому неплохому человеку, можно только долгих лет жизни, очевидно, что вопрос о следующем главе Святого престола уже задан. Ничего личного, такова политика, а пост папы римского — хотим мы того или нет — конечно, политический.
Католицизм при Франциске встал перед последним решительным выбором: пройти меж двух огней и угодить всем уже не получится. И потому после ухода нынешнего папы западная церковь или будет обновлена в соответствии с пожеланиями трудящихся, превратившись в клуб по интересам, где разрешат вообще все: и гей-браки, и аборты, и хиджаб, или же «случится страшное».
Католики ведь могут вспомнить богатый опыт орденов, подвиги во имя веры и чистоты учения. Тогда мир получит совсем иного понтифика. Сильного, жесткого, готового идти до конца, думающего не о том, чтобы попасть в мейнстрим, а о том, что сказал бы Христос, глядя на происходящее.
Первый вариант развития событий католическую церковь похоронит, второй — сократит паству, но даст Ватикану шанс на выживание. Пока же папа мечется, а наши самолеты садятся на сирийские аэродромы, и это — большой подарок для православия, обретающего все большую привлекательность как консервативная и убедительная религия справедливого мироустройства (таков ее политический аспект) и следования духу и букве Писания (таков аспект духовный) .
Подобное удачное стечение продлится какое-то количество лет, и его нельзя не использовать. А там уже, глядишь, будет избран новый папа, и начнется совсем другая история.
Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции