Полководец с суворовским озарением

30 сентября исполняется 120 лет со дня рождения Маршала Советского Союза Александра Михайловича Василевского (1895 – 1977) Если имя маршала Г.К. Жукова, чья подпись увековечена в акте о безоговорочной капитуляции Германии, мы ассоциативно связываем с победоносным завершением Великой Отечественной войны, то о маршале А.М. Василевском можно сказать, что он, как главнокомандующий войсками Дальнего Востока, разгромом японской Квантунской армии в августе 1945-го поставил победную точку на всей Второй мировой войне. О значимости вклада А.М. Василевского в достижение Победы СССР над фашистской Германией говорит хотя бы тот факт, что из 16 кавалеров ордена «Победа» лишь он, наравне с И.В. Сталиным и Г.К. Жуковым, был удостоен этой высшей полководческой награды дважды. Время неумолимо. Немного осталось тех, кто знал Александра Михайловича лично, общался с ним. Один из них - известный учёный-правовед, доктор юридических наук, в конце 1980-х – начале 1990-х Генеральный прокурор СССР, действительный государственный советник юстиции Александр Яковлевич СУХАРЕВ. К нему и обратилась «Красная звезда» с просьбой поделиться воспоминаниями о встречах с выдающимся полководцем. - С Маршалом Советского Союза Александром Михайловичем Василевским я больше был знаком как с общественным деятелем, чем с военным стратегом. Увидеть же его впервые мне довелось в Воронеже в начале 1946 года. Шла как раз подготовка к назначенным на 10 февраля выборам в Верховный Совет СССР, первым послевоенным выборам. А несколькими месяцами раньше из-за тяжёлого ранения под Варшавой при форсировании реки Нарев, притока Вислы, я досрочно вернулся с фронта. Капитана, орденоносца, меня единогласно избрали секретарём Железнодорожного райкома ВЛКСМ города Воронежа. Где-то поздно вечером звонит первый секретарь обкома партии Владимир Иосифович Тищенко (что-то, думаю, стряслось; ни с того, ни с сего в такое время «первый» звонить не станет): «Александр Яковлевич, завтра в Воронеж для встречи с избирателями приезжает кандидат в депутаты Верховного Совета СССР Маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский. Вы включены в число встречающих». Наутро я был на вокзале. Когда маршал вышел из вагона и, здороваясь, стал обходить наш чуть ли не по-военному застывший перед ним строй, первое, что бросилось всем в глаза, это его не показная расположенность к общению с людьми. Когда очередь дошла до меня и я по-военному представился, маршал смерил взглядом мою фигуру в офицерской шинели и кивнул в сторону палочки, на которую я опирался: «Фронтовик, значит?» Пожал руку и, выдержав паузу, произнёс для меня совершенно неожиданное: «Спасибо». В заполненном до отказа областном драмтеатре на встрече с избирателями маршал, несмотря на, казалось бы, неизбежную в таких случаях официальность, держался по-человечески просто. Эта его раскованность передалась и президиуму, и залу, где мне, как фронтовику, выделили место в первом ряду… Когда многие годы спустя я ближе узнал Александра Михайловича, то пришёл к заключению, что простота, благородство, деликатность – всё это у него с рождения. Сын священника, семинарист, прошедший школу высоконравственного семейного и духовного воспитания, во время Первой мировой войны - штабс-капитан русской армии, впитавший в плоть и кровь ещё и понятие офицерской чести, он просто не мог быть иным, даже став всесильным военачальником. Общеизвестно, как Сталин, будучи в хорошем расположении духа, сказал ему однажды: «Товарищ Василевский, вы вот такой массой войск руководите, и у вас это неплохо получается, а сами, наверное, и мухи не обидели». Комментируя позже эту сталинскую то ли похвалу, то ли недоумение, маршал честно признавался, что нелегко было оставаться спокойным и не позволять себе повысить голос: «Но сожмёшь, бывало, до боли кулаки и смолчишь, удержишься от ругани и окрика». Иными словами, властвуя людьми, он прежде всего властвовал собой. Об «отходчивости» Александра Михайловича говорит и такой факт. Во время боев за Прибалтику в его машину на огромной скорости врезался «виллис», за рулём которого находился старший лейтенант. От сильного удара Василевского и его спутников выбросило из машины. Виновник аварии – сам не в себе - подошёл к поднявшемуся с земли маршалу и протянул ему пистолет: «Расстреляйте меня, я этого заслужил». Десять дней Василевский не вставал с постели: сотрясение мозга, перелом двух рёбер. Когда доложили, что командование собирается отдать офицера под суд военного трибунала, Александр Михайлович поинтересовался, кто он - этот офицер. Узнав, что тот командир фронтовой разведроты и характеризуется исключительно положительно, маршал за него заступился. В ту же ночь старший лейтенант блестяще выполнил задание, а вскоре ему было присвоено звание Героя Советского Союза… - Александр Яковлевич, давайте всё-таки вернёмся в Воронеж, в 1946 год. Что маршал вам, воронежцам, сказал тогда? - Когда Александр Михайлович поднялся на трибуну, первое, с чего он начал, это с победных итогов Отечественной войны. Особо остановился на десяти сталинских ударах, осуществлённых Красной Армией в 1944 году. Когда дошёл до пятого удара, операции «Багратион», где как представитель Ставки Верховного Главнокомандования маршал координировал действия 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов, мне самому за те несколько минут, что он говорил, пришлось заново пережить всё, что испытал немногим больше года назад в боях за Белоруссию. Ведь в пятый удар и я внёс свою лепту как начальник штаба 237-го стрелкового полка 65-й батовской армии. Выступая перед избирателями, Александр Михайлович, излагал своё видение восстановления разрушенного Воронежа и тех районов области, по которым война прошлась наиболее жестоко. Проявил он, например, интерес к приближающемуся вводу в строй сталелитейного цеха завода имени Коминтерна. Встававшая из руин страна испытывала нужду в продукции коминтерновцев – асфальтосмесителях, камнедробилках, скреперах, экскаваторах. А спустя полгода – тут уж при прямом содействии маршала Василевского как депутата – преобразился центр Воронежа. Сохранив прежний внешний облик, к октябрьским праздникам восстали из пепла здания кинотеатра «Пролетарий», редакции областной газеты «Коммуна», Госбанка, Дома пионеров. О маршале А.М. Василевском можно сказать, что он, как главнокомандующий войсками Дальнего Востока разгромом японской Квантунской армии в августе 1945-го поставил победную точку на всей Второй мировой войне. - Александр Яковлевич, вы как-то говорили, что юристом стали благодаря маршалу Василевскому. Как это произошло? - Моё приобщение к юриспруденции выглядело так. Когда Александр Михайлович на встрече с избирателями стал говорить о вкладе различных родов войск в достижение Победы, то немалое место в своём выступлении отвёл, кому бы вы думали? Офицерам военной юстиции, трибунальцам и смершевцам. Эти люди, подчеркнул он, сумели филигранно отфильтровать трусов, паникёров, предателей от подлинных защитников Отечества. Честные и преданные Родине, они обеспечивали высокую боеспособность наших частей и соединений даже в самые критические моменты, когда, казалось, всё было потеряно. В этом месте маршал говорил наиболее темпераментно, будто чувствовал, что в зале могут находиться люди, думающие по-иному, и потому считал необходимым переубедить их. Не скрою, на фронте по молодости и я, боевой офицер, свысока поглядывал на «отсиживающихся в тылу» тех же прокуроров, следователей, трибунальцев. И хотя понимал значимость их службы, примерять на себя прокурорский мундир в то время не собирался. Но как часто случается, чьё-то вовремя сказанное и в «десятку» попавшее слово может всё перевернуть в твоём сознании. Что-то подобное в тот момент произошло и со мной. Тут не последнюю роль сыграло моё преклонение перед непререкаемым авторитетом маршала. Итоговую же черту под раздвоенностью моих раздумий подвели его слова о начавшемся в Нюрнберге процессе над германскими военными преступниками: «Этот суд народов войдёт в историю как апофеоз советской юстиции, чей карающий меч довершит долгожданный акт возмездия». Домой в тот вечер я вернулся с созревшим решением: «Всё – подаю документы в Московский заочный юридический институт». - А как произошло более близкое ваше знакомство с маршалом Василевским? - Оно состоялась много позже, в конце 1960-х. К тому времени я уже работал в ЦК КПСС заместителем заведующего отделом административных органов. Одним из наиболее заметных мероприятий того периода была конференция о проблемах правового воспитания в Вооружённых Силах. Как на юриста, вся организация её была возложена на меня. (Юридический институт я всё-таки окончил - без отрыва от основной работы. К участию в конференции мы решили пригласить ведущих работников Минюста, Генпрокуратуры, сотрудников МВД, учёных-юристов, военачальников. Звоню Василевскому. Представился. Рассказал о готовящейся конференции и попросил его принять в ней участие. В ответ слышу: «Но ведь я не юрист». – «Зато я благодаря вам стал юристом». И напомнил ему о Воронеже 1946 года, о его встрече с избирателями. Условились встретиться. Посчитав некорректным «вызывать» маршала к себе в ЦК, поинтересовался, когда и куда я могу к нему прибыть. Слышу, Александр Михайлович усмехнулся: «Прибывать вам никуда не надо. Сообщите только свой этаж и номер кабинета». Помню, как на следующий день по цековским кабинетам пронеслось: «К Сухареву сам Василевский приехал». Разговор с Александром Михайловичем вышел конструктивным, деловым. Гостя интересовало не только содержание и характер будущего выступления, но и какое место оно будет занимать в контексте как конференции, так и всей системы правового воспитания в армии и на флоте. Сразу скажу, маршал выступил блестяще и так же убедительно, как когда-то в Воронеже. Следующей нашей совместной работой стало участие Александра Михайловича в качестве одного из авторов сборника статей о правовом воспитании военнослужащих. Свою статью «Законы советской Отчизны священны» маршал писал сам. Насколько знаю, он никогда не прибегал к помощи «литературных рабов». Написана статья была так, что редактировать её практически не понадобилось. А так как ею открывался сборник, то она дала название всему изданию. - А сколь часто доводилось вам потом встречаться с маршалом? - Это были в основном короткие встречи на различных мероприятиях, участниками которых мы оба оказывались. И всякий раз Александр Михайлович, несмотря на дефицит времени, не ограничивался формальным «здравствуйте-прощайте». Он всегда находил, что сказать, о чём спросить. В конце жизни маршал часто болел, и я не упускал случая навестить его в больнице. Однажды во время очередного моего визита он посетовал: «Попросили меня земляки из Кинешмы Ивановской области посодействовать им в ускорении ремонта Дворца культуры. Но тут доктора уложили меня на больничную койку. Я вас попрошу, помогите им». В очередной приезд доложил ему, что в Кинешме дела идут полным ходом. Вижу, Александр Михайлович повеселел. И тут наконец-то я отважился узнать его личное мнение о полководческом даровании маршала Жукова. Достаточно было вспомнить, что говорили о нём его же ближайшие сподвижники на октябрьском (1957 года) пленуме ЦК, где Жуков был снят с должности министра обороны. О «ближайших сподвижниках» Александр Михайлович деликатно промолчал. О Георгии Константиновиче же сказал, что всегда восхищался неукротимой энергией Жукова, широтой и глубиной его стратегического мышления. И тут я не удержался, чтобы не напомнить о прожекторах, которыми Жуков ослепил немцев на Зеловских высотах. В ответ Василевский усмехнулся: «Да, это была удачная находка Георгия Константиновича, но находка тактического свойства. А измерять, оценивать Жукова следует не прожекторами. Жуков – великий стратег. Я не могу сегодня назвать никого из военачальников своего поколения, кто бы, как он, обладал суворовским озарением». Это была наша последняя встреча. Прошло почти сорок лет. Я постоянно задумываюсь над сказанным Александром Михайловичем, над ролью и местом, что занимал он сам в истории страны, Вооружённых Сил. И всякий раз прихожу к заключению, что как военный стратег-мыслитель он, Маршал Советского Союза Василевский, суворовским озарением наделён был не в меньшей мере.