На ход ноги: что удивило британского классика в странствиях по миру

Впервые переведенная на русский книга путевых заметок Ивлина Во содержит фрагменты из произведений, вышедших с 1930 по 1936 год: «Наклейки на чемодане», «Далекий народ», «Девяносто два дня» и «Во в Абиссинии». В 1946-м писатель выбрал из них особенно милые его сердцу места и объединил их в эту антологию. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели — специально для «Известий».

Ивлин Во

«Когда шагалось нам легко»

М. : КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2022. — Пер. с англ. Е. Петровой. — 448 с.

Название книги Во особо поясняет в предисловии, печалясь о том безвозвратно ушедшем времени, когда путешествовать было гораздо проще: «Думаю, мы никогда больше не сможем высаживаться на чужом берегу с аккредитивом и паспортом (необходимость в последнем сама по себе уже была первой робкой тенью той свинцовой тучи, что окутывает нас в эти дни) и ощущать, как перед нами распахивается мир. Сегодня это дела минувшие, как прибытие пастора Йорика в Париж, где хозяин гостиниц вынужден ему напоминать, что их страны находятся в состоянии войны».

Фото: Азбука-Аттикус

Кроме пастора Йорика из «Сентиментального путешествия» Лоренса Стерна Во упоминает (тоже как бы в качестве своей приблизительной ролевой модели) героя собственного романа «Возвращение в Брайдсхед» Чарльза Райдера, рассуждавшего, что насладиться Европой всегда успеется, а в молодости имеет смысл отправляться в глухие места, мало тронутые цивилизацией: «Для Европы еще будет время, — думал я, — ведь не за горами те дни, когда я буду нуждаться в человеке, который бы устанавливал мой мольберт и носил за мною краски; когда я не рискну удалиться больше чем на час ходьбы от комфортабельного отеля; когда я буду нуждаться в прохладном ветерке и мягком солнечном свете; и вот тогда я обращу мои старые глаза к Италии и Германии. Теперь же, пока у меня есть силы, я отправлюсь в дикие страны, где человек покинул свой пост и джунгли подбираются обратно к своим былым твердыням».

Важный принцип отбора именно этих выдержек из четырех книг Ивлин Во тоже оговаривает в предисловии, подчеркивая свое отвращение к политике, испортившей его пятый травелог о Мексике — «Узаконенный грабеж» 1938 года, который по прошествии нескольких лет автор хотел бы «предать забвению». Уже по названию этой книги можно строить предположения о градусе ее публицистичности, однако предисловие из нее Во посчитал уместным процитировать и в 1946-м: «Политика, губительная везде и всюду, иссушила здешние почвы, выморозила, раздробила, стерла в прах. Если в шестнадцатом веке человеческой жизнью правил хаос, а засилье теологии душило любые таланты, то в настоящее время над нами довлеет чума политики».

Зачищающему свои заметки от малейших политических поползновений Ивлину Во труднее всего приходится в пятой части антологии — «Война 1935 года», где речь идет об итальянском вторжении в Абиссинию, которое писатель поехал освещать в качестве военного корреспондента. Хотя Во, по обыкновению, иронизирует над собой («Тогда-то у меня и забрезжило смутное чувство, которое впоследствии отчетливо передалось окружающим: я же ни бельмеса не смыслю в профессии военного корреспондента»), тем не менее к этому моменту он вполне мог считаться специалистом по абиссинскому вопросу. За плечами у него уже был репортаж о коронации тамошнего императора Хайле Селассие, ранее известного как рас Тафари, — все подробности этой довольно скучной и утомительной церемонии расписаны во второй главе книги.

Тогда, проведя две недели в Аддис-Абебе, даже такая изобретательная акула пера, как Во, порой ощущала что-то вроде писательской беспомощности, задаваясь риторическим вопросом: «Как же уловить, как пересказать безумное очарование нынешних эфиопских дней?» и прибегая к аналогиям из «Алисы в Стране чудес». Универсальная книга Льюиса Кэрролла еще никого не подводила, когда надо подсветить абсурдность мироустройства, проявляющуюся в самых разных точках земного шара при соответствующим образом настроенной оптике: «Именно к «Алисе в Стране чудес» обращались мои мысли при попытках провести параллели с жизнью в Аддис-Абебе. <...> ...только в «Алисе» можно прочувствовать характерный привкус гальванизированной и преобразованной реальности, где животные носят при себе карманные часы, венценосные особы расхаживают по крокетной лужайке рядом с главным палачом, а судебная тяжба заканчивается под трепет игральных карт».

Фото: commons.wikimedia.org/Carl Van Vechten

Путевые заметки Ивлина Во — несомненный жанровый родственник книги Льюиса Кэрролла: по сути своей это почти такая же фантасмагория, автора которой завораживают и вдохновляют не столько красоты (пусть даже иногда чересчур суровые) разных экзотических мест, сколько причудливые узоры человеческого поведения. «Мне представляется, что основу почти всех — а также итог всех без исключения — странствий составляет ощущение нереальности происходящего», — пишет Во, наполняющий свою книгу эксцентричными и совершенно непредсказуемыми персонажами. Например, такими как хозяин бразильского ранчо мистер Кристи, славящийся своей негостеприимностью к праздношатающимся путникам, однако внезапно делающий Ивлину Во комплимент:

«— Я всегда узнаю нрав любого посетителя по тому, каким он является мне в видениях. Иногда вижу свинью или шакала, но чаще — разъяренного тигра.

Не удержавшись, я спросил:

— А каково же было мое обличье?

— Сладкозвучный гармониум, — вежливо ответил мистер Кристи».

После такого диалога трудно писателю не возомнить о себе как о великом путешественнике, способном расположить к себе неприветливых аборигенов самой бесприютной местности. Но испытывающего аллергию на малейшие проявления самодовольства Ивлина Во никогда не оставляет насмешливый скепсис, в том числе и по отношению к собственным достоинствам. Писатель формулирует качества идеального «гражданина мира», легко преодолевающего не только политические, но и культурные границы, походить на которого хотелось бы слишком многим: «...когда я завидую то одному, то другому из своих знакомых, наблюдая у них способность адаптироваться к любому окружению или опыт контактов без границ, непробиваемую защиту от сантиментов и фальши или свободу от обывательских предрассудков, дальновидное распоряжение своими финансами или в меру теплое гостеприимство, тогда я сознаю, что, к великому сожалению, нипочем не смогу в полной мере стать «человеком мира», о каких пишут в романах...»