По стопам… сына

Он всегда был верующим человеком – даже в годы гонений вместе с матерью ходил в храм и совершил паломничество, воспитал детей церковными людьми, когда сын стал священником, пришел прислуживать в алтаре, а затем также принял на себя священническое служение. В августе нынешнего года воспоминаниями о своей жизни поделился иеромонах Серафим (Головин).

– Я воспитывался в семье, где не было отца. Отца забрали на фронт, и там же он был убит. Когда его забирали на фронт, мне было всего лишь две недели от роду. Мама была верующим человеком. И она заразила меня этой верой. Она воспитывала нас, троих детей, одна. За свою жизнь мы где только не «мытарились». Жизнь была не сахар, поэтому о своём детстве я не могу вспомнить ничего, что навевало бы мне радостные чувства. В шесть лет я видел заключённых немцев; в семь стоял с протянутой рукой и просил хлеба; в двенадцать лет уже работал…

Когда мне не было даже шести лет, наша семья жила на частной квартире, и нас выгнала хозяйка. Идти было некуда. Тогда мы с мамой и братьями ушли на берег Волги. На берегу мы жили, можно сказать, под открытым небом: там находилась разломленная баржа, в корме ходили заключенные немцы, а в носу ночевали мы. Крыша над головой — и всё. Ночью мама ложилась в середине, одного клала по одну сторону, другого — по другую, а меня — на себя и ворочала меня туда-сюда, чтобы было не так холодно, а сама-то не вставала. А поутру у неё аж иней был.

Потом получили комнату – пятнадцать квадратных метров на четверых. А когда сделали капитальный ремонт, то нам осталось ещё меньше — всего десять метров. Старший брат завербовался в Туркестан, окончив ремесленное училище, средний стал работать, бросив школу, а я тогда только начал учиться. Наша мама работала в областной больнице санитаркой. Как только наступали церковные праздники, она ходила в церковь, ну и меня с собой брала. А тогда в храмы детей не допускали, но я всё же проходил и стоял на богослужении, стал вникать в веру всё больше и больше.

В моей жизни был момент, который я вспоминаю постоянно. Когда мне было пятнадцать лет, мама решила показать мне место своего рождения (она была из Ульяновской области – из Сурского района, где была явлена икона святителя Николая Чудотворца; сейчас там колодец, туда ездят на экскурсию). Раньше там было богомолье — Промзино. Приехали мы туда 22 мая, на Николу. Это был последний год перед тем, как закрывали все святые места. Мама предложила мне попить тамошней святой водички, я согласился. Мне она не понравилась – как сейчас помню, пахнет листьями и корнями. Повернулся и смотрю — передо мной стоит дерево. Я говорю: «Мам, смотри, в дереве лик Николая Угодника и Божией Матери». Но она его не видела.

Мы пошли дальше. Отошли где-то с километра полтора и вдруг нас окликает старушка. «Сынок, тебе было видение Николая Угодника с Божьей Матерью?» Помню, на ней был голубой платок, как небо, она была маленького роста, одета в телогрейку и валенки. Подошла ко мне, с ног до головы осмотрела меня, как рентген, и сказала: «Ты и не только ты. У тебя будут дети, и у твоих детей будут дети. Весь ваш род достоин Господа Бога». И тотчас она растворилась – с тех пор я её больше нигде не встречал. И мы, как будто так и должно быть, продолжили свой путь.

Постепенно мысль об этом явлении стала притупляться. Прошло много лет, я женился, появились дети. Я всегда ходил в церковь. Несмотря на то, что всякая вера была под запретом, мы с моей супругой повенчались и детей крестили. Даже если в какой-то церковный праздник я работал, то все равно находил способ попасть в храм: либо менялся, либо брал выходной за свой счёт. Позже я нашёл своего духовного отца, в то время протоиерея Геннадия. Он служил в Ульяновске, окончил духовную семинарию, академию, стал кандидатом богословия. Я ездил к нему за советом, хоть он и был на три года моложе меня.

Моего сына, ныне протоиерея Владимира Головина, на мысль о поступлении в семинарию натолкнул именно отец Геннадий. После рукоположения в священники мой сын позвал меня служить в алтаре. Я согласился.

Немного позже рукоположили меня в священники – мне тогда было больше пятидесяти лет. Направили меня в Ульяновск, там я и прослужил 20 лет. Но годы начали брать своё: недуги, болезни, инфаркт. Тогда архиерей отпустил меня, сын забрал в город Болгар.

Когда я жил в Ульяновске, духовный отец намекнул мне о монашестве. Я был не против, ведь сколько монахов живёт и дома. Начал готовиться. Только я сомневался, ведь я ничего не знаю, к тому же недуги, больные ноги, стоять и долго молиться не было сил. Мой духовный отец успокоил меня, сказав, что Господь не требует от меня выстаивать часы за молитвой, Ему лишь нужна моя преданность и любовь, а молиться можно и сидя, и даже лёжа. Отец Геннадий принял тогда схиму с именем Николай. 

И 23 мая в нашем Авраамиевском храме я принял монашеский постриг с именем Серафим – так благословил духовный отец. С трепетом в сердце он говорил: «Брат мой, вводит тебя в сан Сама Пречистая Божья Матерь. Как Серафим Саровский был Её любимцем, так и ты будь всегда под покровом Пречистой Богородицы».

Постриг – это как бы второе крещение, в котором человек вновь перерождается и обновляется. Я уже в возрасте, и одному Богу известно, сколько мне осталось. В покаянии на исповеди перед принятием монашеского пострига отпускаются грехи. Пусть телом я также слаб, но душа моя устремляется ввысь. Это стало началом истинного пути к настоящей красоте, радости и полноте жизни…

Беседовала Ольга ГАВРИЛИНА

Публикация сайта Чистопольской епархии