«Гнездо»: Джуд Лоу — горе в семье
Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему
«Жены задают вопросы, ответов на которые не хотят слышать», — говорит мать брокера Рори О’Хары (Джуд Лоу), запутавшегося в паутине амбиций и ложных сигналов успеха. Это самое сердце фильма, часовая отметка. За окном 1980-е. На столе порезанные крест на крест бутерброды. У О’Хары финансовые трудности, хотя его главный талант — отлично выглядеть и заливать окружающим, как у него все хорошо. Квартира в Нью-Йорке, поместье — в Суррее, сын — в лучшей школе, в планах — pied-а-terre где-нибудь в Лондоне, чтобы поближе к работе. Американская мечта в пересчете на фунты стерлингов. Великий Гэтсби с дырой в кармане. Так какой был вопрос, милая?
В 1979-м у Рори не складывалось — и он бежал по маршруту пилигримов от рутины и, возможно, холодной матери в Америку. Акцент Старого Света помогал ему звучать богаче, чем он есть, а вскоре ощущение дома подарила Элисон (Кэрри Кун из «Оставленных»), жившая в меблирашке с дочерью Сэм (Уна Рош). У четы О’Хара родился сын Бен (Чарли Шотуэлл), застенчивый блондин, боящийся темноты и любящий футбол. Но десять лет спустя Рори почувствовал, что и бизнес по-американски — не его, а потому убедил семью переехать обратно в Лондон. Ну почти — в Суррей, в исполинское поместье, которое не по размеру О’Харе, зато вмещает его хрупкое эго и непомерные амбиции. Сэм пришлось оставить гимнастику, Бену — единственного друга, Элисон повезло перевезти с собой коня Ричарда. В новой жизни места хватит всем, ну либо не хватит никому. Зависит от того, как быстро симуляция успеха обнаружит финансовые трудности.
Вторая картина Шона Дуркина — медленной звезды американской инди-сцены, который десять лет назад прозвучал с фильмом «Марта, Марси Мэй, Марлен» — зрела в режиссерском мозгу так долго, что Элизабет Олсен успела стать героиней киновселенной Marvel (она блестяще солировала в «…Марлен»), Брэди Корбет — дважды съездить на Венецианский кинофестиваль как режиссер полных метров («Детство лидера» и «Вокс люкс»), а Сара Полсон завоевать телевидение благодаря антологиям Райана Мерфи. Но Дуркин, в отличие от О’Хары, не гонится за искрами успеха. Его интерес ровно противоположный: найти на стене жизни место, где отходят обои иллюзий, разглядеть в узорах продаваемого счастья — подлинно человеческое.
Читайте рецензию на «Вокс люкс»
Читайте рецензию на седьмой сезон «Американской истории ужасов»
Слушайте подкаст про «Вокс Люкс»
Олсен в «Марта, Марси Мэй, Марлен» была заперта в двоемирье — между прошлым и настоящим, травматичным опытом секты и вечным надзором сестры (Полсон) в большой настоящей жизни. Между ними она переключалась по щелчку, едва моргнув — так воспоминания вторгаются в слайд-шоу реальности от запахов, видов, ситуаций.
У Рори нет прошлой жизни — он ее выдумывает и переизобретает на ходу, считывая незримую сейсмическую активность чужих ожиданий. Хотите англичанина, янки? Это я. Ищете британца с американскими идеями, дряхлеющие элиты Старого Света? Он здесь. Хотите список свершений и привилегий? Минуточку, кажется, он в этом кармане. Эта альтернативная жизнь не то чтобы заменяет О’Харе настоящую, но приносит не гротескную радость, а еще большую фрустрацию. Под обоями начинает что-то шевелиться, в воздухе пахнет плесенью.
Если бы человек был домом, Рори О’Хара был бы старым поместьем в Суррее. Помпезный, но как будто нежилой, всегда в поле зрения — но столько пустых комнат, что одиночество тут клубится сильнее, чем посреди ночного поля. И это ощущение себя на горизонте — в шаге от богатства, которое он умеет описать лучше всех, — превращает его в оптическую иллюзию, Ахиллеса, бесконечно мчащегося за неспешной черепахой.
Этот парадокс Джуд Лоу буквально исполняет в кадре: все его действия преувеличены, бытовые моменты сопровождены гиперреакцией. Вот он празднует победный гол в ворота десятилетнего сына и его друга так, будто поверг сборную ФРГ в финале ЧМ. Вот целует Элисон посреди поля, как будто ждет, что их запечатлит папарацци, а лучше — придворный живописец. Все или ничего, сейчас или никогда.
Читайте рецензию на «Закат»
Читайте рецензию на «Сына Саула»
Так и высвечивается один из центральных конфликтов «Гнезда»: взрывы сиюминутности на фоне живописной вечности. Оператор-виртуоз Матьяш Эрдели, снявший «Сына Саула» и «Закат», в поместье добивается тактильного эффекта гобелена; выпотрошенный интерьер здания напоминает о ледяном дыхании готики, которая к 1980-м должна быть памятником культуры, давно запечатленным в кино. И в этом жанре первыми на ум приходят «Ребекка» (1940), первый американский фильм Хичкока, и «Невинные» (1961) Джека Клэйтона, который снял одну из лучших британских картин после отбытия Хича в Штаты. (Дихотомия Старого и Нового Света в фильма также пунктирно присутствует.)
В обоих фильмах героини сталкиваются со страшными тайнами поместий и начинают видеть призраков, которые помогают им рационализировать происходящее (или сойти с ума). Насилие в «Гнезде» иного толка: Рори не коварный многоженец, чьи супруги оказываются на том свете, или насильник, но человек, изматывающий супругу и детей психологически, гасящий о них бессильную ярость. Утром обещая идеальную жизнь, вечером он может просить взаймы или вести Элисон на очередной бессмысленный банкет, где он будет лгать окружающим. Для таких мероприятий у нее даже есть специальная шуба, эдакая шкура лжи, от которой она избавится, когда «белоснежный осел терпения» скопытится.
Точнее умрет Ричард — единственное создание, которое придавало жизни Элисон в Сурее какой-то смысл, помимо материнской роли. К тому же Сэм и Бен взрослеют на глазах: первая начинает запираться в комнате и слушать The Cure, второй просит не называть его «малышом» и стыдится, что в школу его возят на машине. Предприятие «Семья» тоже требует ресурсных вложений и переговоров, но и тут Рори либо отсутствует, либо обещает золотые горы.
Кажется, конь предвидел недоброе, а потому тревожно ржал из стойла, добавляя драматическому полотну фильма стежки тревоги, атмосферу готического триллера, который лишен мистики и даже дурных намерений. Сначала дистанция растет между семейством О’Хара и окружающими, затем — между друг другом, пока, рванув по индивидуальным орбитам, каждый не переживет микро-кризис, маленькую смерть. Run away, turn away, — поет группа Bronski Beat, под которую неистово пляшет Элисон, ощущая стремительно разрастающиеся пустоту и отчаяние. Символом этой неоправдавшейся надежды — для каждого своей — и оказывается исполинское гнездо поместья. В финале все четверо вновь оказываются за одним столом, чтобы проиллюстрировать, как ошибалась мать О’Хара. Всем бы хотелось получить ответа на вопрос — просто некому его дать. И Дуркин пускает финальные титры, вновь обрывая повествование как будто на полуслове.
Ссылки по теме
Эвелина Бледанс, Ирина Хакамада и Александр Буйнов разворошили «Гнездо»
Фильмы осени: 20 доводов сходить в кино
«Довод», «Мулан» и ещё 10 фильмов сентября
Джуд Лоу и Кэрри Кун покоряют Старый свет
«Вокс люкс»: Я сам себе и небо и Луна
«Закат»: Мне плевать, если мы войдем в историю, как варвары
«Сын Саула»: «Оскар» за гуманизм
«Жены задают вопросы, ответов на которые не хотят слышать», — говорит мать брокера Рори О’Хары (Джуд Лоу), запутавшегося в паутине амбиций и ложных сигналов успеха. Это самое сердце фильма, часовая отметка. За окном 1980-е. На столе порезанные крест на крест бутерброды. У О’Хары финансовые трудности, хотя его главный талант — отлично выглядеть и заливать окружающим, как у него все хорошо. Квартира в Нью-Йорке, поместье — в Суррее, сын — в лучшей школе, в планах — pied-а-terre где-нибудь в Лондоне, чтобы поближе к работе. Американская мечта в пересчете на фунты стерлингов. Великий Гэтсби с дырой в кармане. Так какой был вопрос, милая?
В 1979-м у Рори не складывалось — и он бежал по маршруту пилигримов от рутины и, возможно, холодной матери в Америку. Акцент Старого Света помогал ему звучать богаче, чем он есть, а вскоре ощущение дома подарила Элисон (Кэрри Кун из «Оставленных»), жившая в меблирашке с дочерью Сэм (Уна Рош). У четы О’Хара родился сын Бен (Чарли Шотуэлл), застенчивый блондин, боящийся темноты и любящий футбол. Но десять лет спустя Рори почувствовал, что и бизнес по-американски — не его, а потому убедил семью переехать обратно в Лондон. Ну почти — в Суррей, в исполинское поместье, которое не по размеру О’Харе, зато вмещает его хрупкое эго и непомерные амбиции. Сэм пришлось оставить гимнастику, Бену — единственного друга, Элисон повезло перевезти с собой коня Ричарда. В новой жизни места хватит всем, ну либо не хватит никому. Зависит от того, как быстро симуляция успеха обнаружит финансовые трудности.
Вторая картина Шона Дуркина — медленной звезды американской инди-сцены, который десять лет назад прозвучал с фильмом «Марта, Марси Мэй, Марлен» — зрела в режиссерском мозгу так долго, что Элизабет Олсен успела стать героиней киновселенной Marvel (она блестяще солировала в «…Марлен»), Брэди Корбет — дважды съездить на Венецианский кинофестиваль как режиссер полных метров («Детство лидера» и «Вокс люкс»), а Сара Полсон завоевать телевидение благодаря антологиям Райана Мерфи. Но Дуркин, в отличие от О’Хары, не гонится за искрами успеха. Его интерес ровно противоположный: найти на стене жизни место, где отходят обои иллюзий, разглядеть в узорах продаваемого счастья — подлинно человеческое.
Читайте рецензию на «Вокс люкс»
Читайте рецензию на седьмой сезон «Американской истории ужасов»
Слушайте подкаст про «Вокс Люкс»
Олсен в «Марта, Марси Мэй, Марлен» была заперта в двоемирье — между прошлым и настоящим, травматичным опытом секты и вечным надзором сестры (Полсон) в большой настоящей жизни. Между ними она переключалась по щелчку, едва моргнув — так воспоминания вторгаются в слайд-шоу реальности от запахов, видов, ситуаций.
У Рори нет прошлой жизни — он ее выдумывает и переизобретает на ходу, считывая незримую сейсмическую активность чужих ожиданий. Хотите англичанина, янки? Это я. Ищете британца с американскими идеями, дряхлеющие элиты Старого Света? Он здесь. Хотите список свершений и привилегий? Минуточку, кажется, он в этом кармане. Эта альтернативная жизнь не то чтобы заменяет О’Харе настоящую, но приносит не гротескную радость, а еще большую фрустрацию. Под обоями начинает что-то шевелиться, в воздухе пахнет плесенью.
Если бы человек был домом, Рори О’Хара был бы старым поместьем в Суррее. Помпезный, но как будто нежилой, всегда в поле зрения — но столько пустых комнат, что одиночество тут клубится сильнее, чем посреди ночного поля. И это ощущение себя на горизонте — в шаге от богатства, которое он умеет описать лучше всех, — превращает его в оптическую иллюзию, Ахиллеса, бесконечно мчащегося за неспешной черепахой.
Этот парадокс Джуд Лоу буквально исполняет в кадре: все его действия преувеличены, бытовые моменты сопровождены гиперреакцией. Вот он празднует победный гол в ворота десятилетнего сына и его друга так, будто поверг сборную ФРГ в финале ЧМ. Вот целует Элисон посреди поля, как будто ждет, что их запечатлит папарацци, а лучше — придворный живописец. Все или ничего, сейчас или никогда.
Читайте рецензию на «Закат»
Читайте рецензию на «Сына Саула»
Так и высвечивается один из центральных конфликтов «Гнезда»: взрывы сиюминутности на фоне живописной вечности. Оператор-виртуоз Матьяш Эрдели, снявший «Сына Саула» и «Закат», в поместье добивается тактильного эффекта гобелена; выпотрошенный интерьер здания напоминает о ледяном дыхании готики, которая к 1980-м должна быть памятником культуры, давно запечатленным в кино. И в этом жанре первыми на ум приходят «Ребекка» (1940), первый американский фильм Хичкока, и «Невинные» (1961) Джека Клэйтона, который снял одну из лучших британских картин после отбытия Хича в Штаты. (Дихотомия Старого и Нового Света в фильма также пунктирно присутствует.)
В обоих фильмах героини сталкиваются со страшными тайнами поместий и начинают видеть призраков, которые помогают им рационализировать происходящее (или сойти с ума). Насилие в «Гнезде» иного толка: Рори не коварный многоженец, чьи супруги оказываются на том свете, или насильник, но человек, изматывающий супругу и детей психологически, гасящий о них бессильную ярость. Утром обещая идеальную жизнь, вечером он может просить взаймы или вести Элисон на очередной бессмысленный банкет, где он будет лгать окружающим. Для таких мероприятий у нее даже есть специальная шуба, эдакая шкура лжи, от которой она избавится, когда «белоснежный осел терпения» скопытится.
Точнее умрет Ричард — единственное создание, которое придавало жизни Элисон в Сурее какой-то смысл, помимо материнской роли. К тому же Сэм и Бен взрослеют на глазах: первая начинает запираться в комнате и слушать The Cure, второй просит не называть его «малышом» и стыдится, что в школу его возят на машине. Предприятие «Семья» тоже требует ресурсных вложений и переговоров, но и тут Рори либо отсутствует, либо обещает золотые горы.
Кажется, конь предвидел недоброе, а потому тревожно ржал из стойла, добавляя драматическому полотну фильма стежки тревоги, атмосферу готического триллера, который лишен мистики и даже дурных намерений. Сначала дистанция растет между семейством О’Хара и окружающими, затем — между друг другом, пока, рванув по индивидуальным орбитам, каждый не переживет микро-кризис, маленькую смерть. Run away, turn away, — поет группа Bronski Beat, под которую неистово пляшет Элисон, ощущая стремительно разрастающиеся пустоту и отчаяние. Символом этой неоправдавшейся надежды — для каждого своей — и оказывается исполинское гнездо поместья. В финале все четверо вновь оказываются за одним столом, чтобы проиллюстрировать, как ошибалась мать О’Хара. Всем бы хотелось получить ответа на вопрос — просто некому его дать. И Дуркин пускает финальные титры, вновь обрывая повествование как будто на полуслове.
Ссылки по теме
Эвелина Бледанс, Ирина Хакамада и Александр Буйнов разворошили «Гнездо»
Фильмы осени: 20 доводов сходить в кино
«Довод», «Мулан» и ещё 10 фильмов сентября
Джуд Лоу и Кэрри Кун покоряют Старый свет
«Вокс люкс»: Я сам себе и небо и Луна
«Закат»: Мне плевать, если мы войдем в историю, как варвары
«Сын Саула»: «Оскар» за гуманизм