ХУДОЖНИК ТЕАТРА: Сегодня исполнилось бы 100 лет Саркису Арутчяну

Народный художник Армении, заслуженный деятель искусств, лауреат Государственной премии… В разные годы главный художник лучших театров страны… Мастер, первооткрыватель, пролагатель торных дорог… Настоящий интеллигент, солнечный человек… Саркис АРУТЧЯН. Художника рождает время. Они родились плеядно в 20-е, 30-е, 40-е – артисты в самом широком понимании этого слова, люди, на протяжении целого века делавшие армянский театр и его историю, составившие его честь и славу. Их имена вписаны золотыми буквами в историю отечественной культуры. Среди этих золотых имен значится замечательный художник театра Саркис Арутчян. Он учился в Ереванском художественном училище, подавал серьезные надежды и уже со студенческой скамьи оформлял спектакли в Театре юного зрителя, где ему довелось четыре года проработать в статусе главного художника. Но это случилось уже в 47-м. А тогда, в годы ученичества, светлое завтра, в которое так верил начинающий художник, не настало. Потому что завтра была война – "совсем не фейерверк, а просто трудная работа, когда, черна от пота, вверх ползет по пахоте пехота". Друзья вспоминают, какой блистательно остроумный анекдот состряпал Саркис Тигранович из истории о том, как ему было приказано сохранить и доставить к месту боевое знамя, как он прятал его на груди, трепетно выносил из огня и как "на месте" оно оказалось ненужным… Скорее всего, в памяти о войне у него сохранились не только забавные истории. Скорее всего, эти пять фронтовых лет и помогли ему сохранить душу и сердце в более чем пятидесятилетних трудах на театральном фронте. Скорее всего, протест против этих военных лет юности и сделал Саркиса Арутчяна художником, с солнцем в творчестве и с солнцем в душе. Эскиз декорации к спектаклю 'Отелло'"Это был удивительный человек – Саркис Арутчян, - рассказывает Александр Григорян, которого связывали с художником многие годы сотворчества и дружбы. - Он был представителем поколения, которому довелось пройти войну, довелось видеть много поражений – и глобальных человеческих, и личных. Из этого складывался его богатейший жизненный опыт. Мы познакомились с ним в 1972 году на спектакле "Иностранный жених" - незначительной легкой комедии, но подружились по-настоящему. А потом Государственную премию за спектакль "Солдатская вдова" мы вдвоем получали, премию Министерства культуры СССР за "Макбета" мы получали вдвоем, премию в Чехословакии за спектакль "Р.У.Р" мы получали вдвоем… Хочу сказать – наши взаимоотношения носили и творческий, и дружеский характер. Он был действительно удивительный человек – теплый, с какой-то скрытой нежностью по отношению к людям, очень часто наивный в плане восприятия каких-то политических и социальных явлений. Эта наивность удивительным образом сочеталась в нем с той глубинной мудростью, которая не разменивается на мелочи. Он очень верил в завтрашний день Армении, безумно любил ее. Всю жизнь проработав в театре, сильно верил людям и в людей. Всю жизнь проработав в театре, он умел оставаться человеком, и человеком верным. Как он любил Аджемяна, Капланяна! Он писал дневник… Помню, мы летели с ним из Москвы – он все время что-то записывал. Иногда показывал мне эти записи – они были чрезвычайно человечны, легки и остроумны. Вообще чувство юмора у него было отменное. И еще какой-то непотопляемый оптимизм, всепобеждающая жизнерадостность. Как он танцевал!". Он снова был студентом, теперь уже студентом-фронтовиком Художественно-театрального института, когда Армен Гулакян пригласил его оформлять спектакль "Московский характер" в Национальный академический театр им. Сундукяна. Это приглашение стало судьбой. До 1973 года Саркис Арутчян оставался в главном театре главным художником. Тогда были большими не только деревья, но и спектакли и люди, их делавшие. Армен Гулакян, Вардан Аджемян, Левон Калантар, созвездие артистов-корифеев, сотрясателей подмостков, о которых принято говорить с придыханием – Ваграм Папазян, Грачья Нерсисян, Авет Аветисян, Гурген Джанибекян… Саркис Арутчян вошел в этот мир, чтобы стать частью этого мира, стать одним из них, стать их соавтором, соратником и сорадователем. "Вишневый сад", "Еще одна жертва", "Отелло", "Идиот", "Деревья умирают стоя" - вот некоторые доминионы его сценографической державы, его сундукяновской одиссеи, которая слагается из почти пятидесяти глав – 48 спектаклей. Среди материалов о Саркисе Арутчяне попалось его интервью, в котором он говорит и о родном театре имени Сундукяна. Читаешь и убеждаешься, что не только Саркис Тигранович был человеком мудрым и проницательным, но и что в мире мало что меняется. "Театр работал не так, как подобает серьезному театру: один, в лучшем случае два спектакля в год – разве это дело? Многие ушли, не было творческой атмосферы, свершилось неприятное – прервалась связь поколений. Вообще мы виноваты, видимо, все: и общественность, и люди театра, все, кто имеет отношение к театральной культуре! Сколько было разговоров, и публичных, и закулисных, и в печати, сколько было всяких решений, но "Сундукяна" мы проморгали. Теперь собираются его капитально отремонтировать. Это, конечно, хорошо. Но… Отремонтированное здание – это еще не театр. Сможем ли мы восстановить былую атмосферу – вот вопрос вопросов!.." - это интервью датировано 1996 годом. Эскиз декорацииСам он привык работать необычайно интенсивно, работать с самой разнообразной драматургией и режиссерами с самыми разными почерками. Он был не просто мастером, мэтром, он был именно первооткрывателем, тем, кто создавал, стоял у истоков сегодняшней школы и культуры сценографии. Его оформление к спектаклю Грачья Капланяна по пьесе Артура Миллера "Салемские колдуньи" уже внесено в хрестоматию и записано в театральных анналах как поворотный пункт в нашей арт-истории. Саркис Арутчян оформлял спектакль. Он был художником-архитектором и художником-декоратором, который спектакль творит. И по существу становится – не может не стать – художником-режиссером. Декоративная установка в традиционно-натуралистическом театре – всего лишь среда, место действия. Зрелищной функции она не несет. Декоративная установка в традиционно-условном театре – всего лишь зрелищный фон, яркий, но сторонний контраст к действию. Декоративная установка у Арутчяна создает замкнутый и целостный мир, театр-картину, где действенное и зрелищное содержание спектакля нерасчленимо и нерасчленено. Такой подход был, и это естественно для балета. Поэтому неудивительно, что следующим главным художником Саркис Арутчян стал в 1973 году в Национальном академическом театре оперы и балета им. Ал. Спендиарова. "Пиковая дама", "Норма", "Лейли и Меджнун"… Разные эпохи, культуры, эстетика. Балаганы и готические замки, строгие графические формы и узорные декорации, красочное марево, погруженное в сценический манящий сумрак – все у Саркиса Арутчяна проникалось тоскующей мечтой. Мечтой о красоте, к которой тянется душа человеческая. "Начиная работу над спектаклем, мы с ним прятали друг от друга: он – эскизы, я - какие-то записи. Встречались, с улыбкой смотрели друг другу в глаза – ну, кто первый, ты или я, - вспоминает Александр Григорян. - Как сценограф, он любил масштабность, выискивал ее даже там, где, казалось бы, в материале она не заложена. Он оставлял за собой право выйти за рамки сценического пространства, раскрыть пьесу более широкоформатно, чем она предполагала. Какое блистательное оформление он сделал к спектаклю "Солдатская вдова" - буквально трехмерное, когда D3 еще даже не нарождалось! Он умел замечательно использовать глубину сцены – это далеко не всем сценографам доступно. Очень любил использовать какие-то движущиеся станки, устраивать на сцене какую-то круговерть, чтобы все не просто дышало – ходуном ходило… Эх, Саркис Тигранович!..". Использование круга сцены, и это подтверждают все, было излюбленной фишкой Арутчяна. Он был художником форм, бегущих от неподвижности, как от чумы, как от смерти. Художника, как полководца, губят возможности, которыми он пренебрег. Художника разрушают замыслы, которым он не дал осуществиться. Это возмездие Арутчяна миновало. В последние годы он работал – и опять главным художником – в Театре музыкальной комедии им. Пароняна, параллельно, как и всю жизнь, продолжал заниматься живописью и графикой. В холодном черном 1992 году открыл в Доме художника персональную выставку, на которой была представлена работа "Корабль надежды"… Привыкшему к масштабности мастеру было странно и тесно в рамках нагрянувшего контекста обнищавшей страны и ее "бедного театра". "Все последние годы я работаю с оглядкой, мысленно пересчитываю каждую купюру. В Театре музкомедии, где я сейчас работаю, мы, пытаясь делать спектакль, умудряемся тратить в десять раз меньше, чем необходимо. В результате спектакли стали терять зрелищность. Уже не помню, кто из великих сказал, что театр – это цепь компромиссов. Но должен быть этим компромиссам предел?! До искусства ли, когда ты скован по рукам и ногам" - это опять же из интервью 1996 года. Художника рождает время. Саркис Арутчян умер в 2000 году – ушел, словно в очередной раз проявив мудрость, вместе со своим веком и со своей театральной эпохой. Ушел, оставив режиссерам, с ним работавшим и не работавшим, печальную перспективу плакаться о том, что в такой художнической Армении словно перевелись сценографы. Наверное, если бы Саркис Тигранович услышал, он со свойственным ему неисправимым оптимизмом ответил бы, что жизнь всегда мудрее нас, что она еще все расставит по местам. Что время театральных художников – больших мастеров, пролагателей торных дорог, первооткрывателей, истинных интеллигентов и рыцарей театра – таких, как Саркис Арутчян – еще непременно наступит. Сона МЕЛОЯН, "Голос Армении"