Муратов: «Путин сейчас пытается одержать свою победу во Второй мировой войне»

Лауреат Нобелевской премии мира — об обидах провителя России, чувстве вины и главном желании. Кто из россиян до сих пор поддерживает Путина и почему все это кончится печально, рассказал известный российский журналист, главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов в эфире канала Скажи Гордеевой. — По лексике «нацисты», «фашисты», воспоминаниях о подвигах наших предков было понятно, что та война — Великая Отечественная — для Путина не закончилась. Он по возрасту-то на войну не попал, но предполагаю, что Путин сейчас пытается одержать свою победу во Второй мировой войне. Милитаризованность сознания, иногда гуманистическая, как «Бессмертный полк» (идею не случайно отжали у канала ТВ-2 и превратили в государственное патриотическое движение, из человеческого, семейного — в марширующее), вот эти военные храмы, эта жизнь в прошлом — надо одержать победу, как будто она не была одержана… Дмитрий Муратов говорит, что сейчас в окружении российского правителя нет никакого раскола, эти люди «абсолютно едины, сделают буквально все, что им велит Путин», и целиком разделяют мировоззрение президента, картина мира которого «незыблема и устойчива, как египетские пирамиды, где между плитами иголку не всунуть». Это мировоззрение, замечает журналист, предполагает, что Россия — изоляционистская, великая страна, у которой достаточно ресурсов и ей никто не нужен, а Запад уж тем более враг… Когда это все началось — Не в 2014 году, раньше, — считает Муратов. — С 2006 года Россия содержала свое посольство «Россия-НАТО» в Брюсселе, и Путин всерьез предлагал рассмотреть вопрос о вступлении России в НАТО и очень удивился, что для этого нужен какой-то испытательный срок, подготовить документы — он был уверен, что от такого предложения не отказываются. В 2007 году прозвучала мюнхенская речь (речь на Мюнхенской конференции по безопасности — С), где было сказано абсолютно все, что известно сейчас, об изменении роли России в мировой политике. Но большие политики, лидеры европейского мира всерьез это не восприняли, посчитали риторикой. А в следующем году была грузинская война, и президент Буш говорил Путину одно, а Саакашвили — другое. Думаю, это был один из самых серьезных переломных моментов, когда прекратились разговоры о приверженности западным ценностям, открытости, глобальности мира, и все это закончилось: мол, им на Западе веры нет, и они понимают только силу. Это, как я представляю, внутренний монолог коллективной власти. Она очень сильно, ужасно, просто до ус*ачки обиделась на Запад. Путин вдруг понял, что те люди, которые с ним говорят о ценностях, на самом деле говорят о ценах. И он крупным оптом скупил очень представительных политиков в советы директоров крупных российских компаний — там был французский премьер, немецкий канцлер, итальянские политики… И он над ними ржал, мол, вы все про бабло. Путин предлагал дружбу, получил отказ — значит, теперь не обижайтесь. Это нормальная логика дворового поведения, школы-восьмилетки, я сам вырос в таком дворе. И это сильный психологический надлом. Поэтому в ночь на 24 февраля стране сломали будущее, и то, что он долго говорил — перечислял обиды. Это сознание обиды, и абсолютной, непреклонной своей правоты. Парадокс в цифрах — Даже по государственным опросам, проведенным ВЦИОМ, треть россиян против (войны с Украиной – С.). А треть, если иметь в виду всю численность народа — это, между прочим, 50 миллионов человек. И это огромное число. Притом мы же понимаем, что люди боятся. Когда звонят и спрашивают: вы поддерживаете действия президента Путина по наведению порядка в ходе «спецоперации», у него ступор: знают номер телефона, значит, знают, где он живет. И что ему отвечать? «Да, — отвечает, — поддерживаю». Об этом можно говорить только лицом к лицу, и не называя фамилии. Дмитрий Муратов обращает внимание, что в опросах «Левада-центра» о поддержке Путина и об отношении к «спецоперации» есть две уникальных цифры: приблизительно 70% опрошенных — против войны, но примерно те же 70% людей поддерживают Путина на посту президента РФ. Означает ли это, что Россия находится на пороге внутреннего гражданского противостояния? — Я не думаю про гражданскую войну в России, — говорит журналист, — я абсолютно всерьез думаю о том, что может примирить две эти разные части. Что? Перемирие, переговоры, гуманитарные коридоры, гуманитарная помощь, обмен пленными и возможность забрать тела погибших, для того чтобы достойно их похоронить. Больше ни о чем договориться нельзя. Перемирие — это прекращение огня. Потому что что же это за странные переговоры на Гомельщине, когда в это же время идут самые жестокие обстрелы Харькова? Почему вообще Харьков так дался? Военные предприятия, заводы — как я понимаю, он должен, по мнению разработчиков плана разделения Украины, попасть в российскую зону влияния. Поскольку ничего другое невозможно — никто не отзовет признание Л/ДНР, никто из ныне действующей власти не будет возвращать Крым, как было неоднократно заявлено, «вопрос закрыт», остается только возможность перемирия, чтобы не уничтожали людей. Все равно война кончится, вопрос, с какими потерями. Но пока, честно говоря, конца и края не видно. Хорошо не будет «Новая газета», отмечает ее главред, готова работать в изменившихся условиях, и разработаны варианты на случай блокировки тех или иных каналов, как это случилось с другими независимыми российскими медиа. — На вопрос, страшно или не страшно, мы никогда не отвечаем. Потому что не боятся идиоты, а говорить, что страшно — это как-то очень стремно. Останемся вдвоем, с Венедиктовым? Ничего страшного, у него есть шкаф, наполненный прекрасными напитками, и я знаю, у кого ключ. …Но что делать с разгоревшейся ненавистью, и через сколько поколений россияне смогут разговаривать с украинцами без чувства вины? — В нашем поколении это невозможно. Те, кому сейчас 20-22 — у них другая эмпатия, большинство их категорические противники войны и большинство вдруг, за два-три дня начали понимать, что вот у них последний айфон, что последний самолет улетел, и ты не посмотришь страны, о которых мечтал и читал — для тебя останется журнал «Вокруг света». Люди мечтали о своем будущем, мечтали, что Россию будут любить, мир будет открыт для России, границы будут условными, для порядка и таможни, что к ним будут относиться, как к достойным и равным, а здесь будет атмосфера, как была во время чемпионата мира по футболу. Или еще лучше, как была в 2014 году в Сочи, до аннексии Крыма. Молодое поколение хотело радостного мира, а не того, где нужно срочно закупить для бабушки лекарства наперед, потому что потом будут дженерики. …Все сформулировано у моего любимого Евгения Шварца: «Все было хорошо. Все кончится печально». Увы, ничего духоподъемного, когда сейчас идут бои, сказать не могу. Но мне кажется, что сейчас очень здорово определилось добро и зло: пара-тройка диктаторов с нами, а мир, где люди живут более счастливо, чем в Северной Корее — они на другой стороне. Желание мое небольшое, но трудно выполнимое: я все-таки надеюсь, что мы сможем достичь перемирия…