"Я не помню..." Обстрелы достают детей Донбасса сквозь время и километры

Корреспондент редакции "Царьград Самара" побывал в "Дубках", где размещены эвакуированные из Донбасса. Мы стоим около класса, где организовали временные занятия. Мальчишки постарше на разговор не идут, отводят глаза. "Расскажешь?" – спрашиваю я, но они быстро убегают в комнаты.

Согласилась поговорить Настя. Ей 16 лет, она из Макеевки, ДНР, это рядом с аэропортом. Мама умерла в 2017 году, в Россию она отправилась с бабушкой, тётей и 4-летним двоюродным братом. Дядя, МЧСник, остался там, конечно же.

Выехали из-за военных действий. Нам из исполкома позвонили, меня должны были вывезти в безопасное место. Дядя сказал, чтобы мы с бабушкой, тётей уехали, подальше оттуда. Мы приехали, встретили нас хорошо. Переживали, не знали, что тут будет, как тут будет. Встретили хорошо, спасибо всем, кто нас принял, тому кто придумал чтобы людей принимать. Мы уехали, а там очень сильные боевые действия начались. Нам дядя говорит, хорошо что уехали раньше,

– рассказывает девочка.

Под обстрелы она попадала в 2014 – 2015 году. Вспоминая, Настя начинает уходить в себя, эмоции проявляются как на лакмусовой бумажке. И нет, нет никаких ужасных подробностей. Но от обыденности рассказа этого ребёнка хочется плакать. И да, многое она не помнит. Не хочет вспоминать.

Под обстрелы попадала еще в 2014, мне было 8 лет. И в подвалах сидели, и рядом стреляли. И к соседям прилетало. Был момент, когда мама была еще жива, мы жили в общежитии. Прилетело в соседней подъезд рядом – рядом совсем. Я тогда очень испугалась, за маму. Тётя с мужем сразу меня забрали к себе, увезли прямо из школы. Мама потом приехала. Много всяких моментов было. Много не помню. Помню как пошли с бабушкой на детскую площадку, в небе летел 21 самолет. Начали стрелять. Страшно это всё,

– глаза у Насти почти уже на мокром месте.

О приходе русской армии рассказывает, что уже не верили. Устали верить и ждать.

Честно говоря мы не знали, будут нас защищать или не будут. 8 лет длиться, думали что мы вообще никому не нужные. Поэтому когда Путин сказал, что нас признали, мы обрадовались. Наконец-то, в ближайшее время война закончится и мы победим,

– говорит она.

Я не смогла больше задавать вопросы. Просто потому, что спрашивать больше нечего. Ребёнок, детство которого пришлось на войну. И который с этой войны толком не вернулся даже через 8 лет.

А рядом в коридоре рыдала 16-летняя Анжела, которую как могли утешали и учительница, и мы.

Я не помню, я ничего не помню из школьной программы. Я не помню имя любимой учительницы, которая нас сюда привезла. Я не помню...

– повторяла она, размазывая слезы.

Мы растерянно переглядывались, не зная – что можно сделать. Как прямо сейчас вернуть ей чувство уверенности, безопасности.

Ну дважды два помнишь? Все нормально, все наладится

– твердили мы, не зная как успокоить ребенка.

Главное, чтобы все помнили взрослые. И самое главное – чтобы детей больше такие ужасы никогда не касались.