Другая Германия: украинский кризис навсегда изменил политику Берлина

«Мы все сегодня проснулись в другом мире», – заявила министр иностранных дел Германии Анналена Бербок утром 24 февраля по итогам заседания правительственного кризисного штаба. В последующие дни этот нарратив – о том, что мир уже не будет прежним, – занял в риторике немецких политиков центральное место, а новости, касающиеся России и Украины, практически полностью вытеснили из информационного потока все остальные темы, включая пандемию.

Какими именно будут последствия военной операции на Украине, и насколько она изменит мир – говорить пока рано. Но Берлин свою политику уже изменил, причем самым кардинальным образом. Германия не только разрывает почти все экономические связи с Россией и готовится жить без российских энергоносителей, но также решительно отбрасывает свой прежний пацифизм, а вместе с ним и сдержанность в вопросах оборонной политики. Германия также согласилась поставить оружие на Украину, и не через Нидерланды, как это планировалась еще днем ранее, а напрямую. Для начала – 1000 противотанковых ракет и 500 ПЗРК «Стингер». Таким образом разрушилось одно из главных немецких внешнеполитических «табу» – запрет на поставку оружия в кризисные регионы. Раньше Германия считала, что подобный шаг только разжигает конфликт и закрывает путь к дипломатическому решению. Исключение из этого правила было сделано лишь однажды – в 2014 году немецкое оружие получили воюющие против Исламского государства (ИГ; запрещена в РФ) иракские курды. Тогда немцы оправдывали себя тем, что договариваться в этом конфликте было не с кем. Но на самом деле это исключительное решение было продиктовано и другими соображениями – Берлин пытался доказать, что способен к активной внешней политике.

Об этой способности немецкие политики громко заявили несколькими годами ранее – на юбилейной, 50-й Мюнхенской конференции по безопасности, добавив, что готовы и к применению военной силы в случае необходимости. Все последующие годы Берлин действительно пытался преодолеть свою внешнеполитическую сдержанность, но получалось это у него плохо – слишком сильны были сформировавшиеся за десятилетия пацифистские установки. Теперь же все ограничения отброшены, и Германия практически в мгновенье ока стала «нормальной страной», не испытывающей особых комплексов по поводу своей политики, чего многие в немецкой элите желали еще с момента объединения ФРГ и ГДР.

Вполне вероятно, что после завершения острой фазы кризиса случится рецидив немецкого пацифизма, но он, скорее всего, будет быстро подавлен. Запад в целом и Германия в частности готовятся к затяжному и очень серьезному противостоянию с Россией, и никто не рассчитывает, что санкции будут сняты в обозримом времени. И уж тем более никто не говорит о возвращении к business as usual, даже в той странной форме, в которой он существовал последние восемь лет.

В долгосрочной перспективе, по словам Шольца, «безопасность в Европе не может быть направлена против России». Но со стороны канцлера эта фраза – скорее, дань традициям политической риторики немецких социал-демократов, подчеркивающая, что во всех остальных перспективах – кратко- и среднесрочной – примирения ждать не стоит. И, кстати, свое выступление в парламенте Шольц тоже начал со слов о том, что происходящие сейчас события – это не меньше, чем переломный момент в истории Европы, а то и всего мира.