Джуна: Я — дочь Бога!
Джуна — Дмитрию Гордону: «Я и сама себя толком не знаю...»
Кто она на самом деле такая, до сих пор неизвестно. Экстрасенс? Ассирийская колдунья? Ученый, опередивший свое время и открывший то, до чего современная наука пока еще не доросла? Инопланетянка, женщина не от мира сего или, может, авантюристка-шарлатанка, захватывающую красивую легенду придумавшая. Сооветская Мата Хари, которую вездесущий КГБ сумел внедрить в круг самых значимых в государстве лиц. А заодно и в среду, где вращались люди искусства, литературные и эстрадные бунтари-антисоветчики и заметные да важные иностранцы?
Версий много, все разные, и какая из них наиболее близка к истине, не могла определить даже сама Джуна. Ясно одно: без этой темпераментной и непредсказуемой восточной красавицы картинная галерея под названием «ХХ век» была бы неполной, она была одним из лиц ушедшей эпохи, до предела материалистичной и вместе с тем преисполненной тайн и неподдельного интереса к ним.
Джуна ДАВИТАШВИЛИ: Я и сама себя толком не знаю... Рано сиротой осталась, а когда в кинотехникуме училась, любила в деталях копаться, мне эти тубусы нравились, линзы... За рулем никогда не сидела, но трактор могу разобрать и собрать и в машинах тоже понимаю: дроссельную заслонку мне покажите, и я скажу, для чего она нужна, какой там жиклер, колодец... Хотя сын мне садиться за руль не разрешал, да и супруг тоже.
Евгения Ювашевна (так в паспорте у Джуны записано) не зря называла себя «загадкой века»: ученые до сих пор с пеной у рта спорят, действительно ли от царственных рук целительницы исходило какое-то особое излучение. Или же это вымысел, в который дружно поверил советский народ? И правда ли, что именно Давиташвили аксакалы Политбюро обязаны своим долголетием?
Понятно, конечно, что и без помощи экстрасенсов секретарь ЦК имел гораздо больше шансов дожить до глубокой старости, чем шахтер, стоитель БАМа или простой, надрывавшийся с утра до ночи колхозник, однако что-то в Джуне все-таки было — эдакое колдовское, магнетическое, цепляющее и притягивающее.
Недаром ведь свои лучшие песни ей посвящал Игорь Тальков, мечтал снимать в своих картинах Андрей Тарковский. А когда она, наконец, в художественном фильме «Юность гения» (не у Тарковского, правда) об Авиценне сыграла, все худсоветы ахнули: «Что за актриса? Как поразительно похожа на знахарку, о которой все пишут и говорят!».
Когда выяснилось, что целительницу Юну, к которой маленький Хусейн, будущий великий лекарь, тянется, вовсе не профессиональная актриса сыграла, а таки та самая знахарка, изумлению критиков вообще не было предела: «Да она же настолько органична, что для большого экрана создана!». А режиссер картины искренне жалел, что не доверил Джуне озвучить саму себя: голос актрисы подошел героине великолепно, однако низкий, грудной, гипнотизирующий голос «ассирийской загадки» мог произвести на зрителей куда больший и, возможно, даже полезный эффект...
Добившись всесоюзной, а потом и мировой славы, Давиташвили превратилась постепенно в волшебницу из сказки, которая колесит по всему миру и то с Папой Римским, то с матерью Терезой встречается, за которой Роберт де Ниро ухаживает и которая, видите ли, по взбалмошности своей писаного молодого красавца-композитора Игоря Матвиенко забраковала: замуж на один день выскочила, а потом подала на развод...
Ею интересовались, ей подражали и дико завидовали, считая, что счастливее женщины, в принципе, и быть не может: в кабинет к кому-то из приближенных к «дорогому Леониду Ильичу» войдет, пальцем пошевелит — и все ей на блюдечке с голубой каемочкой преподнесут: пожалуйста, извольте, возьмите, не погнушайтесь... На самом же деле, счастья в жизни Джуны совсем не так много было, горя — гораздо больше.
Многими талантами наделенная, того, кто готов всерьез и надолго впустить ее в свою жизнь, она так и не встретила, обласканная властью, так и не смогла в тихое спокойное прошлое вернуться, где они были все вместе: она, муж Виктор и сын Вахтанг.
Обладавщая сверхспособностями (по крайней мере, сама Джуна и ее пациенты, начиная с председателя Госплана СССР Николая Байбакова и Аркадия Райкина, всегда это утверждали), ни крошечную дочь Эмму, умершую через несколько дней после появления на свет, спасти не сумела. Ни своего обожаемого Вахо, которого она с того света вытащила после тяжелейшей автомобильной аварии, но потеряла, как сама говорила, когда «ее захотели наказать и смертельно ранить».
Джуна, которую когда-то боялись и «Распутиным при дворе Брежнева» называли, признавалась, что после ухода сына из жизни дважды пыталась покончить с собой. В голос рыдала и признавалась, что лучше бы сын без матери вырос, только бы был жив.
Хотя что значит «жив»? В смерть Вахо Джуна отказывалась верить в принципе — как, собственно, и в смерть как таковую. «Уходя, мы не уходим, — убеждала она, — мы остаемся в памяти тех, кто нас знал и любил. В книгах, которые написали, в открытиях, которые совершили, в том, что принесли в этот мир и в него вложили, и так до тех пор, пока Господь не возвратит нас обратно...».