У меня украли детство….

Молодежка ЛДПР навестили узника концлагерей Микютик Ивана Михайловича. Сейчас у ветерана ВОВ слабое здоровье, но молодых людей принял, ведь 11 апреля для него особенный день «День освобождения узников фашистских концлагерей»

Когда началась война Ивана Михайловичу было четыре года. Но он до сих пор хорошо помнит, как в их дом пришла война. В 2014 году, когда Иван Михайлович был здоров он дал больше интервью газете «Тувинская правда», где рассказал, что им пришлось пережить.
Война
Иван Михайлович Микитюк родился 16 августа 1937 года в п. Яремча Станиславской области (ныне — Ивано-Франковская). Когда началась война, ему было четыре года. Но он до сих пор хорошо помнит, как в их дом пришли завоеватели.
— Семья большая была — 14 детей, потом осталось девять. Отец, Михаил Ильич Микитюк, сторожем работал, мать, Мария Васильевна Бойко, — с детьми сидела. Держали свое хозяйство, тем и жили. Мы, дети малые, сидели на печке (печки тогда большие были, сразу несколько ребятишек могли разместиться). И тут — туча солдат, венгров, которые служили фашистам. Мать как раз хлеб пекла — такой запах! Даже слюнки текут. Венгры забрали хлеб, только одну булку нам оставили, да еще консервов своих. Мать опять тесто поставила. Все тогда думали: что делать дальше? Кто сумел — убежал в горы, в Карпаты, к партизанам. Кто не смог, тот остался. У нас семья одиннадцать человек, куда нам? Остались в посёлке.
Немцы тогда Ковпака, командира партизан, сильно боялись. Как услышат «Ковпак», сразу убегают, а мы с братом брали еду и относили партизанам. Руднев был у него заместителем. Люди все, что могли, отдавали партизанам. Книжку потом Ковпак написал «От Путивля до Карпат», хорошая книжка, там всё правда: и про то, как дети ходили, кормили партизан, тоже написано.
Немцы на железнодорожную станцию собрали со всех деревень жителей, и семью нашу тоже: мать, отца, всех моих сестер, братьев — Степана, Марию, Ольгу, Василия, Дусю, Валю, Илью, Анну. Потом собрали эшелон товарных вагонов и повезли на запад. Больше месяца или двух нас везли. Часто останавливались. В первую очередь военные эшелоны пропускали. Или мост был разрушен, или еще что — тогда сидели, ждали. В каждом вагоне — солдат с автоматом, чтобы не сбегали. Где эшелон останавливался, там нас кормили, но только для того, чтобы не умерли в дороге. Две сестренки мои, самые маленькие, Дуся и Валя, умерли в пути. Охранники велели выбросить их из вагона — и всё. А тут чехи подошли, говорят: «Дайте их имена, фамилии, мы похороним по-чело¬вечески»… Родители еще говорили: какие чехи хорошие. Люди-то приходили и кормили нас, они и сестренок забрали, похоронили. Кто-то из взрослых убегал ночью в лес. А нам, маленьким, куда? Мать говорила нам все время: держитесь в кучке. Гладила по голове, как могла, утешала, подбадривала. Привезли в Австрию. Сразу всю одежду сожгли. Переписали всех и стали сортировать: стариков — отдельно, взрослых и детей — отдельно. Кормили плохо: водичка и кусок хлеба. Страшно было, молодых людей брали на эксперименты: разрежут ногу, пепел туда накидают или руку сломают. Кровь брали и у старших моих братьев и сестер тоже. В 1944 году приехал бауэр (фермер по-нашему) Ноппа, длинный такой, глазастый. Нас, всю семью, отдали к нему на работы. Помню, были еще мальчики Ганс и Франц, дети родственников хозяина. Работали на ферме. Коров в поле выгоняли, навоз за ними убирали, листья подметали — коровам на подстилку. А еще я с братом яйца собирал. Из мягкой травы там делали курицам гнезда. Бывало, целыми днями ходим, ищем эти гнезда, яйца в корзины собираем.
Целый день — работа. Как с утра, часов с пяти-шести начнешь, так до обеда без перерывов. Слышишь свисток, все бросаешь, бежишь — обед начался. Всё по свистку было: начало работы, окончание. Потом еще один бауэр приехал и забрал старших братьев и сестер.
Никто не имел права сорить, что-либо трогать. Нас предупреждали: лучше попроси, но не воруй. Отец возил молоко во фляге, другую молочную продукцию. Мама дома была, сердце было больное. У меня не было детства. У меня его украли. Обидно до сих пор.
Как нас освободили? Дали мне талончики на хлеб, и я пошел в магазин. Прилетает самолетик небольшой, как кукурузник, и оттуда летчики выходят черные, кудрявые, высокие: киндер, ком-ком! Язык я тогда знал, с немецкими пацанами-то общались, с Гансом и Францем. Американец погладил меня по голове и дал шоколадку. Мне уже и хлеба не надо, я бегом домой: «наши» пришли! Потом уже, на второй или третий день, маленький такой ефрейтор уже по-русски: кто вас тут обижал? Катали нас на машине американской (на параде у нас одна такая была). Из лагерей стали всех свозить. Долго нас везли из Германии домой, аж до «темной» осени, это когда вся картошка уже выкопана. Во Львове ждали целый месяц на пересыльном пункте. То вагонов нет, то еще что. Вернулись в родной посёлок. Пошел в школу, хотя еще и работать приходилось, детства-то у меня и не было. Жили очень бедно. Помню, уже иней везде, а я босиком в школу иду, не на что обувь купить. Сделали мне потом лапти из резины, из камеры автомобильной. Так и ходил. Очень трудно было и в послевоенные годы — голодали. Булку хлеба хранили на праздник, на Новый год.
Отрывок интервью из газеты «Тувинская правда», 2014 год
На данный момент Иван Михайлович Микютик плохо себя чувствует, переболел коронавирусом. Болезнь дает о себе знать. К сожалению, многих медикаментов нет в перечне бесплатных лекарств, но они так необходимы ветерану ВОВ. Члены ЛДПР в Туве приобрели лекарства для ветерана.