«Мы горбатимся, а они кофе пьют в лимузинах!» Что провинция думает о москвичах

Журналистка Лилия Гущина обратилась в своей публикации к излюбленной российской теме – нелюбви жителей регионов к москвичам. Не секрет, что в своем окончательном виде это чувство оформилось в брежневскую пору, став общенародной и небеспричинной. Помните шутку того времени? Длинный, зеленый, колбасой пахнет: фирменный поезд Москва – Провинция. На этих самых поездах, профсоюзных автобусах, электричках население одной шестой части суши совершало партизанские вылазки в свою привилегированную столицу за элементами сладкой жизни социалистического образца: финский сервелат, немецкие обои, шампунь «Зеленое яблоко». Именно поэтому Гущина справедливо отмечает, что переезд в столицу на постоянное время жительства в СССР воспринимался как царский подарок судьбы. Выше него был только брак с подданным иностранного государства, почти без разницы какого. Точно так же было по большому счету все равно, какой адрес значился на штампе московской прописки бывшего земляка – Кутузовский проспект или Бескудниковский бульвар и чем он там занимался – махал метлой на тротуарах или помахивал пятерней с Мавзолея. В любом своем варианте этот штамп воспринимался как знак высшей пробы, потому что отныне и навеки его обладателю были гарантированы мясо по два рубля в морозилке и рулон туалетной бумаги в сортире. Но директивные привилегии, не оправданные ничем, кроме места обитания, тем более привилегии в удовлетворении элементарных потребностей - это отменный стимул для возникновения враждебности. В отместку Москву называли «большая деревня». Мол, никакая ты, матушка, не столица, а та же Дунька, только в профиль. Тем и утешались. Сегодня ситуация вроде бы изменилась. Везде все есть. Сервелат и туалетная бумага больше не вопрос. Но братания и воссоединения России с Москвой не случилось. Чем же так теперь досаждает столица своим неокольцованным соотечественникам? Чем не угодили нынешние москвичи и что такого уж нехорошего происходит со вчерашними земляками, из-за чего на малой родине на них начинают смотреть с недобрым прищуром? Автор спросила об этом своих друзей из разных городов России. В результате у нее получилось что-то вроде чеховской «Жалобной книги»: «Все москвичи, даже благообразного вида, безобразно врут или сочиняют. Вот рассказал товарищ из дома на Гагарина. В его подъезде жил Бондарчук с женой. И еще в советское время ходили слухи, что он разворотил нижний этаж (или оттяпал) и сделал там бассейн. Как-то товарищ побывал в той квартире. Бассейна там не оказалось. Там было биде. Биде, которое превратилось в бассейн, – это Москва, у нас в провинции до такого не додумаются. Не город – сплошные мифы и гротески.» «До перестройки москвичи хоть и были советскими дворянами, хоть и пользовались дефицитными благами, но по месту прописки. А теперь это настоящие колонизаторы. В нашем городе все крупные фирмы, все хлебные точки принадлежат им. Может, прибыль и поскуднее, чем от такого же, например, супермаркета в столице, но пять старушек – пять рублей. Мы за копейки на них горбатимся, а они кофе пьют в лимузинах.» «Зато в провинции сохраняешь свою индивидуальность. А Москва – это не город, это кислота: попал в нее и растворился, и тебя нет. Кто такой москвич? Это тот, кто будет читать Акунина, если все читают Акунина, есть отруби, если все едят отруби. Если в этом сезоне круто кататься на горных лыжах, пусть боится высоты, он все равно попрется кататься на этих горных лыжах.» «Глупости, милостивый государь! В Москве до такой степени всего много, что любая индивидуальность спокойно может найти свободную нишу, залезть и жить. А в провинции и ниш-то нет, так, жалкие нишки, и в тех стоят пулеметы и стреляют круглосуточно. В Москве, если при устройстве на работу тебе в двух конторах сказали "нет", в третьей – скажут "да" и никуда не отпустят. Здесь каждый человек может ощутить себя нужным. И понять, что живет не зря. Лично я в Москве молодею. Как штекер, включаюсь в розетку – и потек ток. Весь день ношусь из конца в конец и не устаю. Оттого, что кругом нормальные люди. Самый мелкий курьер поддержит беседу о Мураками. А у нас? Сидит хозяин модного журнала, мой босс. Листает верстку свежего номера: – Это кто? Спиваков? Не знаю такого! А это что за хмырь? Олег Меньшиков? Блин, тоже не знаю. А это кто? Пушкин? Не похож. И вообще – чего вы какой-то голимый народ ко мне в журнал пихаете? Давайте я вам лучше подгоню Клавдию Шиффер на вертолете! А вы говорите "индивидуальность"!» «В Москве в метро я – о ужас, о позор! – стал читать Дарью Донцову!» «Самое главное, что в провинции нет нормальных мужиков. У нас, например, все мужики делятся на две категории – урки и дебилы. Интеллигентная женщина после тридцати не может найти себе партнера своего уровня. И чем ей это труднее, тем, значит, город захолустнее. Такая вот народная примета.» «А меня смешит манера поведения московских мужчин: ухаживайте за мной, ухаживайте! Ну как я могу, выросши на Урале, ухаживать за мужчиной? У нас же в глаз за это дадут!» «А вы замечали, что москвичи в транспорте всегда стараются встать спиной друг к другу?» «Очень даже и внимательный. И, с точки зрения жителя столицы, провинциал – существо вредное и, к несчастью, неистребимое: назад они вообще не уезжают. И все беды от них. Я сама однажды отличилась: в Москве слишком мало урн, гораздо меньше, чем мусора, и я, будучи сильно беременной, бросила огрызок груши на асфальт. Божьи одуванчики, стоявшие рядом со мной, за секунду превратились в двух мегер и прокляли меня вместе с потомством до седьмого колена. Нагнуться на девятом месяце я не могла и спаслась бегством.» «Приехал в отпуск к родне в Москву, позвонил однокурснику, с которым три года прожил в одной комнате в общаге. Он пообещал перезвонить завтра. Я просидел на телефоне целый день. Он не позвонил. Назначил другому встречу, он не приехал. С четвертым удалось встретиться. У него в глазах было написано: ну что надо? сейчас будешь грузить своими проблемами? Смотрит насквозь - и никаких, упаси господь, воспоминаний. Как будто между нами ничего вообще не было, не шли сквозь бурю, не спасали друг друга. Все в спешке, все на ходу: вот факс, вот телефон, спишемся, созвонимся, что угодно, только не личное общение. На глазах возводится стена, кладутся в три ряда кирпичи, врезается решетка. Может, из опасения – вдруг в следующий раз приеду и у него навеки поселюсь?» «Надо не обижаться, а делать выводы. Здесь люди не могут себе позволить тратить время на праздный треп. Здесь люди пашут.» «Здесь все не упахались, здесь все увертелись.» «Я раньше изумлялся, как москвичи вообще еще живы. Встречаешь в кафе знакомого, и он три часа стонет, что семья на грани развода, ребенок на грани заикания, а работа на грани увольнения. Сочувствуешь. Через три недели в том же кафе все повторяется – и живу, мол, не с той, и дружу не с теми, и работаю мимо денег, и вообще полный Армагеддон. Через неделю опять сидит в этом же кафе как ни в чем не бывало.» «Неправда! В Москве кла-а-а-ссно. Народ сытый, спокойный. Их можно задевать, оскорблять. На реплику, за которую у нас просто порвали бы, даже не реагируют!»