«Человек, который мысленно зависит от царя-батюшки, не может назвать себя счастливым»

Мозговой центр BISS выпускает новое исследование «Ценности и геополитика». Сделана попытка оценить изменения в ценностях белорусского общества в период 2010 -2020 годов. В преддверии презентации Филин поговорил с автором исследования, философом Петром Рудковским. — Вы называете семь значительных изменений, которые произошли в белорусском обществе за десять лет. Для меня здесь есть некий парадокс: люди стали счастливее, но при этом выросла доля тех, кто увлекся политикой. В итоге смена настроения привела к революции (восстанию) в 2020 году. Как бы вы это объяснили? Или это не связанные процессы? — Хороший вопрос. Некоторое время назад определенные эксперты приводили данные о росте числа «счастливых» в качестве аргумента в пользу режима Лукашенко. Я подумал: если следующий опрос покажет, что количество влюбленных увеличилось, это тоже будет заслугой Лукашенко? Вот в чем дело в случае счастья: ощущение счастья тесно связано с ростом веры в собственные силы и способности к самореализации. Человек, который мысленно зависит от царя-батюшки, от партии, от племени или от любой другой силы, не может назвать себя счастливым. Даже если царь-батюшка или партия просто будут давать ему 1000 долларов в месяц и из года в год увеличивать эту квоту. У человека будет усиливаться чувство зависимости и несамостоятельности, ощущение, что все может закончиться в любой момент и он не сможет ничего с этим поделать. Ощущение счастья тесно связано, повторяю, с верой в свои силы и раскрытием своего потенциала. Другими словами, ощущение большей личной независимости от режима и его «гаранта». И рост личной независимости, естественно, создает напряжение на линии: я — авторитарная власть. Это, конечно, не единственный фактор политизации общества в прошлом году, но он очень важный. И устойчивый. — В чем причина таких изменений в восприятии ценностей обществом? Не сыграла ли здесь роль так называемая либерализация 2014-2020 годов? — Либерализация сыграла свою роль, но не привела к ценностным изменениям в сознании. Либерализация была попыткой обновить общественный договор. Власть, несмотря на все проблемы с получением адекватной информации, все же заметила психические изменения в обществе. Вспомните очень красноречивую кампанию по «очеловечиванию» имиджа милиции в 2019 году (и это была одна из главных миссий Караева, сменившего Шуневича). Эта была попытка удовлетворить общественное мнение. Так следует рассматривать либерализацию. Это была скорее реакция на изменения в обществе, а не их источник. — Еще один вывод, который можно сделать, это то, что белорусы стали лучше относиться к капиталистическим ценностям, таким как разница в доходах, рост конкуренции. Так ли это? — Таким образом, наряду с верой в свои силы, снижением патерналистских установок, белорусы за последние 10 лет стали гораздо более позитивно оценивать конкуренцию. Хотя белорусы давно перестали быть социалистами (равенство любой ценой), последнее десятилетие пошло еще дальше: неравенство доходов многими не рассматривается как что-то плохое, а наоборот — как стимул к развитию. — При этом вы говорите, что Беларусь вместе с Россией и Казахстаном лидирует в рейтинге релятивизма. Откуда это взялось? — Здесь мы должны пояснить: это означает нежелание рассматривать такие вещи, как взяточничество, безбилетный проезд или неуплату налогов, как нечто плохое. Скорее всего, это связано со сложными отношениями с авторитарными государствами. Государство меня обманывает, почему я не могу его обмануть, если это возможно? — Готовы ли белорусы к переходу от авторитаризма к демократии сегодня? — Это уже выходило за рамки исследования, но мы проанализировали этот момент в предыдущем («На пути к новой Беларуси: факторы трансформации»). В Беларуси достаточно предпосылок для устойчивой демократии: относительно сильный средний класс, высокий уровень образования, отсутствие глубоких внутрисоциальных конфликтов, прочный консенсус по суверенитету и государственным границам, а самое главное — та же ценностная основа, о которой говорилось ранее. Но готовность к демократии не означает автоматически легкость преодоления автократии.