Переписка с Дуче : советские разведчики умело дурачили Бенито Муссолини
ЭТУ невыдуманную историю, достойную пера классиков детективного жанра, впервые обнародовал в Софии бывший советский военный разведчик Иван Винаров. Уроженец болгарского города Плевена, он был соратником руководителя разведуправления РККА Яна Берзина, консультировал вместе с Василием Блюхером вождей китайской революции, общался в Германии с Георгием Димитровым, в Испании — с Эрнстом Хемингуэем, выполнял особые задания в Вене и Париже, участвовал в обороне Москвы, освобождал от гитлеровцев Болгарию и Югославию.
В 1936—1937 годах Иван Винаров по заданию центра легализовался в Париже, где вышел на своего земляка доктора Томова. Этот человек, по его словам, несмотря на внешность обуржуазившегося интеллигента, занятого только своими делами, был одним из тех болгарских политэмигрантов, кто «всегда был готов взвалить на себя бремя революционной ответственности». В Париже доктор Томов уже давно вместо врачебной практики, которую там весьма трудно приобрести иностранцам, организовал у себя на дому производство и продажу болгарского кислого молока — его тогда использовали в лечебных целях. Именно отсюда группа советских разведчиков собиралась поддерживать регулярную радиосвязь с центром. Для прикрытия этой молочной фирме надо было повысить свой престиж в глазах бдительной французской полиции. И вот какой нашли выход. В Москве своему резиденту сообщили некоторые факты из жизни доктора Томова.
Оказывается, в студенческие годы он был приятелем Бенито Муссолини: вместе жили в Швейцарии, даже в одной комнате, обедали за одним столом, вместе ухаживали за девушками. А такое, как известно, никем не забывается. — Извините, доктор, — спросил однажды Иван Винаров, — часто ли вы вспоминаете годы своей учебы в Женеве и тогдашнего приятеля, который стал теперь мировой величиной? — Да, звезда Бенито поднялась высоко, — ответил Томов. — А знаете, каким он был заядлым социалистом? Причем не просто красным, как нас называли буржуйчики, а кроваво-красным и жаждал, чтобы революция вспыхнула сразу и везде, он считал, что буржуазию не просто следует экспроприировать, а физически истребить... Это была его страсть.
Иногда он мне казался просто буйно помешанным. Всех, кто не соглашался с его мнением, Бенито ругал самыми последними словами, готов был растерзать. Я тогда изучал медицину и уже знал, что у него был особый вид психической невменяемости, который до добра не доведет. — Но может быть, он уже изменился, ведь с того времени прошло тридцать пять лет? — О чем вы говорите, я встречался с ним недавно и скажу вам, что он теперь превратился в страшного хищника. Только сейчас из крайне левого он стал крайне правым и оказался там, где нет никакой идеологии, а мораль превращена в фикцию.
Оказалось, что доктор Томов не так давно побывал в Италии и был любезно принят на вилле диктатора «Торлония» в Риме. На стол легли десятки фотографий с изображением двух улыбающихся мужчин — Томова и Муссолини. Вот доктор вместе с дуче: в роскошном лимузине, на лодке, в кабине личного самолета правителя Италии. — Мы летали с дуче над Римом, — рассказывал разведчику доктор. — Сделали круг над Тирренским морем, рекой Тибр, долетели даже до Ломбардии. Бенито сам пилотировал самолет и очень гордился этим. Он все время приговаривал: я сделаю все, чтобы Италия возродила свое древнее величие, славу Римской империи! На одной из фотографий Бенито Муссолини запечатлен с доктором на теннисном корте.
Дуче был в шортах, а тенниска подчеркивала его мощные плечи штангиста. Он держал доктора по-приятельски под руку. В верхнем углу карточки красовался автограф. Винаров попросил Томова перевести надпись. Рукой Муссолини было начертано: «Моему незабвенному другу в память о молодости, проведенной в незабываемой Швейцарии». Посланец разведуправления Красной армии посоветовал доктору увеличить эту фотографию и повесить ее в рамке на видном месте. Причем для этого лучше всего обратиться к услугам квартального фотографа. Доктор Томов внимательно посмотрел на Ивана Винарова и сразу понял, к чему тот клонит: любой фотограф, конечно, узнает в низкорослом, плешивом мужике, снятом рядом с доктором, фантастически популярного тогда в Европе вождя итальянских фашистов, прочтет дружественную надпись на фотографии, обязательно поделится своим открытием с местными сплетниками, с квартальным жандармом, и престиж врача в глазах обывателей и местных властей сразу же возрастет.
А еще земляк-разведчик попросил Томова возобновить переписку с Муссолини и перевести ему с итальянского языка последние письма из Рима. Эти послания были написаны собственноручно фашистом № 1 на голубовато-белой рисовой бумаге. Впрочем, в текстах не было ничего примечательного. Обычные поздравления и добрые пожелания и, конечно же, приглашения обязательно приехать в гости. В последнем письме советский резидент обратил внимание на такую приписку: «Я еще не потерял надежду, что ты передумаешь и дашь согласие. Если ты решишь приехать, то знай, тебя ожидает сердечная встреча». Оказывается, во время приезда Томова в Рим Муссолини настоятельно приглашал своего друга остаться в Италии. «Сам решишь, — предлагал он ему, — если тебя не устроит должность моего личного врача, то возглавишь какую-нибудь клинику или больницу. Если хочешь, я тебя сделаю крупным администратором в области здравоохранения». Однако доктор Томов признался московскому агенту, что чувствовал себя в Риме не в своей тарелке. Вскоре из Парижа передатчик советской разведки послал свои первые радиосигналы в эфир.
Иван Винаров вспоминает, что тайник для него устроили в старом камине, замаскировав новым щитом с полками, на которые доктор водрузил банки с кислым молоком. Антенну вывели через дымоход с помощью длинных бамбуковых палок, вставленных одна в другую. Передатчик в доме доктора Томова действовал до последнего дня пребывания советских агентов в Париже, то бишь до тех пор, пока на связи держалась республиканская Испания. Причем за это время «кисломолочный бизнес» доктора Томова значительно окреп. Но самое главное — его зауважала полиция. Акции «благонадежности» врача повысились не только благодаря водворению на почетное место фотокарточки с автографом дуче и подписке на итальянский фашистский официоз «Пополо д’Италия», а прежде всего из-за того, что в течение полугода Томов обменялся с Муссолини несколькими письмами.
Из Рима они приходили в роскошных конвертах с национальным итальянским гербом и штампом «Личная канцелярия дуче». Надо сказать, что письма дуче особо выделялись среди обычной иностранной почты, приходящей в Париж. Советский разведчик Иван Винаров ничуть не сомневался, что дотошная французская полиция раньше адресата читала строки, написанные рукой самого Муссолини. Тем более, что такое случалось им читать не каждый день. «Письма для дуче мы сочиняли вместе с доктором и отправляли их по адресу официальной римской резиденции «Палаццо Венеция», — ничуть не кокетничая вспоминал Иван Винаров. — Причем по моему совету доктор довольно легко и просто перешел от прежней «деликатной сдержанности» к открытому одобрению новых порядков в Италии.
В его письмах содержались поздравления, адресованные Муссолини, с победами его доблестных войск в боях против «красной Испании», пожелания успехов на пути к воссозданию величия Римской империи». Когда же, по словам Винарова, заканчивали очередное такое послание «Великому другу», то доктор, стыдясь самого себя, сокрушался и шумно вздыхал. Он жаловался, что по ночам просыпается весь в холодном поту: ему, мол, снится один и тот же страшный сон, когда товарищи приговаривают его к расстрелу и гневно кричат ему в лицо: «Предатель! Фашистский изменник!» Порой доктор Томов, подобно истинному французу, начинал даже иронизировать над собой. «Хорошо, — говорил он, — что вы хоть не настаиваете на том, чтобы я отправился в Рим и занял там должность личного врача Муссолини».
* * *
Такая вот велась любопытная переписка между частным лицом и диктатором фашистской Италии, которой прикрывалась советская военная разведка во Франции. По-разному сложились судьбы этих корреспондентов. Известно, что Бенито Муссолини получил по заслугам — его повесили партизаны в 1945 году. К сожалению, о докторе Томове разведчик Иван Винаров так ни разу и не назвавший его имени, сообщил весьма скупые сведения, ограничившись замечанием, что тот, дескать, «помогал делу болгарской революции до последнего дня своего пребывания в Париже». После разгрома фашистской Германии Томов вернулся на родину, где ему воздали заслуженные почести и окружили всеобщим признанием. Скончался он и похоронен в своем родном городе Омуртаге.