«Святых рождает не только религия»: Николай Островский и 2021 год
Автор романа «Как закалялась сталь» умер 22 декабря 1936-го, 85 лет назад.
Его роман больше не входит в школьную программу, но кое-какое место в сегодняшней жизни у Николая Островского все-таки есть. Московский музей-квартира Островского, где сохраняются его мемориальные комнаты, стал культурным центром «Интеграция» имени Николая Островского. Он специализируется на поддержке инвалидов, а также незащищенных групп населения и пожилых людей.
В 2018-м были учреждены премии мэра Москвы имени Николая Островского. Их основные задачи — «привлечение внимания к лицам с ограниченными возможностями здоровья; поощрение за достигнутые результаты и мотивация на новые; поиск талантливых лиц с инвалидностью; всесторонняя помощь и поддержка; воспитание детей и молодежи на примере высоких достижений лиц с ограниченными возможностями здоровья; трансляция успешных практик по социокультурной интеграции людей с инвалидностью в общество».
При СССР Островский был примером пламенного революционера, несгибаемого борца за дело партии и народное счастье, отдавшего за это здоровье и жизнь. Он на последнем дыхании написал роман, который должен был прочитать каждый школьник. А сейчас Островский стал победившим свою немощь лицом с ограниченными возможностями здоровья, и с него должны брать пример талантливые лица с инвалидностью. Ни под тот, ни под этот шаблон автор романа «Как закалялась сталь» не попадает.
В СССР не писали о том, что в 1920-м Островский был арестован, два месяца провел в заключении и его дело рассматривал ревтрибунал, — это вроде бы было связано с тем, что он не выполнил приказ о расстреле белых. Сам он 21 апреля 1929-го, неизлечимо больной, прикованный к постели, в одном из своих писем писал об этом так:
«…Теперь уже два дня меня грипп паячит, повальная эпидемия здесь этого добра, никудышная болезнь, а морочит голову, как перед Ревтрибом, то в жар, то в холод, куда пойдешь, что кому скажешь?»
В 1922-м Островский пытался покончить с собой и позже жалел, что «хлопнул себе пулю… к сожалению, не в лоб, а в грудь, что и было ошибкой, потому что прострелил верхушку легкого…» Он не пытался это повторить, когда его болезнь прогрессировала, болели «слепые глаза, как будто под веки насыпали крупного песку», и трагические перспективы были ясны. Слова из романа «Как закалялась сталь»: «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз…» — действительно были его девизом. Причина попытки самоубийства была иной — Островский не принял новую экономическую политику. А в тридцатые годы, когда НЭПа больше не было, он, как вспоминала его племянница, говорил друзьям: «Совсем не то построено, за что мы боролись». В двадцатые среди молодых идеалистов, ветеранов Гражданской войны, эпидемия самоубийств была повальной. Маяковский писал об этом в стихотворении 1927 года «За что боролись»:
И доносится до нас,
сквозь губы искривленную прорезь:
«Революция не удалась…
За что боролись?..
И свои 18 лет
под наган подставят —
и нет».
Когда Николай Островский «хлопнул себе пулю», ему тоже было восемнадцать.
Израненный ветеран Гражданской войны, отправившийся на нее в пятнадцать лет, комсомолец, добивший свое здоровье на общественных работах, человек, которому член Центральной контрольной комиссии партии Емельян Ярославский сказал: «…партия не в силах всех искалеченных товарищей лечить», скорее, походил не на икону, а на жертву времени. «Как закалялась сталь» не брали издательства, роман искромсала цензура. Из него выбросили все, что было связано с Троцким, с «рабочей оппозицией», с не укладывающимися в пуританскую советскую мораль отношениями с женой. Они должны были быть образцовыми — а жена Островского через три года оставила инвалида, и он описал это в книге.
Когда роман все-таки вышел в журнале «Молодая гвардия», на него не обратили внимания, но его прочел виднейший советский журналист и талантливый пропагандист, член редколлегии «Правды» Михаил Кольцов. Он познакомился с Островским, в «Правде» появился его очерк «Мужество», и Николай Островский действительно вошел в советский пантеон. К этому прилагались трехкомнатная квартира на улице Горького, домик в Сочи, огромные гонорары, прикрепленная машина, звание бригадного комиссара и орден Ленина. Но Островского радовали не комфорт, богатство и признание, а то, что он оказался нужным. После этого он не прожил и двух лет.
Точнее всех о Николае Островском сказал французский писатель, нобелевский лауреат Андре Жид, посетивший Советский Союз в 1936-м и описавший свои впечатления в книге «Возвращение из СССР»:
«Если бы мы не были в СССР, я бы сказал: «Это святой». Религия не создала более прекрасного лица. Вот наглядное доказательство того, что святых рождает не только религия. Достаточно горячего убеждения, без надежды на будущее вознаграждение. Ничего, кроме удовлетворения от сознания выполненного сурового долга.
В результате несчастного случая Островский стал слепым и совершенно парализованным… Лишенная контакта с внешним миром, приземленности, душа Островского словно развилась ввысь.
Мы столпились возле кровати, к которой он давно прикован. Я сел у изголовья, протянул ему руку, которую он поймал и, даже точнее было бы сказать, которую он держал как связующую с жизнью нить. И в течение целого часа, пока мы были у него, его худые пальцы переплетались с моими, посылая мне токи горячей симпатии. Островский слеп, но он говорит, он слышит. Его мысль напряжена и активна, работе мысли могут помешать лишь физические страдания. Но он не жалуется, и его прекрасное высохшее лицо не утратило способности улыбаться, несмотря на медленную агонию».
Ключевое слово здесь «религия»: кто-то шел в революцию за карьерой и житейскими перспективами, а для таких людей, как Николай Островский, она была верой, служением, и это не было связано с тем, что «построили после». Они воевали и умирали за идеал. За, как сказано в Книге пророка Исайи, гору дома Господня поставленную во главе гор — а все остальное было неважно. Андре Жид писал об этом так:
«…Похвала его смущает — восхищаться надо только Советским Союзом, проделана громадная работа. Только этим он и интересуется, не самим собой».
Эти люди жили не для себя и быстро исчезли. Одни погибли на Гражданской, другие в мирное время. Остальных перемолол, переделал под себя быт, и они стали другими. Биография и книга Островского стали памятником не жалевшим ни себя, ни других воителям, свято верившим, что жить «надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества».
Хороший редактор разбил бы эту фразу на три части, живущая в ней мысль сегодня мало кого привлечет: нынешним людям нет никакого дела до человечества.
Святых теперь тоже нет, — и поэтому надо помнить о Николае Островском.