Зачем большевики хотели переименовать Москву

В истории Советского Союза было как минимум три попытки переименовать столицу. Две из них Сталин категорически отклонил. Но даже после его смерти имя вождя продолжало на него работать, поскольку именно память о личности генералиссимуса не позволила дать Москве другое название.

Ильич умер. Пусть им станет столица

Впервые идея о переименовании Москвы была озвучена спустя три года после смерти В. И. Ленина, в феврале 1927-го. С инициативой назвать столицу Ильичом выступили свыше 200 советских чиновников-аппаратчиков, направивших председателю ВЦИК М. И. Калинину соответствующее ходатайство. В обосновании своих доводов о переименовании они писали, что «именно Ленин основал свободную Русь».

Опыт переименования крупных городов у советской власти на тот момент уже был. Взять хотя бы северную столицу – Петроград стал Ленинградом уже спустя 5 дней после смерти «основателя свободной Руси».

Но в 1927 году посчитали, что два града Ленина в Советском Союзе – это перебор, и обращение административных работников положили под сукно. Генеральный секретарь ЦК РКП(б) И. В. Сталин уже тогда имел ничем и никем не ограничиваемую власть и во всех вопросах, в том числе и по переименованию городов, его слово было решающим.

Сталинодар вождь как дар не принял

Тема переименования Москвы — на этот раз в Сталинодар — всплыла через 11 лет, с инициативой присвоить столице имя Сталина выступил нарком НКВД СССР Н. И. Ежов. Николай Иванович ссылался на «мнение трудящихся». Под народным комиссаром к 1938 году зашаталось кресло, «кровавого карлика» Сталин намеревался вскорости убрать, и Ежов, очевидно, использовал любые способы для самосохранения. Во всяком случае, ряд отечественных историков именно так истолковывают поступок наркома НКВД, работавшего в сфере деятельности, далекой от топонимики.

Подчиненные Ежова подготовили специальный проект представления о переименовании Москвы в Сталинодар. Документ направили в Политбюро ЦК ВКП (б) и Президиум Верховного Совета СССР. К записке нарком НКВД приложил те самые обращения трудящихся, одно даже в стихах. Ветеран партии Е. Ф. Чумакова в своих виршах писала о счастье, которое «Сталин дал в нам в дар. Такая безграничная радость рифмовалась с единственно верным названием столицы – словом «Сталинодар».

Всесоюзный староста М. И. Калинин кратко проинформировал Президиум Верховного Совета о том, что Сталин категорически возражает по поводу переименования Москвы. Попытка Ежова подольститься к Хозяину не удалась – наркома в том же году сняли, потом арестовали и в 1940-м расстреляли.

Последние попытки

Утверждают, что были еще две попытки переименования Москвы, также связанные с именем Сталина, – после окончания Великой Отечественной войны, победу в которой народные массы связывали с гением «великого полководца» и генералиссимуса, и после смерти Иосифа Виссарионовича.

После Победы Сталин снова отклонил идею о названии столицы своим именем. По-видимому, этот проект тогда даже не оформлялся в виде официального документа. Во всяком случае, неизвестно, от кого исходило это предложение и в каком виде оно поступало Сталину.

Намерение назвать Москву Сталиным после смерти вождя было вызвано инерцией чувств после потери «великого Отца и Учителя», которая в первое время после кончины Иосифа Виссарионовича была очень сильна в народе и среди чиновничьего аппарата. Верноподданнические настроения охватывали целые организации, учреждения и предприятия, славшие в Москву многочисленные обращения об увековечении имени Сталина. Поначалу всерьез рассматривались даже проекты о переименовании Союза Советских Социалистических Республик в Союз Советских Сталинских Республик, а Грузинскую СССР хотели назвать Сталинской.

Но политическая конъюнктура вскоре переменилась. Наступали времена развенчания культа личности Сталина. На смену настрою по возвеличиванию вождя пришла новая идеологическая установка – по всей стране начался обратный процесс: у городов, улиц, площадей, учреждений, организаций и предприятий стали отбирать названия, так или иначе связанные с генералиссимусом, повсеместно сносились установленные ему памятники. А ХХ съезд партии, состоявшийся спустя три года после смерти И. В. Сталина, на котором Хрущев озвучил свой разгромный доклад, ускорил десталинизацию новой партийной идеологии.