Романтик археологии

22 ноября 85-летний юбилей отмечает выдающийся ученый Осетии, археолог, доктор исторических наук, Заслуженный деятель науки РСО-А и РЮО, ведущий научный сотрудник СОИГСИ им. В.И. Абаева, Владикавказского научного центра РАН, старший научный сотрудник отдела археологии ЮОНИИ им. З.Н.Ванеева, автор более 100 научных работ, в том числе нескольких монографий, Руслан Георгиевич Дзаттиаты. Согласно изречению, известному среди исследователей прошлого, «археолог – это следователь, опоздавший к месту событий на тысячи лет», но от его компетентности и профессионализма часто зависит, какой неожиданный вираж сделает историческая наука, опираясь на найденные им артефакты. Все археологи мечтают сразу раскопать Трою, как Генрих Шлиман, но как раз владение инструментом – тут самое простое условие. Помимо блестящего классического образования и всеобщей культуры, археолог должен обладать всесторонними современными знаниями и, что немаловажно, должен быть везучим, а этого не добьешься силой воли, везение возможно лишь при настоящей любви к своей профессии – в этом Руслан Георгиевич уверен, и везение не обходило его стороной. А кроме того, он жизнерадостный человек, хороший друг, строгий руководитель, ответственный коллега, оптимист и романтик. – Руслан Георгиевич, если бы Вы не стали археологом, Вы могли бы стать этнографом, хорошим художником или даже певцом и танцором. Судьба вела Вас к археологии, как к самому главному призванию Вашей жизни. – Судьба, действительно, вела. Всю жизнь у меня было очень много увлечений, я не был зациклен на какой-то одной сфере: состоял в сборной Южной Осетии по фехтованию; имел значок «Альпинист СССР I ступени», хотя в Южной Осетии тогда еще был слабо развит альпинизм – в конце 50-х годов поднялся на Бурсамдзел с группой студентов, мы были на вершине 4 октября ночью под снегом (я знаю Осетию сверху и снизу – поднебесную и подземную); учился в Художественном училище, куда меня принял Махарбек Туганов; а уже в зрелом возрасте танцевал в фольклорном ансамбле «Фарн»… В любом возрасте интересно жить, все зависит от самого человека. Мне нравилась геология, и, окончив школу в 1954 году, я поступал в Институт Цветных металлов во Владикавказе, сейчас это СКГМИ. В классе было двенадцать медалистов, а я был уверен, что поступлю и без медали. Ничего подобного: не прошел по конкурсу. После армии, в 1957-м, очень хотел в Институт лесного хозяйства на Дальнем Востоке, хотел стать охотоведом-егерем. Интересовался биологией, минералами, растениями. С Владимиром Габаевым исходили область вдоль и поперек, отлично знал все, что растет и живет в Южной Осетии. Но поступил, в конце-концов, на истфилфак ЮОГПИ (ЮОГУ). Так что мог стать кем угодно, если бы не совпадения и случайности. Сперва участвовалв этнографической экспедиции тогда ещемладшего научного сотрудника ЮОНИИ Людвига Чибирова, в качестве художника. С ним мы исходили всю Южную Осетию, особенно Дзауский район. В следующую экспедицию я попал, тоже художником, к Баграту Техову, он вел тогда раскопки в Стырфæз, а я рисовал все, что находили археологи, почитывал книги по археологии и в итоге заинтересовался. Решил поступить в аспирантуру, но не было никаких учебников, нужна была книга А.В. Арциховского «Введение в археологию». У моей супруги Джульетты Давидовны были знакомые в библиотеке МГУ, и они прислали мне книгу в Цхинвал, я полностью ее переписал, она хранится у меня. Еще какие-то книги подсказал мне Баграт Виссарионович. В итоге я подготовился и поехал в Москву. Но не так все было просто. Чтобы меня допустили к экзаменам сверх квоты Грузинской ССР, о чем я даже не знал, за меня попросил Магомет Исаев, ученик и друг Васо Абаева, а на экзамен по специальности пришел мой будущий научный руководитель Е.И. Крупнов, выдающийся исследователь древностей Северного Кавказа. Поздравляя меня с поступлением, он сказал, что археология не доходная работа, но кормить будет. Низкие доходы не очень пугали, потому что я работал пионервожатым и учителем истории в 1-й восьмилетней школе, а потом вел еще и кружок в Доме пионеров, учил детей играть на горне и барабане, хотя сам на них не особо умел J. Многих помню, Батрадз Харебов был у меня барабанщиком, Анатолий Чехоев – горнистом... В музыкальной школе я не учился, хотя это было тогда очень престижно, но пел в хоре школы №2, Отар Сиукаев был нашим руководителем. – Отар Дмитриевич почти весь город учил хоровому пению. Вот интересно, Вы не пели «Сой, Сатана, сой дæ курæм…»? – Эту песню он позже взял из репертуара северо-осетинского ансамбля, кстати, очень архаичная народная песня, ее пели при рождении мальчика. А мы пели: «Нæ урс хæхтæн сæ хъæбысы нæуæг сахар куы сырæзти, Леуахийы дыргъджын фæрсты сæрыстырæй куы фæлгæсы. О, нæ сахар, нæ бирæ цин, нæхи уарзон Сталинир!»... Пели еще «Донцы-молодцы», и очень любили песню «Айс æй, аназ æй!». Когда я работал у Баграта Техова на раскопках в Северной Осетии, к нам в Куыртат однажды привезли молодежную делегацию из Германии, оставили у нас и уехали. Мы общались с ними, как могли, показывали свою работу, даже раздали им инвентарь, чтобы они работали, а потом повезли их в Гизель на осетинскую свадьбу, подружились, я заставил их выпить за «VeryTerrible God» Уастырджы и научил подпевать: «Айс æй, аназ æй!». Когда они уезжали домой, мы устроили им проводы, и я запел за столом эту песню, а они вдруг хором подпели мне «Айс æй, аназ æй!» на два голоса. И говорят, еще во Внуково потом пели на радость оказавшимся там осетинам J. Дружба археологов – это на века, должен признаться, меня всегда окружали прекрасные люди в экспедициях. В моей экспедиции в Даргавсе были теперешний мой начальник, завотделом археологии СОИГСИ Алан Туаллагов, бывший министр по национальным отношениям РСО-Алания Аслан Цуциев, министр культуры Эдуард Галазов, директор Объединенного музея Эльбрус Черджиев и теперешний директор конного театра «Нарты» Тимур Сикоев. Мы 25 лет участвовали вместе в экспедиции в Даргавсе, и сейчас очень дружим. А здесь у меня в Едысской экспедиции были Константин Кочиев, Руслан Кочиев-старший, Роберт Кулумбегов и многие другие, Петр Гассиев тоже со мной тогда ходил. В экспедиции все равны и отношения там самые простые, теплые и демократичные. – Всем хочется сразу раскопать Трою, но ведь работа археолога трудная, много рутинных занятий, физического труда, надо копать… – Я тоже мечтал сразу раскопать сенсацию, но все не так просто в нашей работе, хотя везение имеет не последнее значение для археолога. Расчистку обычно проводят лаборанты, это техническая работа, дело археолога смотреть, чтобы ничего не испортили, не повредили. Но археолог должен знать и уметь все: рисовать, знать анатомию, остеологию, т.е. строение костной системы человека и животных, естественно, знать историю и географию и, обязательно, хорошо знать язык. Если археолог не владеет осетинским, что он может понять в Осетии? Место, где мы копали в Даргавсе, называлось «Тулдзджын адаг», хотя сейчас не то, что дубы, там даже шиповник не растет, абсолютно голое место, и это надо анализировать. Безусловно, необходимо знать биологию и даже математику, а в наше время обязательно владеть и компьютером. Кроме того надо разбираться в строительстве, чтобы понять, как построены склепы и башни. Сами памятники бывают разного типа. Сейчас я как раз работаю над темой, как развивался погребальный обряд с древнейших времен. Захоронения показывают, наши это памятники или чужие. Ладно, предположим, тут везде жили грузины, как они утверждали, но где они хоронили своих мертвых, где их древние погребения? Так что да, археологу нужны широкие познания в очень многих сферах. Профессор Лев Клейн в своей книге «Археология под золотой маской» перечисляет очень жесткие требования к нашей профессии, среди которых – общее культурное развитие и широкий кругозор, это, не считая, таких качеств, как выносливость и бескорыстие. Я добавлю, что, прежде всего, нужно любить археологию. – Во всех этих качествах Вам не откажешь, да и рисуете Вы прекрасно, судя по Вашей «Книге орнаментов горной Осетии». – А знаете, почему именно горной Осетии? Потому что там не было никаких других народов и орнаменты сохранились без всякого влияния другого элемента, в чистом виде, и каждый из них имел свой смысл. Недавно в Северной Осетии мне подарили книгу Азанбека Джанаева в подарочной бумажной сумке с изображением орнамента. Он привлек мое внимание, я присмотрелся и узнал, увы, надгробный орнамент из альбома Б. Андиева «Осетинский орнамент». Посвятил же я свою книгу орнаментов памяти Махарбека Туганова. Вообще, все мои книги посвящены близким мне людям. Кстати работы М. Туганова по-своему интересны, поскольку он широко использовал в картинах данные археологии. Но неменее интересны типажи созданных им героев. Приведу небольшой пример. Сын Махарбека, Энвер, в молодости учился в танковом училище с немцами, которые потом стали крупными военачальниками фашистской армии, а Энвер преподавал в школе немецкий язык. Он был другом нашей семьи, и я как-то спросил у него, не обращался ли Махарбек Сафарович к зубному технику. Он сказал, что да, у него была золотая коронка. Я так и думал! Дело в том, что в городе был только один зубной техник, Сограт, он жил на улице Пушкина. И на картине Туганова, где нарт Сослан сражается со страшным уаигом Мукара, изображен именно тот самый Сограт, который, видимо, очень подходил по типажу… Вообще говорят, узнаваемых персонажей на его картинах было много. Он подыскивал типажи порой даже по форме черепа – чтобы тот был скошенный, как аланский череп. Я, кстати, нашел аланские черепа в селении Едыс, так что, с гордостью могу сказать, что первых алан в Южной Осетии нашел я! Мне тогда тут пир закатили по этому поводу J. Потом, конечно, еще находили аланские черепа – в Ленингорском районе, в Присе и т.д. Аланы хоронили особым способом – в виде катакомбы, вход в который закрывали каменной плитой. То, что Баграт Виссарионович называл каменными ящиками, было плотной каменной обкладкой камеры могилы. – Перед старым зданием музея долгое время находился большой каменный ящик, сейчас он во дворе Национального музея. Этоне каменный гроб? – Это был саркофаг из глины, которую обжигали и придавали форму, он не аланский, здесь такие не делали. Делали также плиты из камня, кстати, месторождение такого камня находится в районе с. Зар. Если присмотритесь к церкви Рождества Пресвятой Богородицы, заметите, что перекрытие купола храма выполнено как раз из этих плит. Добывали еще в советское время базальт близ с. Хвце, из которого был выполнен постамент для памятника Сталину на Театральной площади. – Итак, Вы первым нашли аланский могильник в Едысе, а кто обнаружил там след народа царциатов? – Близ села Едыс стоит церковь ХIX века, ее строило Общество по восстановлению православного христианства на Кавказе. У них был типовой проект, и они строили везде одинаковые церкви: в Дзау, Уанеле, Рук (который сейчас называют Нижним), но на самом деле селение Рук было единственное, оно располагалось в глубине ущелья, у остальных сел были свои названия: Есетæ, Елойтæ, Хъониатæ, то есть храмы спускались все ниже – к русской крепости, которая была на равнине. Потом построили церкви в селах Згубир, Чеселт и Едыс. Так вот, когда строили церковь в Едыс, нашли какие-то погребения, приехал В.И. Долбежев, специалист по Северному Кавказу, и все забрал. В одном месте была сложена уйма костей, которые, видимо, перенесли тогда еще, когда копали фундамент церкви, я нашел эти кости, когда был там со своей экспедицией. Через некоторое время был с семьей в Сба и решил показать жене и дочке место, где занимался раскопками. Мы пошли к Царциатскому холму и увидели раскопанные черными копателями ямы, они искали, что можно продать дороже, поэтому кости просто насыпали кучей рядом с ямами. Я сразу увидел блеснувшую на солнце бусину и понял, что тут надо искать серьезно, пока не разграбили место. Через год получил открытый лист – его тогда выдавали только в Тбилиси, в Академии наук ГССР, это разрешение на проведение археологических раскопок. Выдают его на основании отчета археолога об уже проведенных работах и обосновании продолжения раскопок (Сейчас такой же схемы выдачи открытых листов добивается директор нашего НИИ Р.Х. Гаглойты). В соответствии с советскими законами, в открытом листе было указано: «Всем организациям Советского Союза оказывать помощь в проведении данных археологических раскопок», сейчас так уже не пишут. Мы стали находить много бус и другие украшения, сасанидские монеты, наборный пояс, кроме того, я нашел стеклянный бокал без ножки – каркезиум – сейчас он в нашем музее. Потом мы перешли на другое место, как однажды пришел местный парень, который с большим уважением смотрел на наш труд и всегда пытался помочь. Мне рассказали, что он начал копать прямо возле нашей палатки, увидел человеческие кости в земле, испугался, что ему влетит от меня, и убежал. Я стал осторожно раскапывать дальше, чтобы посмотреть, что его так напугало, и тут показался край черепа. Я все еще был в сомнениях, потому что видел уже множество черепов и что-то меня тут смущало. Стал расчищать, буквально не дыша, и когда увидел, что это, заорал «Ура-а!» на весь лагерь – это был аланский искусственно деформированный череп! Все сбежались и стали кричать от радости. Отличить его не стоило большого труда, аланы детям в младенчестве перетягивали головы, чтобы череп рос только наверх, удлинялся, получалась высокая голова. После нашли еще какие-то вещи, сосуды, пуговицы, но главным был найденный аланский череп. У меня вскоре был доклад в научном обществе в Грузии, где я сообщил об аланском могильнике, поначалу эта информация была воспринята равнодушно, но когда я сказал, что среди находок есть аланский череп, они заволновались. Стали строить всякие предположения, что черепмог просто расплющиться и деформироваться под тяжестью земли, но сами устыдились этой глупости... – Они не затребовали отдать им этот артефакт? – Артефакты остаются в распоряжении той организации, которая проводит экспедицию, так что череп остался у нас, позже я передал его антропологам в Северной Осетии. Другое дело, что грузинские археологи потом приезжали, чтобы зафиксировать, какие предметы мы нашли, составляли опись. Один деформированный череп, найденный на Стырфазском могильнике, находился у известного грузинского антрополога М. Абдушелишвили, у него он и остался. – Традиция удлинения черепов была показателем социального различия в обществе? – Надо полагать, что, делала это, в основном, знать. «Нарты гуыппырсæртæ» были знатью. Я связывал термин «гуыппырсæртæ» с этим обычаем, это моя догадка, насколько она верная, не знаю, еще никто не опроверг. Наверное, это не отражалось на мозговой деятельности, иначе бы данный обычай не был таким распространенным. Есть много разновидностей деформации черепа, например, у некоторых народов обвязывают голову младенца дощечками, получается квадратная голова, у майя такие были. Насколько это красиво, не знаю, но длинная голова тоже смотрелась, наверное, необычно. В Японии туго бинтовали ножки девочек, чтобы ступня не росла, в Африке надевали кольца на шею, чтобы она была длинной… – А что еще интересного нашли в Едысе, топоров не было? – Характерная особенность погребений Едысского городища – полное отсутствие оружия. Зато было много украшений – бусы стеклянные, янтарные, агатовые, сердоликовые, халцедоновые, хрустальные и гранатовые. Самая большая сердоликовая бусина – это и есть тот «Цыкурайы фæрдыг», который находится в Национальном музее Южной Осетии. Сердолик считается «камнем счастья». Хрусталя у нас очень много, но его надо уметь найти среди кварца и полевого шпата. Кстати, иногда очень агрессивные большие муравьи устраивают себе жилища в этих дворцах из хрусталя и нападают, если потревожить их. Есть и необыкновенно красивый черный хрусталь – «морион». У меня много книг о минералах, всевозможных драгоценных камнях – как видите, и в этом приходится разбираться. – Представляю, какая у Вас огромная библиотека… – Не представляете. У меня примерно девять тысяч книг, но часть из них пока во Владикавказе, надо перевезти сюда. Столько в нашей квартире не поместится, поэтому я хочу сделать кабинет археологии прямо здесь, в моем кабинете в НИИ. И пусть, даже, когда меня нет, любой заходит и пользуется этими книгами. – Что за фантастический народ царциатæ? И почему в захоронениях не было никакого оружия? – У меня подробнейшая научная книга о результатах экспедиции и об этом народе, она доступна. Оружия не было, потому что оно требовалось для обороны, наступило время, когда они не могли позволить себе хоронить свое оружие. Царциатæ – это, бесспорно, аланская культура, они были известны во многих местах в Осетии, но сведений о них чрезвычайно мало. Как и нарты, они сохранились в эпосе, но в гораздо меньшем объеме. Нарты – поэтический образ скифов и сарматов, созданный народом, что само по себе является очень важным фактором, как и мифология любого народа. Тема эта очень бедно исследована, но тот минимум, что был собран и записан у сказителей, издан, как Царциатский эпос. Очень большую работу по сбору преданий проделал Дудар Бегизов, кое-что из этого материала публиковалось отдельно в «Фидиуæге», сейчас эта работа не ведется. – Ваша экспедиция в Даргавсе финансировалась государством, все-таки в Северной Осетии-Алании все эти годы было больше возможностей, а как у нас с этим обстоит, есть перспективы у археологии в Южной Осетии? У нас есть, что копать? Не будем называть конкретно места, чтобы не навлечь туда черных копателей… – Не скажу, что в Северной Осетии нет проблем в этой сфере, последние три года я проводил экспедиции на собственные деньги, на свою пенсию. А здесь даже некому проводить эти работы, при том, что в Южной Осетии, безусловно, остается огромное поле деятельности для археологов. Здесь не иссякала жизнь, эта местность необыкновенно удобная для жизни и была такой всегда. К примеру, на пересечении улиц Сталина и Исака Харебова, где сейчас новый скверик, был древний могильник сасанидского времени, жители домов по этой улице часто находили старинные вещи, приносили их в музей… – Если провести археологические работы в старой части города, в кварталах вдоль Правобережья, как Вы думаете, что можно там обнаружить? – Там легко можно найти предметы XVI-XVII веков, нам это известно, это был городок, жили люди, так для чего копать – чтобы узнать, как они жили? Сегодняшние погребения тоже никто никогда копать не будет, потому что об этом известно все, вплоть до мельчайших подробностей. Большой интерес к тому, например, где проходил путь алан, почему именно в Едыс? В основном путь шел через нынешнюю Военно-грузинскую дорогу, но если там не было прохода из-за природных условий или войны, то дорога через Едыс была запасной. Это были торговые пути, аланы контролировали эти дороги – брали дань за проезд и сами могли покупать у них товары. Едыс стал культурно-торговым центром. Название «Едыс» происходит от «Едесса» (Одесса). Его называли Едыс-калак, а до революции – «Калакский приход», домов на двадцать. Я пытался определить, кто раньше поселился в Едыс, это представляет для меня большой интерес, по моей теории первопоселенцы занимали, естественно, лучшие земельные участки, другие селились где-то рядом, подальше. – Над этим Вы работаете сейчас? – «Планирование горного поселения» – то, что я сейчас исследую. В прошлом году проделал часть работы по первопоселенцам в Южной Осетии, теперь нужно поехать и собрать информацию на месте, расспросить жителей. Село так и образуется – сначала одна фамилия оседает в этом месте, за ней другие. В Едыс раньше всех появились, все же, наверное, Бегизовы, потом уже остальные. Там было много разных фамилий – Бегизовы, Дзесовы, Гугкаевы. По другую сторону, за Згубиром, в ущелье Сба живут Шавлоховы, Дзаттиатæ. – В ущелье Сба растет отличный барбарис, и говорят в этом месте всегда солнечно. – Да, местность так и называется – Тыртыджын («Место, где изобильно растет барбарис»). Сба известен еще и в осетинской драматургии: в Ардоне семинаристы создали первый драмкружок, в котором были и южные осетины, они перешли через перевал Закка и первый свой спектакль показали в Сба! Село не имело смысла обосновывать в мрачном, холодном месте, люди выбирают теплое, солнечное место для жизни. Самое солнечное село в Южной Осетии – тот самый холм в Едыс, на котором располагалось Царциатское городище, солнечные лучи попадают туда раньше и уходят позже, чем из всех других населенных пунктов. Вот подтверждение моей теории – они не просто поселились, где придется, а выбрали самое солнечное место. Обратите внимание, что дома в осетинских селах всегда расположены окнами на юг. Лучшие земли всегда ближе к водным источникам, в безопасном от лавин месте, и где можно поставить оборонительные сооружения, башни. Кстати, свои особенности есть у строительства башен – у них нет фундамента, они стоят на скале, огромные валуны держатся своей тяжестью. Камни, из которых сложен известный «Зылды мæсыг», величиной с комнату. Легенды говорят, что камни сами поднимались и выстраивались в стены, или же, что их строили уаиги. Так что, их строили определенно очень сильные люди. Это строение величественное, массивное, это круговая башня, я рассказал о ней в своей книге об оборонительных сооружениях, а недавно у меня вышла статья в «Вестнике Владикавказского научного центра». Итальянский ученый Мануэль Кастеллучча опубликовал в журнале «Российская археология» статью «Крепости железного века в Закавказье», где приводит сведения о крепостных сооружениях в гористой местности, с использованием стратегической возвышенности – в Азербайджане, Грузии, Нахичевани, Армении. Но он даже не упомянул о таком же сооружении в Южной Осетии – «Зылды мæсыг», хотя оно, конечно, не железного века, а гораздо позже. У меня была экспедиция на «Зылды мæсыг», возможно, это культовое сооружение. Есть также мнение, что это оборонительное сооружение, но невозможно установить, против кого оно строилось. Археолог Е.Г. Пчелина побывала у крепости «Зылды мæсыг» в 1930-31 годах и обстоятельно описала ее: «Стена эта сложена из громадных глыб андезитодацитовой россыпи каменника плато. Кладка стены Зылды масыг состоит из 2-3 рядов камней по способу осетинской сухой кладки без признаков каких бы то ни было связующих растворов, с заполнением промежуточного пространства между глыбами более мелкими обломками той же каменной породы. Камни стены не имеют никаких признаков тёски или подправки и сложены с максимальным использованием их природных свойств…». А мы установили очень интересную особенность – была визуальная связь «Зылды мæсыг» с «Царциатским холмом» и еще одной недостроенной стеной крепости около селения Брытат, хотя сейчас обзор закрывают деревья. По моему предположению, все три памятника относятся к одной эпохе – не позже VI-VII вв. н.э. – Руслан Георгиевич, спасибо большое за интересную беседу. Редакция газеты «Республика» от всей души поздравляет Вас с юбилеем и желает крепкого здоровья, бодрости духа и новых выдающихся открытий в археологии. Инга Кочиева