ИНТЕРВЬЮ: Экс-канцлер курии Московской архиепархии, бывший генеральный секретарь Конференции католических епископов России священник ИГОРЬ КОВАЛЕВСКИЙ о том, как он оказался «проклятым солдатом»

Портал «Credo.Press»: Каков сейчас — после того, как Вы ушли со всех постов и, можно сказать, выступили с обличением своего епископа — Ваш церковный статус и каковы планы?

Священник Игорь Ковалевский: Сейчас, когда я прекратил священническое служение, окончательно лишился всех постов в Католической Церкви в России, стал в ней безработным, покинул страну и начал жизнь в миру, могу себе позволить говорить более беспристрастно о том, как жила и чем живет в РФ эта конфессия, основываясь на собственном опыте. Хотя и не уверен, скажу ли что-то новое.

После решения об уходе я получил немало откликов. Это были вопросы относительно того, как дальше я буду планировать свою жизнь, чем буду заниматься. Получил обращение от группы мирян с призывом вернуться к служению. Получил приглашения из нескольких стран приехать отдохнуть или подумать о смене места служения, а от одного епископа уже сразу — приглашение на приход. Меня спрашивали, не сменю ли я конфессию, не уйду ли к традиционалистам, седевакантистам, альтернативным католикам, протестантам, православным и так далее. Не хочу здесь развивать эту тему. Я принял принципиальное решение прекратить служение, прекратить работу в церковных структурах, другими словами – полностью перестать получать от них средства к существованию. А после того, как 11 ноября я перестал исполнять свою последнюю функцию – директора Каритаса, — я полностью прервал все служебные контакты и общение с архиепархией в Москве.

— Каково Ваше психологическое состояние после случившегося?

— Нервы мои пошатнулись уже в 2016 году, когда только начинались судебные процессы по возвращению церковных зданий на Милютинском переулке в Москве, — прежде всего, из-за отсутствия моральной поддержки со стороны руководства архиепархии. Об этом уже тогда я писал архиепископу Пецци. А сейчас, после событий, которые были изложены в моих постах в сети Фейсбук (см. ЗДЕСЬ и ЗДЕСЬ), нервы приходится лечить. Двое психологов из разных стран дали мне совершенно одинаковый совет – выйти из токсичной среды. Это уже знак, они не могли сговориться! Духовное состояние и психическое здоровье в таком случае оказываются важнее, не говоря уже о достоинстве. Аналогичный совет – изменить жизненные приоритеты, перестать думать о церковных проблемах – мне дали и те представители духовенства, которые для меня являются духовными авторитетами.

Так что я начинаю исключительно светскую работу. Причем, не брезгую никакой работой, включая физическую. Тем более, что опыт у меня в этом есть. И не важно, что мне уже 56, эту страницу жизни все равно необходимо закрыть и далее жить верой. А вера – это всегда риск. Было бы комфортно, тепло и уютно вообще ничего не делать все эти годы, не идти на рискованные дела, не защищать интересов Церкви, не «затыкать дыры», а просто служить Мессы, морализировать, проповедовать, иногда читать лекции, быть настоятелем большого по российским меркам прихода из сотни человек, живя при этом исключительно за счет внешних дотаций или спонсорской поддержки, вещать на весь мир о «великой миссии по евангелизации России» либо о «святой Руси», «поддерживать и одобрять» и быть «уважаемым человеком». Но Бог, видимо, меня к другому призвал. Сейчас как никогда понимаешь, что, если ты что-то для этой Церкви реально пытаешься делать, то останешься в дураках и в конце тебя еще и обвинят «во всех тяжких». И на это надо смотреть в широкой перспективе, вне контекста моей судьбы. Я здесь не первый и не последний. Через подобное прошли многие, включая священников, епископов и Слуг Божьих. Просто я принял радикальное решение выйти из этой системы, которая сейчас работает по следующей формуле: огромные амбиции, умноженные на отсутствие профессионализма, — и хаос в результате. Так что ситуация, которая возникла после передачи зданий на Милютинском переулке в Москве(https://credo.press/239360/) и которая внешне для многих выглядит как попытка тривиального «кидалова» со стороны архиепископа Пецци, вполне объяснима. Здесь не идет речь только об алчности или, мягко скажем, неблагоразумии. Это всего лишь одно из проявлений системного кризиса самой Католической Церкви в России.

— Возможно, на то, через что Вам пришлось пройти, наложила свой отпечаток пресловутая «российская специфика» — общий низкий уровень правовой культуры в стране и пример доминирующей конфессии?

— Служение в Католической Церкви в России – это действительно крест. Я за эти годы укрепил свою веру не только в Божье присутствие в мире, но и в существование дьявола и его козней. То, что дьявол существует, я могу заявить совершенно однозначно, основываясь на опыте служения. И об этом должны верующие помнить. Козни лукавого – это не просто ложь, это правда, перемешанная с ложью, это подмена понятий, манипулирование религией, присвоение святости, как в евангельских искушениях Христа. И все это – реальность нашего времени, в том числе и самой Церкви, с этим приходиться сталкиваться.

— Есть ли возможность Вашего примирения с архиепископом Пецци?

— Я написал Владыке: если желаете, чтобы я исчез, скажите мне об этом прямо, но я с Вами не ссорился, я ни на чьей стороне в этом конфликте. К чему мне было ссориться с архиепископом Пецци? Мне его очень жаль – человека, пошедшего на поводу у интриганов, слабого и беспомощного, с сомнительным уровнем профессионализма, нуждающегося в поддержке, но возомнившего себя сильным. Но в чем эта сила может на деле у него проявиться, особенно в отношении меня: в попытках мести, манипуляциях, обвинениях и поливании грязью, запретами в служении? Что ж, пусть будет так, служение я и так прекратил уже сам. Это удел «проклятого солдата», коим я был все эти годы служения в Церкви. Поляки хорошо понимают смысл этого выражения.

Я действительно «проклятый солдат», пешка в многолетних играх церковных властей, причем в играх и структурных, и кадровых, и политических, и финансовых. О каждом из этих аспектов можно очень много говорить. Мне приходилось, например, «затыкать дыры» и отстаивать интересы Церкви в самых разных ситуациях, в том числе исполнять функции «кризисного менеджера». — Как это выглядело, в двух словах?

— Католическая Церковь в России слабая во всех аспектах — и материальном, и социальном, — она не способна ни существовать самостоятельно, ни вести за счет собственных ресурсов социально значимые дела и почти полностью зависит от внешнего финансирования и зачастую от очень специфических, так скажем, человеческих ресурсов. На амбициозные проекты денег зачастую выделялось намного меньше необходимой для их реализации квоты, либо они выделялись без учета рисков и стратегии развития, что приводило в конце к их потере. Поэтому, за неимением собственных средств, приходилось искать инвесторов, чтобы либо продолжать проект, либо получить хоть какую-то компенсацию утраченных средств, либо хотя бы сохранить репутационный имидж. Причем все это делалось либо по прямому указанию начальства, либо с его согласия. Но при таком раскладе в перспективе времени, особенно в случае возникновения конфликта, могут появиться претензии и обвинения. Все очень просто и цинично. Бытие определяет сознание – как у классиков.

Мне пришлось «бросаться на амбразуру» уже сразу после приезда на служение в Россию. «Делайте что хотите, только денег не просите». Все было понятно и честно. У кого были свои деньги, связи и спонсоры, те чего-то достигали. Но до поры до времени. Вы ведь понимаете, чем такой церковный «менеджмент» заканчивается.

— Какова мотивация действий архиепископа в истории со зданиями в Милютинском переулке?

— Не только о финансах стоит говорить здесь. Более важна сама стратегия Католической Церкви в России. Какова она: «миссия» или «присутствие», и какой смысл мы должны вкладывать в эти понятия? Очевидно, что тактика может меняться с учетом исторических реалий, но общая стратегия какова? Вот в чем вопрос.

Когда-то патриарх Кирилл, в бытность свою митрополитом и председателем ОВЦС, заявил, что раздутые структуры Католической Церкви в России не соответствуют реальным потребностям католической общины. Эти слова были произнесены во времена, когда православно-католические отношения были очень напряженными. Я тогда принимал активное участие в их нормализации, приходилось много спорить, защищать нашу Церковь. Но вот на такое замечание Кирилла я ответить не смог бы. Кстати, эта мысль нынешнего патриарха особого развития тогда не получила, споры шли вокруг прозелитизма и греко-католиков – проблем во многом искусственных по сравнению с проблемой самих структур. Но ведь эти слова нынешнего патриарха были действительно правдивы. Чего мы хотим? Заботимся ли мы о конкретных людях или создаем структуры ради структур, руководствуясь при этом своими сиюминутными амбициями и бросая людей на амбразуру? Вспоминаю, как я начинал свое служение в Москве. В церкви святого Людовика находились два прихода: «французский» святого Людовика и «русский» святых апостолов Петра и Павла. Однако на деле они работали как две враждующие конфессии! Я жил с настоятелем прихода Петра и Павла. Как выглядели отношения с другим приходом? Настоятель французского прихода, проживавший этажом ниже, передавал мне счет, который должен был оплатить приход Петра и Павла по коммунальным платежам церкви святого Людовика. Основанием для платежа было распоряжение архиепископа. Этот счет я передавал настоятелю прихода Петра и Павла, который исправлял сумму платежа на меньшую, ссылаясь на другое распоряжение архиепископа, передавал мне полный пакет мелочи, и с ней я спускался этажом ниже к настоятелю французского прихода, который принимал деньги под расписку, которую я потом приносил этажом выше. Вот такое было «единство во Христе». О каком экуменизме может идти речь, когда даже духовенство одной и той же конфессии друг с другом не общалось, и в эти расколы вовлекало рядовых прихожан: условно «французов» и «русских», которых французы почему-то называли «поляками». Тогда нунций говорил мне искренне, что в Москве на два храма должно быть два прихода и два настоятеля. Но мы хотели больше и больше. Хотели получить храм Петра и Павла, обнадежили людей, собирали подписи, проводили богослужения и стояния, пытались судиться, но безрезультатно. Я за все годы служения постоянно спрашивал, но так до конца и не понял, нужен ли был прихожанам еще один храм на расстоянии 100 метров от церкви святого Людовика, с учетом реальной ситуации католической общины. Мнения разделились, примерно 50 на 50. Причем, прихожане более старой генерации были более скептичны, чем молодые неофиты. А те, кто выступал за возвращение храма, зачастую мотивировали это восстановлением исторической справедливости, а не реальными потребностями общины. Я, к слову, придерживался подобной точки зрения. Сейчас оказалось, что храм Церкви не нужен, но по другой причине – здания ведь получены, причем без всяких затрат со стороны Церкви. В начале велись активные переговоры с Москвой с целью заключения мирового соглашения для последующего выкупа самого храма Петра и Павла. И ответчики в судах об этом прекрасно знали. Это правда, что со временем позиция Церкви по возможному использованию зданий в случае их получения менялась, рассматривались разные варианты, но все же учитывалась возможность выкупа храма у собственников. Я это говорю не для того, чтобы кого-то обвинять. Иначе мы вообще начнем рассуждать о самой «восточной политике» Святого Престола, которая, мягко говоря, далеко не всегда понятна рядовым верующим в России, да и духовенству тоже. Нельзя жизнь Церкви сводить только к обвинениям и «разборкам», как, к сожалению, это зачастую происходит и чему мы сейчас свидетели. Но вот сказать честно некоторые вещи необходимо. А именно: дорогие, мы думали, что сумеем сделать что-то большее, но у нас не получилось, нет ресурсов, так что давайте соизмерять потребности с возможностями, будем скромнее. И не думайте, что сам папа Римский спит и видит, как нам помочь, давайте избегать стереотипов советских времён, мы должны сами о себе заботиться. Вообще, там, где структура раздута и ничем не подкреплена, естественно, возникают серьезные проблемы, связанные с «борьбой за корыто», простите за такие слова. Много лет я говорил церковному начальству, что проблему церкви святого Людовика нужно решить, так не может продолжаться постоянно, это соблазн для верующих. Можно рассматривать разные варианты, но не нужно вводить людей в заблуждение, обнадеживать, ссорить прихожан. Но церковников зачастую более интересует удовлетворение своих амбиций, борьба за власть и влияние. А в этой борьбе все средства хороши, просто они меняются со временем. В «тучные времена» жизни Церкви в этой борьбе особый интерес вызывала интимная жизнь духовенства и прихожан, их сексуальные предпочтения, а в «худые времена» резкого сокращения финансирования – количество заморских вилл и денег на счетах, а также то, как ты их тратил. Можно смеяться над всей этой паранойей, но именно таким образом и ведётся эта борьба «за корыто», в которую вовлекают и прихожан. Ничего нового под солнцем. Прошу прощения, если кому-то эти слова покажутся циничными. — Каким Вы видите место Католической Церкви в России? Это этническое гетто для «традиционных католиков» — поляков, литовцев и т. п. — или все-таки активная миссия?

— Католическая Церковь в России до сих пор выглядит как экзотическая секта, по моему мнению. И это несмотря на то, что на сегодня установились очень хорошие, стабильные отношения между Святым Престолом и РФ, папа Франциск пользуется авторитетом в обществе, его энциклику на русский язык перевели мусульмане, а между РПЦ и Римско-Католической Церковью отношения такие, каких даже и представить нельзя было еще 15 лет тому назад. Однако участие российских католиков в этом процессе мизерно, будем честны. Ведь сама Церковь так и не сумела до сих пор занять достойного места в обществе, в отличие, скажем от пятидесятников. Одно из следствий проблемы с преемственностью традиции – неспособность Церкви воспитывать здравый патриотизм. Патриотизм воспринимается многими верующими либо как ругательство, либо сводится к шовинизму. Чего католики желают для России, ее властей, общества, православных, представителей других религий, соседних народов, причем, независимо от политических преференций?

Католическая Церковь – это традиционно религия меньшинств в России. Сюда часто тянутся диссиденты разных мастей – духовные («РПЦ не нравится»), политические, сексуальные меньшинства (именно так, как бы мы к этому ни относились!), люди с разными жизненными и внутренними проблемами, не говоря уже о традиционно католических национальных меньшинствах и иностранцах. Помогаем ли мы этим людям в социализации? Это ведь то, чего ожидает общество от религиозных объединений. В этой связи я хотел бы обратить внимание на одну проблему: поляков, которые, бесспорно, исторически являлись и продолжают являться одним из главенствующих традиционно католическим нацменьшинством в России. Это очень больная тема. То, что я сейчас произнесу, не понравится очень многим. Но я обязан лично засвидетельствовать, что Католическая Церковь в архиепархии Божией Матери в Москве оказалась полонофобной, как бы странно это ни звучало, а «польский вопрос» здесь постоянно раздувается в негативном контексте. И это при том, что в целом для российского общества это явление не характерно, я, например, знаю многих православных, которые гордятся польскими корнями. Мне неоднократно приходилось говорить чиновникам: политики ссорят народы, но религиозные лидеры призваны их мирить. От нас, оказывается, этого и ждут! Ждут и в России, и в Польше, и в других странах. Но о каком примирении может идти речь, когда мы сами рубим сук, на котором сидим? Когда отцов-селезианцев попросили из московского кафедрального собора, я спросил у архиепископа Пецци: а кто будет вести полноценное польское пастырство? Ответа не последовало. Ведь нравится нам это или нет, но этот собор — изначально польский костёл, причем значимый для поляков как в России, так и в Польше. Сейчас, находясь по другую сторону границы, в это непростое время отношений между Россией и Польшей, остаётся только сожалеть о церковной политике по отношению к российской Полонии и одновременно завидовать в хорошем смысле этого слова Евангелическо-Лютеранской Церкви в России, которая тоже маленькая, но проводит политику очень мудрую, на мой взгляд. А ведь и у нас могло быть иначе. Почему нельзя быть здравыми патриотами и одновременно христианами, для которых «Отечество на небесах»? Я не скрываю и никогда не скрывал своего польского патриотизма, что не нравилось очень многим в Церкви в России, но нормально воспринималось вне её стен. Как не скрывал и любви к Украине – моей исторической Родине, Литве – стране, которая мне много дала для духовного развития. Но это ведь ничуть не мешает любить Россию и ее народ. Трудно об этом говорить в обществе, погрязшем в ненависти, но Церковь просто обязана об этом говорить, она обязана осуществлять шаги по примирению людей, и это в её же интересах.

В этой связи хочу привести в пример польское православие, которое мне очень симпатично. Православная Церковь в Польше существенно изменилась за последние 30 лет. Она интегрировалась в польское общество, перестала восприниматься как экзотическая конфессия, некий чужеродный элемент, как проводник интересов других стран, но одновременно она сохранила культуру традиционно православных нацменьшинств страны. Ее предстоятель – митрополит Савва – генерал НАТО, но это ничуть не мешает Польской Православной Церкви сохранять дружественные связи с РПЦ. Когда митрополит Савва был в Москве, по этому случаю был организован торжественный прием в посольстве Польши – католической страны. А когда патриарх Кирилл посетил Польшу, то был принят на самом высоком уровне. Можно ли сегодня представить подобное – торжественный прием в посольстве России, устроенный по случаю заграничного визита католического митрополита из Москвы? Здесь можно, конечно, возражать, ссылаясь на специфику Католической Церкви, но все же по таким критериям тоже судят о месте Церкви в обществе, особенно когда речь идет об обществе российском.

Что можно кратко сказать о нынешней Католической Церкви в России? Построили дом на песке и теперь пытаемся в нем переклеивать обои – вот так как бы я охарактеризовал нынешнее состояние церковных структур. При этом забыли, что у этого дома камень все же изначально был. Этот камень – многовековая католическая традиция в России, которая не прерывалась даже в советские времена. Но этот камень закидали песком и построили на нем новый дом, причем, без всяких планов. А ведь католицизм учит реализму. Стоит исходить из этого. Реальное количество католиков, наши реальные потребности и возможности, реальные вызовы общин, забота о конкретных людях, а не абстрактные рассуждения про любовь.

Винить в произошедшем каких-то конкретных лиц я бы не торопился, просто стоит говорить о том, что уже сделано, причем хорошо, а что не оправдало себя в новом историческом контексте, и исходя из этого строить стратегию. Церкви необходим реализм. И есть условия для того, чтобы этот реализм восторжествовал, ведь у нас немало активных адекватных прихожан. Они люди скромные, не кричат в сети, но желают жить евангельскими ценностями в миру, не требуют от Церкви особых преференций, но готовы реально ей помогать. Стоит делать ставку на таких людей. А обо мне – «проклятом солдате» — пусть думают, что хотят. Я предпочитаю реализм. И именно поэтому я не планирую возвращаться в Россию, продолжать служение, но веру сохраняю. Для меня Свет и Сила остаются в Евангелии.

Беседовал Александр Солдатов,

Портал “Credo.Press”