Публицист Винников о цифровом рубле: «Война план покажет»

Россия стоит на пороге финансового перехода от фиатных валют к цифровым.

Заявление Эльвиры Набиуллиной о том, что в начале 2022 года будет создан «прототип цифрового рубля», после чего начнется его тестирование, сразу же было подкреплено обязательством Госдумы внести необходимые для этого изменения в отечественное законодательство. То есть государство концепцию блокчейн-валюты национального Центробанка приняло и готово внедрять на практике.

Данная новость вызвала множество откликов и комментариев самого широкого спектра: как восторженные (Россия идет в авангарде социально-технологического прогресса, второй в мире после Китая начав тесты цифровой формы национальной валюты, что открывает перед рублем новые перспективы, включая дедолларизацию с «отвязкой» объема эмиссии от величины золотовалютных резервов), так и откровенно алармистские (финансовый рынок страны полностью перейдет под контроль «мирового правительства» и т. д.). Но, как говорится, жизнь богаче наших представлений о ней, поэтому стоит обратить внимание и на историю проблемы, и на уже имеющийся опыт по ее решению.

Взрывное развитие и распространение с конца 1980-х годов новейших коммуникативных технологий, которые привычно и неверно называются «информационными», привело к фундаментальным сдвигам в структуре всей человеческой цивилизации. Ни одна из ее сфер, будь то идеология, политика или экономика, включая и сферу финансов, этих изменений не избежала. И если датой начала эпохи глобализма можно считать 30 августа 1994 года, когда под Владивостоком было замкнуто первое мировое кольцо оптоволоконной связи, то датой фактического начала эпохи цифровых валют можно считать 3 января 2009 года, когда, по имеющейся информации, был сгенерирован первый блок цифровой криптовалюты — биткоин. Самым главным технологическим новшеством было при этом не наличие/отсутствие эмиссионного центра, а детальные «электронные следы» всех транзакций, совершаемых с участием каждого счета. А также, видимо, возможности одностороннего прерывания этих следов, в том числе «недокументированные».

В настоящее время общий объем рынка криптовалют уже превысил 3 триллиона долларов, из которых на долю биткоина приходится 43,1% или около 1,4 триллиона долларов, что примерно соответствует номинальному ВВП России по итогам 2020 года. В целом этот объем продолжает, пусть со взлетами и падениями, расти. То есть востребованность такого рода финансовых инструментов по сравнению с традиционными фиатными валютами, ввергнутыми в штопор гиперэмиссии, растет. При этом биткоин часто представляют в качестве «электронного золота», поскольку заявлено, что его выпуск будет ограничен конкретным количеством (21 миллион «монет» ₿, или, соответственно, 2,1х10¹⁵, т. е. тысяч триллионов, «сатоши») и графиком их «эмиссии», т. е. «майнинга» примерно до 2140 года.

Разумеется, никаких гарантий того, что подобные ограничения объема данной «крипты» будут соблюдаться ее создателями, нет и быть не может, но пока игра в биткоин и другие криптовалюты захватила множество людей во всем мире не хуже чем «золотые лихорадки» прошлого, еще больше увеличивая общую денежную массу и выступая конкурентом национальных валют, прежде всего — доллара, который заодно является и «мировой валютой №1». История взаимоотношений США, их Минфина и ФРС с криптовалютами уже достаточно богата, но длящееся сохранение «тайны источника», а также отсутствие запрета на операции с биткоином и К^о вызывают предположения о том, что данный проект в какой-то мере если не контролируется, то сопровождается американскими финансовыми властями.

А вот в отношении стейблкоинов, то есть обеспеченных традиционными финансовыми активами цифровых валют, проекты которых были готовы запустить для расчетов между своими пользователями крупные социальные сети (например, «грам» от Telegram Павла Дурова и «либра» от Facebook Марка Цукерберга), финансовые власти США проявили полную безжалостность и «паразитировать» на привязке к доллару им категорически запретили. Возможно, лишь временно. Кстати, и в России заявленный Сбером проект «цифрового» «сберкоина», привязанного к рублю, поддержки со стороны государства пока не получил и его введение фактически отложено на неопределенный срок.

В отношении же национальных цифровых валют других государств официальный Вашингтон подобных полномочий не имеет и на них не претендует, да и введение «цифрового доллара» вряд ли необходимо на фоне уже отмеченной выше «антиковидной» гиперэмиссии наличных и безналичных долларов. То же самое касается и «цифровизации» своих валют другими ведущими «развитыми» экономиками: работы в этом направлении ведутся, но не форсируются, поскольку идет накачка рынков валютной ликвидностью в «обычных» евро, иенах, фунтах стерлингов и так далее.

Поэтому лидером в деле реального внедрения национальной блокчейн-валюты стала КНР. Пилотный запуск в обращение «цифрового юаня», как обещают, должен состояться в ходе зимних Олимпийских игр в Пекине (4 февраля –20 февраля) 2022 года, а в октябре и декабре 2020 года прошли тесты новой формы китайской валюты в городах Шэньчжэнь и Сучжоу. Россия в этом вопросе следует за Китаем с лагом примерно в полтора-два года — видимо, с оглядкой и на китайские технологии, и на китайский опыт их использования, но применительно к отечественной специфике.

Так, в Китае «цифровой юань» тестировался с привлечением двух крупных государственных банков, а «цифровой рубль» в России будет тестировать пул из 12 коммерческих банков, в который входят и полугосударственные «тяжеловесы»: Сбер, ВТБ, «Газпромбанк», «Промсвязьбанк», ДОМ.РФ, — и весьма «иностранные»: «Росбанк», «Альфа-Банк», «Тинькофф», «Союз», ТКБ (два последних называют входящими в «бизнес-империю» Олега Дерипаски), — и «регионалы»: «Ак Барс Банк» (Республика Татарстан), «СКБ-банк» (Свердловская область).

Подобное разнообразие наглядно демонстрирует сложный баланс интересов не только в современной российской экономике, но и в российской государственности в целом. Кто и как себя поведет в условиях перехода данного конгломерата к новому технологическому укладу, включая финансовый переход от фиатных валют к цифровым, пока неизвестно — не вызывает сомнений только тот факт, что впереди нас ждет вовсе не земля обетованная, а «терра инкогнита», т. е. неведомая земля, где возможны любые неожиданности. Даже те, которые сегодня кажутся невероятными.

Например, существенно изменится характер взаимодействия ЦБ с коммерческими банками в рамках российской двухуровневой банковской системы: по операциям с «цифрой» последние будут выступать исключительно в качестве агентов Банка России, передавая ему свою клиентскую базу и т. д. Ясно, что такой ролью комбанки вряд ли ограничатся, что стало ясно еще на этапе обсуждения концепции «цифрового рубля», предложенной Набиуллиной и К^о.

Заявляется также, что оператор цифровой валюты будет знать номер и историю каждого токена, находящегося или находившегося в «электронном кошельке» любого пользователя на любой момент времени. Так что «попилы и откаты» бюджетных денег, коррупционные выплаты и прочий криминал, включая черные зарплаты и теневую экономику, должны серьезно осложниться, да еще и без фактического срока давности. Это, несомненно, существенное достоинство «цифрового рубля» для государства. Во всяком случае, так в теории. Но «гладко было на бумаге…» — если у пользователя будет возможность покупать на «цифровые рубли» те же биткоины или другую «крипту», не станет ли это «дождем», который смывает все следы? А если такую возможность закрыть, то аналогичный функционал придется распространить и на другие формы национальной валюты, т. е. наличные и безналичные.

Декларированное ЦБ полное равноправие рублевых «цифры», «нала» и «безнала» на практике тоже вряд ли достижимо — ведь все помнят такую нехитрую, широко распространенную в «святые девяностые», да и сейчас имеющую место быть, финансовую операцию, как «обналичивание». С введением «цифрового рубля» почти наверняка возникнет спрос на «оцифровку» и «расцифровку» других форм денежных средств.

То же самое касается и гарантий безопасности, поскольку все счета в «цифровых рублях» будут находиться на единой централизованной платформе Центробанка, и банкротства иных финансовых организаций им не страшны. Но если сегодня хакеры (или не хакеры, что еще веселее) залезают в самые защищенные базы данных, включая даже американские спецслужбы, эти гарантии носят несколько условный характер.

Есть еще множество — все здесь не перечислишь — вопросов и проблем, связанных с введением «цифры», на которые однозначных ответов и решений пока нет. Под эти планы потребуется системная, а значит, длительная перенастройка и законодательства, и работы всей финансовой системы. Но Россия заходит на пространство «цифровых валют», руководствуясь тем соображением, что присутствие там при всех сопутствующих рисках необходимо, и чем раньше, тем лучше: «Надо ввязаться в бой, а дальше будет видно, война план покажет…»

Данная статья является исключительно мнением автора и может не совпадать с позицией редакции.