Лабиринт минотавра
Любовь и смерть — избитые слова, из-за слишком частого употребления утратившие былую силу. И все же...
Любовь и смерть — избитые слова, из-за слишком частого употребления утратившие былую силу. И все же именно этой парой вернее всего описывается жизнь Пабло Пикассо — гения, родившегося сто сорок лет назад в испанской Малаге...
Любовь и смерть, или, если добавить популярного психоанализа времен его молодости, Эрос и Танатос. Эта пара как нельзя лучше воплощена в мифологическом образе — чудовищем с головой быка из критского лабиринта, которое Пикассо выбрал личным тотемом. Однажды он сказал о себе: «Если все пути, по которым я прошел, соединить одной линией, получится лабиринт Минотавра». В свой лабиринт он затягивал женщин — и уничтожал их жизни, черпая в этом ненасытную творческую энергию.
Лишь одна избежала трагической участи. Для него не существовало женщины, которая могла бы сравниться с нею. Для нее не было женщины, достойной его. О, он не оставлял попыток — просто с самого начала знал, что все они обречены на провал. Единственной женщиной, которую гениальный негодяй Пабло считал безупречной, так и осталась его мать Мария Пикассо Лопес. Всем прочим не повезло — их он не считал не только женщинами, но, в сущности, и людьми.
Испанские матери известны неуемным чадолюбием — их дети всегда самые лучшие, непревзойденные, гениальные. Во всяком случае, создатель сотен шедевров Пабло Пикассо и сам был в первую очередь шедевром своей матери.
Старшая дочь богатого владельца виноградников Мария прожила крайне непростую жизнь. Начать с того, что ее отец, обожавший путешествовать, однажды просто пропал — и лишь спустя пятнадцать лет выяснилось, что он умер на Кубе от желтой лихорадки. Вскоре после этого те самые виноградники погибли от нашествия насекомых, и вдова Инес с тремя дочерьми, разом обнищав, зарабатывали на еду, вышивая галуны для мундиров. Сосед-священник решил женить своего брата Хосе на любой из дочерей Инес. Хосе Руис выбрал Марию. Ему было сорок два, ей — двадцать пять. Жили большой семьей: Хосе с женой, теща и две свояченицы. В 1881 году Мария произвела на свет младенца, и поначалу все решили, что тот родился мертвым. Спас случай: мрачно куривший доктор выдул дым сигары на ребенка — и тот закричал. А мать, молившая в тот момент святых о спасении сына, дала ему в благодарность их имена — да-да, всех этих святых, и получилось чрезвычайно затейливо даже для помпезных испанцев: Пабло Диего Хосе Франциско де Паула Хуан Непомусено Мария де лос Ремедиос Криспи Криспиньяно де ла Сантисима Тринидад Руис и Пикассо.
Для самого же Пабло всю жизнь была только одна святая — его мать. И она успела сполна насладиться его славой.
Любимцем женщин он стал с детских лет — бабушка, мама, тетушки и две младшие сестры буквально боготворили Паблито, уступали любым его прихотям и окружали нерассуждающим обожанием. С тех пор он и представить не мог, что к нему можно относиться как-то иначе.
Отца в этой семье никто особенно не уважал — рыжий долговязый Хосе Руис был классическим недотепой, тихим, апатичным и унылым. Любил рисовать... Донья Мария порой, кажется, даже забывала о том, что у нее есть муж, настолько была поглощена главным мужчиной своей жизни — сыном. Который непременно, обязательно станет великим и прославится. Так и твердила: «Если ты пойдешь в военные — станешь генералом, а если в монахи — римским папой».
Рисовать Паблито стал рано, точнее начал с вырезания бумажных фигурок, подражая теткам, устраивавшим для него театр теней. В восемь лет представил на суд семьи свою первую картину «Пикадор», с которой не расстанется всю жизнь. Мальчику исполнилось десять, когда увидев его очередную работу, Хосе Руис признал, что рисует хуже, отдал сыну свои краски и кисти и больше не делал попыток «художничать». А родня с энтузиазмом взялась продвигать юного гения. Его отдали в художественную школу, куда номинально пристроили преподавать рисование Хосе, — ради этого перебрались в Ла-Корунью, на северо-запад Испании. Через несколько лет семья переехала в Барселону. Пабло поступил в Школу изящных искусств, где получил место его отец, и впервые стал подписываться фамилией мамы — Пикассо, не заботясь о том, какой удар нанес родителю. Дальше была Королевская академия в Мадриде, а затем Париж. Подобно знаменитому романному гасконцу, в 1904 году Пабло отправился штурмовать мировую столицу искусства. А еще он предвкушал штурм женских сердец и не мог дождаться, когда сможет дать волю неуемному любвеобилию — еще бы, ведь постоянным клиентом борделей он стал в четырнадцать.
Домашнее женское царство не сделало его инфантильным — напротив, с детства Пабло был маленьким императором и мужские черты стали в нем проявляться довольно рано. Женскую красоту и сексапильность он научился ценить еще подростком, набрасывая первые — безотчетно эротичные — рисунки, вдохновленные пляжными красотками. В двенадцать лет впервые влюбился и запечатлел имя подружки в картине. Так и делал потом всю жизнь — вписывал имена возлюбленных в полотна.
И еще кое-что он будет делать всю жизнь. Сформулировав это так: «Каждый раз, когда меняю женщину, я должен сжечь ту, что была последней. Так я от них избавляюсь. Они уже не будут рядом и усложнять мне жизнь. Это, возможно, вернет мне молодость. Убивая женщину, уничтожают прошлое, которое она олицетворяет». Нет-нет, никого убивать физически он не будет. А вот разрушать их личности, пронесшись по судьбам ураганным смерчем и не оставив камня на камне, — да.
Рост — лишь сто пятьдесят восемь сантиметров, но невероятная мужская харизма, крепкое тело, умное смешливое лицо, ранняя лысина, взрывной темперамент, мощная сексуальность... Много позже, давая интервью маститому критику, Пикассо скажет, что творчество и секс — одно и то же. Противиться обаянию этого сеньора дамы попросту не могли. И на протяжении всей своей долгой и извилистой девяностооднолетней жизни он шагал по женским судьбам, с хрустом давя сердца. Свое кредо сформулировал со свойственным ему предельным цинизмом: «Для меня существует только два типа женщин — богини и тряпки для вытирания ног». Впрочем, слукавил. На деле всю жизнь он превращал каждую богиню в половую тряпку. Мария Пикассо Лопес с самого начала уверенно говорила, что навсегда останется единственной любимой женщиной своего сына, других он любить не сумеет — слишком уж озабочен собой, чтобы сделать кого-то счастливым. И то ли напророчила, то ли предвидела — однако не ошиблась.
На платформу вокзала Д’Орсе он ступил с воплем «Ликуй, Париж! Прибыл гений!» Поселился на Монмартре и сразу же стал своим. Родным вместо писем посылал картинки. И жил так весело, что никто не подозревал, что на самом деле на душе у Пабло черным-черно. Он переживал гибель близкого друга — художника Карлоса Касагемаса. Первый привет Танатоса — из-за Эроса. Оба по юношеской дури вступили в компанию в модном духе «клуба самоубийц», которую назвали «Четыре револьвера». И всерьез собирались застрелиться. Двое их приятелей это действительно сделали, а Пабло и Карлос раздумали. Но в итоге Касагемас таки покончил с собой из-за Пабло: тот переспал с натурщицей, в которую был страстно влюблен товарищ. От той истории у Пикассо остались мучительные сожаления... и револьвер. С ним он однажды и явился к владелице парижской галереи Берте Вайль, чтобы угрозами потребовать гонорар за еще не написанную картину. Та швырнула деньги в лицо наглецу и запретила на милю подходить к ее галерее.
Среди коллег Пабло быстро обзавелся авторитетом и подражателями — все стали, как он, носить синие комбинезоны и береты вместо привычных просторных блуз и шляп. Он был всегда в гуще людей, но после самоубийства Карлоса душу грызла непреходящая тоска и Пикассо писал картины в мрачных сине-голубых тонах, выбирая в качестве моделей всяческие деклассированные элементы: нищих, больных, старых и убогих.
«Голубой» период — это была настоящая депрессия. Из которой двадцатитрехлетнего Пабло вырвала любовь. Да, у него не было ни гроша, он жил в полуразрушенном доме-общежитии Бато-Лавуар. Но именно там по соседству обитала его ровесница Фернанда Оливье — бедная простолюдинка, которую, впрочем, отличала поистине аристократическая красота. На самом деле ее звали Амели Ланг, но она взяла другое имя, надеясь пробиться в мире искусства и стать художницей. Однако была и иная причина: девушка скрывалась от бывшего мужа-садиста. Она подрабатывала натурщицей, согласилась делать это и для Пабло. Художницей Фернанда не станет — будущий гений убьет в ней творческое начало.
Они влюбились и стали жить вместе в крошечной мастерской Пабло — и с того момента начался его «розовый» период, полный надежды, романтики и гармонии. В каморке-студии книги хранились в оцинкованном корыте, еду порой приносил даже кот, воровавший колбасу в лавке по соседству, да и сами влюбленные иногда крали молоко, оставленное разносчиками у дверей соседей по кварталу... Однажды Пабло продал сразу несколько картин и купил Фернанде серьги, хотя в доме не было ни крошки, — а спустя неделю серьги пришлось заложить, но это оказалось не грустно, а безумно весело. Мир кружил вокруг них цирковыми огнями, все люди казались членами труппы, собранной специально для их развлечения, да что там, в их районе и в самом деле жило множество уличных артистов и циркачей. Фернанда вообще обожала цирк как ребенок. Пабло рисовал этот праздник жизни — и «Девочка на шаре» тоже появилась именно тогда. Позже, когда Пикассо перешел к «африканскому» периоду, округлые линии и пастельные тона, в которых он изображал любимую, сменились оригинальными изгибами в духе масок далеких племен. Следом пришло время кубизма, и тут уж Фернанде досталось с лихвой, именно ее черты художник ломал так и эдак. Настал черед и для обид: Пабло преспокойно сообщил позировавшей для «Авиньонских девиц» любовнице, что именно проституткой ее и считает. Всего от этого романа осталось шестьдесят портретов.
Они были бедны, но верили, что разбогатеют. В ожидании этого счастливого момента Фернанда готовила, стирала, хваталась за любую работу. Ей самой рисовать не удавалось — нужно было позировать то самому Пабло, то другим художникам, чтобы заработать гроши на еду и краски для него. Были в их жизни совсем трудные два месяца, когда Фернанда буквально не могла выйти из квартиры, потому что развалились единственные туфли, а на покупку новых не имелось денег. В любом случае, жили они только на то, что зарабатывала она. Потому что любила его и довольно долго верила в эту любовь. Страсти кипели — на смену очарованию былой романтики пришли взаимные измены. Если Пикассо шлялся по борделям просто потому что хотел, то Фернанда отдавалась другим мужчинам, чтобы отомстить и вызвать ревность. Безуспешно: возлюбленный к ней охладел. Они скандалили, дрались, пугали округу драматическими выяснениями отношений, но любви в этом было все меньше. Точнее — любви Пабло.
Фернанда была рядом семь лет — и оставалась бы всегда, если бы ее мнение имело значение. Увы, чувства горячего испанца угасли — и Фернанда с горечью видела, каким жестоким становится его взгляд: когда-то рисовавший ее с нежностью и страстью, какой бы стиль ни пробовал, вплоть до свежеизобретенного им кубизма, теперь возлюбленный изображал надоевшую женщину резкими острыми линиями, плавность сменилась жесткими углами. Она надоела. Как раз тогда, когда бедность отступила и замаячил успех, она — надоела... Справиться с утратой любви достойно Фернанде оказалось не под силу. Она ревновала, то и дело впадала в истерику, навязчиво следовала за ним во всех поездках по Испании и никак не могла отпустить, хотя понимала, что больше ему не нужна.
Когда их пути разошлись, она подрабатывала уроками. Двадцать лет провела с художником Роже Карлом, но в итоге осталась одна. Жила трудно, к старости сильно разболелась и однажды решилась заработать на прошлом, написав серию статей о молодости Пикассо. Но тот был уже недосягаем и с помощью адвокатов лишил возможности заработать бывшую возлюбленную, когда-то горбатившуюся из последних сил, чтобы его прокормить. Тогда Фернанда написала мемуары, и тут уж Пабло откупился — назначил пенсию, чтобы она их не издала. Книга увидела свет только в 1988 году, когда никого уже не было в живых — ни Фернанды, ни Пикассо, пережившего свою первую верную женщину на те же семь лет...
Пабло еще продолжал по инерции отношения с Фернандой, когда в 1911-м встретил Марсель Умбер. Та тоже была несвободна — жила с художником Луи Маркусси. Впервые он увидел ее в кафе «Эрмитаж» — бледную, тонкую, поэтичную. В этот момент в кафе звучала песня «Моя красавица» — это название стало и прозвищем Марсель. Ее хрупкое изящество объяснялось прозаически и страшно: девушка была больна туберкулезом. Это не остановило Пабло, напротив — они с Марсель влюбились друг в друга сразу и решили попросту сбежать от своих постылых «половин». Уехали в Европу, путешествовали. Ничего подобного Пикассо еще никогда не чувствовал — любовь была такой обжигающе сильной, что ему всерьез казалось: рядом с ним единственная женщина на свете. Поэтому он стал называть ее Евой и запечатлел в целой серии работ под названием «Я люблю Еву» — начиная с картины «Моя красавица», начатой в том самом 1911 году, когда с нею познакомился. Воплощенная женственность, ускользающая чувственность, призрачность и прозрачность, которые Пабло видел в Марсель, напоминали ему о музыке — и музыкальные инструменты появились на его полотнах. Мир для него приобрел новые формы и яркие краски, Пикассо с головой погрузился в свой новый период — синтетический кубизм, активно работал в технике коллажа. Их любовь продлилась три года. Пабло снял большую квартиру, окна которой выходили на кладбище Монпарнас, его Ева тихонько хлопотала по хозяйству, а еще работала агентом возлюбленного. Он, впрочем, жизнь ее светлее не делал: в тот период Пикассо был как никогда склонен к депрессии. Переживал из-за разразившейся Первой мировой, друзья уходили на фронт на верную гибель, да и смерти Евы он ждал, страдая заранее. Ева умерла от туберкулеза в 1915 году — в госпитале среди раненых. К тому времени она весила двадцать восемь килограммов.
Пабло было по-настоящему плохо. Ева для Адама может быть только одна, и он не пытался воссоздать ее в лице кого-то другого, просто собирал пазл из кратковременных увлечений и, казалось, закрылся для нового чувства. Два года предавался распутству, при этом отгружая в каждые свободные уши очередные порции своих душевных страданий от потери Евы.
И все же в 1917-м рядом с горячим испанцем появилась новая женщина — русская двадцатишестилетняя балерина Ольга Хохлова из кордебалета труппы Дягилева. Они встретились в Париже, когда Пикассо взялся за декорации для балета Дягилева и Кокто «Парад». И тут порядком пресытившийся простенькими сексуальными эскападами художник вновь испытал восхищение и острый интерес. В первую очередь потому, что Ольга совершенно не походила на других. Полная противоположность женщинам его богемного круга — спокойная, сдержанная, умная, аристократичная вплоть до некоторого высокомерия, для чего, впрочем, у нее были основания. Пабло показалось, что именно такого якоря не хватает его истрепанному бурями и потерявшему управление кораблю. Влюбившись, он поехал в Италию вместе с труппой, чтобы не расставаться с Ольгой, на какое-то время вернулся к классическому стилю в живописи, стал изображать балерин с узнаваемым профилем Хохловой (которая, кстати, настаивала, чтобы он писал ее в реалистической манере, поскольку не считала лестными для себя странные переплетения форм вроде глаза на коленке). В 1918 году они поженились. Прозорливый Дягилев предупреждал художника: «Будьте осторожны, друг мой, на русских девушках следует жениться». Пикассо не очень-то жаждал официального брака, но его любимая была женщиной твердых устоев, к тому же, как показала жизнь, небезосновательно предусмотрительной. Она сознавала, что брак и возможное рождение детей вынудит ее оставить балетную карьеру. К слову, Пикассо Ольга досталась девственницей, чем он хвастался напропалую. Влюбленный художник согласился подписать брачный договор — теперь все, чем он владел, принадлежало и жене. Кроме того, русская балерина настояла на венчании, даром что Пикассо был атеистом. Когда Пабло привез невесту в Испанию знакомиться с матерью, Мария, улучив минутку, откровенно сказала Хохловой: «Бедное дитя, ты не представляешь, на что себя обрекаешь. Будь я твоим другом, посоветовала бы ни в коем случае этого не делать. Думаю, ни одна женщина не будет счастлива с моим сыном. Он принадлежит только себе и больше никому».
Ольга не прислушалась к свекрови, сочтя те слова проявлением материнской ревности. Молодожены верили в «долго и счастливо», искренне считая, что этот брак будет единственным в их жизни. Но нет, конечно нет. Каждый оставался собой: поначалу клявшийся порвать с богемной жизнью Пабло вновь требовал полной свободы и отказывался считаться с желаниями жены, а Ольга стремилась «одомашнить хищника» и привязать его к семье, к тому же охотно транжирила его деньги. Какое-то время их сближало благополучие: Пикассо стремительно взлетел на вершину успеха, среди его друзей и знакомых были теперь сплошь элитарии. Но затем разница характеров и стремлений взяла свое. Краткое перемирие заключили в 1921 году после рождения сына Поля. Счастливый отец рисовал своего первенца и даже, по старой памяти, жену, оценив красоту ее материнства. Но хрупкий мир вскоре рухнул — отцовство для Пикассо вовсе не означало верности. Теперь на его полотнах Ольга появлялась в жутких образах хищных старух. Однажды муж сказал ей по-настоящему страшные слова: «Один художник по керамике в XVI веке сжег всю свою мебель в печи для обжига глины — иначе ему нечем было бы поддерживать огонь. Вот это поступок настоящего творца! Я также готов бросить в печь и тебя, и нашего ребенка, лишь бы не угас священный огонь творчества, который ты хотела затушить своими мелкими, обывательскими желаниями!»
Они расстались, но не развелись. Пабло отправился по жизни дальше, завоевывать и разрушать новые крепости, а Ольга навсегда осталась одна. Разбитое сердце сделало ее злой, черствой и склонной к регулярным депрессиям. Муж теперь ее ненавидел. Настолько, что категорически не хотел развода — только потому, что отказывался делить с Ольгой имущество. Так она и осталась «мадам Пикассо» вплоть до 1955 года, до самой своей смерти от рака. Поль, кстати, станет личным шофером знаменитого отца за крайне скудное жалованье, и трое внуков Пикассо будут расти в бедности неподалеку от баснословно богатого деда.
Он был Ольге мужем только на бумаге, давно забыв о постылой фурии, уж его-то сердце не разбилось — оно все время было занято кем-то другим. Например Марией-Терезой Вальтер. Семнадцатилетнюю красавицу, предельно далекую от искусства и увлеченную спортом, он впервые увидел в «Галери Лафайет». Привыкший брать быка за рога, как опытный матадор, просто подошел к ней в толпе с заявлением: «Я — Пикассо. Мы с вами вместе совершим нечто великое!»
Роман с несовершеннолетней приходилось скрывать, но каждый рисунок и каждое полотно буквально кричали о страсти, обуявшей художника. Линии снова стали плавными, краски — светящимися. Работы, созданные на пике романа в 1932 году — «Обнаженная в кресле», «Девушка перед зеркалом», потрясали и завораживали откровенностью. А самая в тот период известная — «Обнаженная, зеленые листья и бюст» — стала первой в истории, проданной дороже ста миллионов долларов.
Мария-Тереза позволяла своему возлюбленному все. Юная, инфантильная, робкая, беззащитная, беззаветно влюбленная во взрослого мужчину-демиурга, она принимала любую его прихоть как истину в последней инстанции. Быстро преодолев стеснение, позировала обнаженной. Позволяла любые сексуальные эксперименты, прощала регулярные измены. Оставалась веселой и легкой в любых обстоятельствах, не раздражала обидами и слезами, не выясняла отношений и неизменно сохраняла улыбку на лице. Терпела удары по своей репутации — все знали, что она всего лишь маленькая утеха Пабло, любимая игрушка, будущее которой между тем разрушено в самом начале. В Марии-Терезе не было стержня, не было силы, и сломать ее Пикассо оказалось очень легко. Делал он это, надо заметить, с изощренной жестокостью: сталкивал жену и любовницу, с интересом наблюдая, что получится. Когда Мария-Тереза забеременела, даже пытался поселить ее в одной квартире с Ольгой и Полем. В 1935 году родилась дочь Майя — и это стало последней каплей для Хохловой. Забрав сына, та уехала, порвав отношения с мужем.
А уж о верности маленькой Марии-Терезе и речи не шло. Она наскучила, и любимая малышка Майя не стала для отца причиной оставаться рядом. Пикассо полагал, что достаточно благороден, поскольку обеспечивал бывшую любовницу и ребенка. Мария-Тереза смирилась, как всегда, ведь решения Пабло были для нее законом. Она была готова на все, чтобы оставаться неподалеку, не в силах окончательно похоронить надежду однажды стать его женой. Этого, конечно, не случится. Во Вторую мировую Пикассо уедет в Швейцарию, а Марию-Терезу с дочкой оккупанты выгонят из его дома. После войны художник будет высылать ей деньги на дочь, но не более. Никаких встреч, никакого общения. Для нее же он так и останется жизнью. Без него ничего не имело смысла. Мария-Тереза будет тихо любить Пабло издали. После его смерти кое-как продержится всего четыре года — и повесится в гараже.
Впрочем, пока им обоим было отпущено еще немало лет — а для Пикассо и немало женщин. В 1936 году он помахал ручкой бывшей возлюбленной и годовалой дочери и отправился в новый любовный вираж. Бедняжка Мария-Тереза пришла однажды в мастерскую и застала Пабло с другой. Да не просто с другой — мало ли их было за эти годы, а с любимой. В кои-то веки Мария-Тереза вышла из себя и подралась с новой пассией Пикассо — к его огромному удовольствию. Наконец-то жизнь снова била ключом! После размеренной тоски с Ольгой и наскучившей игры со щеночком Марией-Терезой ему снова захотелось страстей. Их сполна обеспечила коррида с богемной красоткой Дорой Маар. Чего стоили обстоятельства их знакомства! В тот вечер в кафе «Две кубышки» Дора предавалась излюбленной забаве — играла в «распальцовку с ножом», быстро стуча острием между пальцами. Обычно ей это удавалось виртуозно, но тут она не рассчитала и поранила руку. Кровь проступила в разрезе черной перчатки, вышитой розами. Эта картина совершенно заворожила Пабло: черное, розовое, красное, мелькание ножа, кровь, азартная женщина-риск... Вот это по нему! Он попросил у нее перчатку, Дора отдала — Пикассо поцеловал пропитанную кровью ткань и сохранил до конца жизни как маленькую реликвию. Они говорили на испанском — и любовь их была страстной и бурной по-испански. А еще Дора, пожалуй, была самым понимающим собеседником — она лучше всех чувствовала нерв его творческих поисков. И возлюбленный запечатлевал ее то в образе птицы, то цветка, то нимфы.
Какое-то время Пабло жил на два дома — и с Марией-Терезой, и с Дорой. Пока не сделал выбор. На его картинах Маар всегда печальна или плачет. Хотел ли он запечатлеть ее такой или именно такой видел? А может, такой она стала с ним? Между тем Дора вовсе не была просто богемной дамочкой без собственной истории и судьбы. Генриетта Маркович (настоящее имя аргентинки хорватского происхождения. — Прим. ред.) была талантливым фотографом, снимала как глянцевые сессии, так и хронику гражданской войны в Испании. Дора вдохновила Пикассо на попытки соединять живопись с фотографией. Кроме того, она оставила потомкам множество фото возлюбленного. Среди них — этапы его работы над легендарной «Герникой», к которой художник приступил в 1937 году, узнав о бомбежке маленького испанского города.
Однажды на берегу Пабло нашел череп быка. Приложил к лицу как маску и громко замычал. Дора воскликнула: «Минотавр!» Она не подозревала, что близка к истине. Если до того Пикассо был одержим корридой, быками и матадорами, то теперь все сошлось идеально — Минотавр с той минуты совершенно завладел его воображением. Потому что Пикассо и был Минотавром. Теперь то и дело художник будет рисовать минотавров, собирать их маски, фотографироваться в этом образе и так называть себя... На полотне «Герника» тоже есть Минотавр. Нацисту, в начале оккупации Парижа проводившему обыск в доме Пикассо и спросившему об этой картине:
— Это ваша работа? — хозяин ответит:
— Нет, ваша.
В 1949 году фотограф Гьон Мили отснимет целую фотосессию художника на пляже Лазурного Берега в маске Минотавра, которую опубликует Life.
По сути, все женщины Пабло стали жертвами Минотавра. Он заманивал их в свой лабиринт, заблудившись, они не находили выхода и гибли, когда чудовище пресыщалось. Это произошло и с Дорой Маар, и с другими — до нее, после и во время.
Они были вместе несколько лет. Бурных и странных — Пабло часто поднимал руку на Дору и хвастался этим перед друзьями. К середине сороковых эксцентричность Маар перешла в настоящую неврастению — во многом из-за невозможности терпеть психологический садизм, которому ее подвергал любимый мужчина. Порой Пабло было страшновато с нею рядом: что если все-таки покончит с собой, как то и дело угрожает? В 1945 году он поместил Дору в психиатрическую клинику. Ее лечили электрошоком — и, можно сказать, вылечили. Вылечили от всего, что делало ее личностью. Дора сломалась. Бросила фотографию, увлеклась астрологией, мистицизмом и эзотерикой, скрылась в глухой провинции и до самой смерти в восемьдесят девять лет жила в одиночестве. Объясняла просто: «После Пикассо — только Бог». А божество давно вычеркнуло ее из жизни.
Это было несложно: к тому времени у него уже два года как была другая. Собственно, Пикассо всю жизнь переходил из романа в роман «внахлест», какое-то время непременно вел двойную жизнь, стравливал женщин, чтобы добавить страданий и страстей, чтобы обе боролись за любимого. С 1943 года он с головой ушел в страстную любовную битву с Франсуазой Жило, затянувшуюся на десять лет.
Франсуаза была во всех отношениях особенной. Она стала единственной, кого матадору не удалось победить, а Минотавру — уничтожить. Не давала ему спуску, не цеплялась за него и в итоге ушла первой.
Жило была художницей и познакомилась с Пикассо в надежде у него учиться. Ей двадцать два, он — старше на сорок лет. Незадолго до того она убежала из дома — отец требовал, чтобы дочь пошла по юридической части, а ей хотелось рисовать. Она полгода брала у мэтра уроки, позировала ему — ну а потом начался роман. В который раз новая страсть дала старт новому этапу в творчестве Пабло — поискам в других техниках вроде гравюры и литографии, лирическим темам в работах. Полная нежности картина «Женщина-цветок» — это она, Франсуаза, и «Радость жизни» — тоже она. Его возлюбленная умела радоваться жизни, но при этом отличалась острым умом, серьезностью и жаждой учиться, была свободной и сильной личностью, придавала сил, не растворяясь в мужчине и не теряя себя, как другие. В этих отношениях родилось двое детей, Клод и Палома, получивших фамилию Пикассо. Имя дочери переводится как «голубка», впоследствии она станет легендой богемно-модного мира и даст название знаменитым духам. Беременную Франсуазу художник не только рисовал, но и лепил... Однако и это чувство в итоге он сберечь, естественно, не сумел. В который раз уступил искушению и был уличен в измене. Меняться он не собирался, а она не желала терпеть. При расставании с Пабло случилась истерика, он кричал Франсуазе, что от такого мужчины, как он, не смеет уйти ни одна женщина в мире. А она посмела. Единственная в его жизни — не брошенная, а бросившая. Дальнейшая ее судьба была яркой, в отличие от прочих она не превратилась в соляной столб, в мертвую сердцем женщину, бесконечно глядящую в прошлое. Нет, она отправилась дальше не оглядываясь. Еще дважды выходила замуж, третий муж изобрел вакцину от полиомиелита. Единственный раз Франсуаза бросит взгляд назад, написав мемуары «Моя жизнь с Пикассо», ставшие бестселлером. Этого Пикассо ей не простит — когда публикацию предотвратить не удастся, он из мести разорвет отношения с общими детьми. Позже, впрочем, одумается, им все же найдется место в отцовском завещании.
Пабло впервые переживал настоящий кризис, он был в ярости, его раздирали злость, ревность и сожаления. Однако долго страдать не умел — на горизонте замаячила новая влюбленность. Точнее последняя любовь. В 1953 году внезапно заинтересовавшийся керамикой семидесятиоднолетний Пикассо часто наведывался в мастерские Мадура, где и встретил двадцатишестилетнюю продавщицу Жаклин Рок, ставшую его секретаршей. Она была тихой, замкнутой, трудно отходила от несчастливых отношений, после которых одна растила дочь. Вот уж кто совсем не дорожил свободой. Жаклин была счастлива бросить свою жизнь к ногам гения. И бросила. Он это со временем оценил. Настолько, чтобы жениться во второй раз. В 1961-м, когда состоялась свадьба, жениху было 79 лет, а невесте — 34. Они прожили вместе двадцать лет, семнадцать из которых у Пикассо не было другой музы, никого кроме Жаклин он больше не изображал, создав более четырехсот портретов. Жаклин повезло: неукротимый Пабло достался ей уже способным оценить семейный уют. Муж был ее божеством, вокруг которого маленькая Жаклин возвела целый культ. Этот период отразился в картинах изображениями обнимающихся пар. И все же даже над этим идиллическим отрезком времени незримо витали циничные высказывания престарелого мэтра: «Я думаю, что умру, так никого и не полюбив». И еще одно, незадолго до ухода: «Я все время думаю о смерти. Она — всего лишь женщина, которая меня никогда не покинет». После смерти Пикассо в 1973 году Жаклин распоряжалась его наследием, распределяя картины по музеям. К слову, ее дочь Катрин Ютен-Бле будет указана в завещании приемного отца и станет одной из наследниц.
Зато печально закончится жизнь внука Пикассо, сына Поля по имени Пабло. Отлученный от деда, после его смерти он безуспешно просил позволения Жаклин присутствовать на похоронах. Та отказала, и Паблито выпил пузырек отбеливателя. Три месяца провел в больницах между жизнью и смертью, причем оплатила лечение былая соперница его бабушки Мария-Тереза, продав несколько работ Пикассо. Пабло-младший тем не менее умрет. Спустя два года от цирроза печени скончается и Поль — всю жизнь унижаемый отцом и полностью от него зависимый, он стал алкоголиком. А в 1986-м, спустя тринадцать лет после ухода мужа, покончит с собой и Жаклин — застрелится.
Минотавр даже после смерти снимет свою жатву...
Статьи по теме: