Углубленная интеграция. Кремль играет вдолгую

Основная масса россиян инкорпорацию Беларуси, надо полагать, будет искренне и восторженно приветствовать. Официальный Минск уже фактически отказался от проведения самостоятельной политики в ряде сфер. Экономика в их число пока не вошла, но, судя по всему, Москва рано или поздно дожмет и здесь. Дума ничего не решает, но моральное давление усилит Недавние выборы в Государственную думу Российской Федерации завершились в точности так, как предсказывалось — «убедительной победой» партии «Единая Россия» (ЕР). Казалось бы, в силу того, что это другая страна, да и парламент там, как известно, «не место для дискуссий», у граждан Беларуси минувшая российская электоральная кампания не должна было вызывать особо сильного интереса. Однако в преддверии последней встречи Александра Лукашенко и Владимира Путина среди аналитиков стало популярным мнение, что согласование пакета союзных программ специально устроили накануне выборов в Думу, чтобы поднять рейтинг ЕР. Исходя из таких комментариев, можно было подумать, что едва ли не главная задача той избирательной кампании заключалась в демонстрации приближения к вожделенной цели — если не формальному, то фактическому присоединению очередной территории, некогда по недоразумению отколовшейся от «исторической родины». Что якобы должно было решительно подвигнуть российский электорат к безоговорочной поддержке партии власти. Во вступительном слове перед началом переговоров с Лукашенко 9 сентября Путину фактически даже пришлось по этому поводу оправдываться: «То, о чем мы, надеюсь, договоримся сегодня, не связано с какой-то текущей политической конъюнктурой в наших странах либо с политическим календарем в преддверии парламентских выборов в России». В итоге ЕР получила-таки конституционное большинство, хотя основной вклад в это обеспечили, скорее всего, все же хорошо знакомые из белорусской электоральной практики приемы: снятие опасных оппонентов, досрочное голосование и т.п. Несмотря на крайне малую значимость Думы, в ее составе, как предполагает, в частности, эксперт международной инициативы iSANS Александр Морозов, окажется много «радикально настроенных людей, которые спят и видят, чтобы Беловежские соглашения были денонсированы, перестали существовать, чтобы толкать Лукашенко и Беларусь как можно скорее в союзное государство полного профиля с общей армией, валютой, общим центром принятия политических решений». Это действительно весьма вероятно. Тем более что основная масса тамошнего населения инкорпорацию Беларуси, надо полагать, будет искренне и восторженно приветствовать. По крайней мере на первых порах. Союзные программы: возможны трения Однако принципиальные решения по интеграции будут приниматься все же на высшем уровне. В свете этого чрезвычайно важным является вопрос, насколько встреча в верхах 9 сентября приблизила момент «восстановления исторической справедливости». Независимые аналитики в оценках расходятся, зачастую кардинально. Одни отрицают наличие в союзных программах принципиально нового содержания и отмечают полное отсутствие конкретики. По мнению некоторых, стороны смогли охарактеризовать встречу как «продуктивную» и «прорывную» лишь благодаря тому, что все спорные и чувствительные пункты интеграции были заблаговременно из обсуждения исключены. В результате все обозначенные в программах «гармонизации» предполагают лишь упорядочивание вторичных факторов, оставляя за скобками базовые. Другие утверждают, что уже сам список программ не позволяет закрывать глаза на опасность аншлюса, поскольку они, как отмечает, например, журналист Сергей Наумчик, «затрагивают практически весь спектр экономических и финансовых отношений, и нет сомнений в том, что унификация (особенно законодательная) пойдет по российской модели». Как полагает белорусский аналитик Андрей Елисеев, «Кремль использует ситуацию, чтобы обеспечивать превращение Беларуси в БССР-2». По мнению эксперта, за прошедший после выборов год белорусскому руководству пришлось пойти на сдачу суверенитета сразу в нескольких сферах — информационной, внешнеполитической, оборонной, а также отчасти образовательной и культурной. Добавим: неясно, осознает ли нынешняя белорусская власть в полной мере, насколько ограничены сегодня ее возможности проводить собственную политику. Но поскольку в упомянутых областях задачи белорусского руководства полностью или почти полностью совпадают с российскими, то происходящее наверняка не воспринимается им как сдача суверенитета. Однако если дело дойдет до уступки позиций в экономике, это вряд ли придется официальному Минску по душе. Поэтому стоит ожидать его сопротивления реализации хотя бы некоторых из подготовленных союзных программ. Вот только силы слишком неравны. Что думает Москва о конституционной реформе? Понятно, почему, выбирая между продолжением массовых протестов с непредсказуемым исходом и отказом от значимой части суверенитета во имя политического выживания, белорусские власти предпочли второй вариант. При этом вопрос, гарантирует ли это им успех, остается открытым. Причем многое зависит от отношения Кремля к, судя по всему, обещанной ему конституционной реформе. Если в первые месяцы после выборов он вроде бы весьма активно подталкивал к ней белорусского союзника (иные аналитики говорили, что есть «план Путин — Патрушева», предусматривающий уход Лукашенко), то в последнее время эта активность, по крайней мере публичная, заглохла. Вполне вероятно, что Москва совсем не против перемен в белорусской политической системе, но беспокоится, что они могут привести к новым широкомасштабным протестам. Нельзя также исключать, что в 2024 году, перед следующими президентскими выборами в России, Кремль снова обратится к идее окончательного объединения государств. Однако это не срочный вопрос. В целом складывается впечатление, что Москва сделала ставку на постепенную реализацию своих намерений. При глубоко интегрированных экономиках и еще более тесном военном взаимодействии осуществить ползучую аннексию будет гораздо проще.