С отпечатком волшебства: встреча с племянником Иосифа Бродского
Совсем скоро, 25сентября, в Коношском районе, где поэт был в ссылке, открывается фестиваль«Петербургский сезон в Норенской». А чуть раньше, этим летом, в издательстве «ОЛМА Медиа Групп» вышла книга МихаилаКельмовича «Иосиф Бродский и его семья».
«Изолировать,но сохранить», формула ссылки по Сталину, «работала» и в хрущевские времена,когда система отправила из Ленинграда талантливого поэта, признанного советскимсудом тунеядцем, на исправление в Архангельскую область. Период, отпущенныйпоэту в Норенской, стал по его личному признанию, «лучшим временем его жизни».
Более двухсот стихотворений написано им в деревне при свете керосиновой лампы(электричества там еще не было). В этом году в Норенской открыт первый в миремузей Иосифа Бродского. Здесь будут встречаться исследователи и поклонникитворчества поэта. Народная тропа не зарастет, надеюсь.
Амне, как давней почитательнице Бродского и журналисту, изучавшему легенды,связанные с возможным тайным визитом поэта в Северодвинск в 60-х, всегдаинтересны книжные новинки о нем. Поэтому не случайно я наткнулась в потокеинформации на сообщение о выходе новой необычной книги. Племянник Бродского, Михаил Кельмович, подробно рассказал осемье, в которой вырос поэт. Надо заметить, что литературы о Бродском сейчасмного, мемуары, воспоминания, исследовательские статьи, целые трактаты о егостихах, но вот книги, в которой детально бы было рассказано о семье, началеначал гениального человека, не было. Не будем считать художественный фильм«Полторы комнаты или Сентиментальное путешествие на родину» с Алисой Френдлих иСергеем Юрским в главных ролях биографическим, хоть и снят он по мотивам эссесамого поэта, но это все же - художественное произведение. Поэтомудокументальная книга «Иосиф Бродский и его семья» уникальна, и сама посебе - важнейшее событие для осмысления значения личности поэта.
Яне преминула списаться по интернету с самим автором и в ближайший же свойприезд в Петербург с ним встретилась. Когда мы разговаривали, я еще не читалакнигу, но я ее уже держала в руках! Михаил оказался очень приветливым, скромными очень незаурядным человеком. Племянник Гения? Да он самодостаточен! Психолог,дизайнер, автор книг по развивающим практикам и дизайну «Пульт управленияжизнью», «Сила исполнения желаний», «Ключ к жизни», «Дизайн дома и квартиры.
Психология современного интерьера». Сам – тоже поэт, автор стихотворныхсборников «Тайна рождения», «Святая ложь» и «Окно». Он вполне мог бы статьодним из главных консультантов в подготовке к открытию музея-квартиры ИосифаБродского в родном Петербурге, и в Норенской его профессиональные знания былибы весьма полезными, а уж про знание семейных традиций, человеческих привычек иособенностей взаимоотношений членов большой семьи, я вообще промолчу. Да,сколько пробелов в экспозициях он мог бы «закрыть» своими личными впечатлениямии воспоминаниями, известными только родным поэта!
Мыпили чай и неспешно говорили о том, как случайно рождалась книга. Директор иглавный редактор издательства «Северная Аврора» Евгений Лукин попросил Михаила написать страниц двадцать длясборника. О ком? О поэте Бродском? О его стихах? Нет. О семье, в которой роспоэт. И Михаил рассказал, вполголоса и спокойно о том, что другие хотели быдодумать, представляя в уме: как жил Иосиф, как выглядели его родители дома,какие отношения связывали поэта с родней. Обо всем этом Михаил знал с детства. Детали решают все! И, на мой взгляд, самоеважное – эти штрихи и крупицы детских воспоминаний нашли выход на бумаге. Они сделалиповествование более выпуклым и ярким. Михаил включен в круговорот семейных взаимосвязейи взаимовыручки, во внутреннее строение того, что не заметишь, походя, беглопобывав в доме. Хочется читать иперечитывать, возвращаясь к начальным страницам, к редким фотографиям, которымибогато иллюстрировано издание. Авторприоткрыл для нас то, что прежде оставалось «за кадром», считалосьвторостепенным, не обязательным.
Из книги Михаила Кельмовича: «Я не знаю, как это назвать точно, можетбыть, кланом или родом. С того времени, как себя помню, я воспринимал семью вдва круга. Внутренний – я, родители, бабушка – мы жили вместе в одной комнате.
И второй, внешний, состоящий из всех членов нашего клана. И этот второй кругощущался не менее близким, чем первый, и, может быть, в чем-то болеефундаментальным. Я бы сказал, для ребенка это была внутренняя родина,абсолютная точка отсчета. Мне кажется, что все члены семьи ощущали своюобщность так же. Дело не только в том, что все они были особенными во многихотношениях: талантливыми, мужественными, интеллигентными, эрудированными и такдалее. Нас соединяла удивительная атмосфера единства и родства. Мы былидействительно близки, не только общностью интересов и взглядов, взаимнойпомощью, бытом, чем-то еще… Здесь следует добавить, что великие стихи не всегда,не только – вырастают из «сора».
Михаилочень тактичен. «Мне представляется», «Думаю, он…», «Предполагаю…». В исповедальнойлитературе всегда говорят корректно о потаённом, не оскорбляя, не марая памяти.
Да и есть ли чем?! Атмосфера семейных встреч передана в книге так тепло иискренне, что и сомневаться не приходится в душевной близости членов клана.
«Мне кажется, япрожил не одну жизнь, а три… как минимум. Первая – детство, юность, семья –несет отпечаток волшебства. Подозреваю, что подобное высказывание о своемдетстве выглядит банальным. Однако в данном случае оно объективно иобосновано».Гордость родства прослеживается, но не красной нитью. Так получилось. Выпалобыть родственником. Без помпы и гордыни.
Сфераличных взаимоотношений и глубина семейных чувств здесь не вывернута наизнанку.
Повествование об отце великого поэта не снисходительное, но сочувственное: «Неспешно расхаживал по комнате в мягкомпиджаке и шапочке булгаковского Мастера гигантского роста отставной военный моряк,капитан, прошедший три войны, исколесивший и обплывший всю Евразию от Румыниидо Китая и Японии, фотохудожник и журналист, как оказалось потом, и писатель,настоящий герой романа Жюль Верна, все приключения которого не вместились бы всобрание сочинений. По жизни он был вынужден изображать мелкого писаку,фотографа и неудачника, но это была… неправда по большому счету. Он былграндиозный человек». И ниже добавляет: «Мы(младшее поколение) относились к нему приблизительно как к линкорну в доке».
Мамупоэта, Марию Моисеевну, отличала силадуха и интеллигентность, она превосходно говорила по-немецки и в совершенствезнала французский язык, хоть и работала простым бухгалтером. Вероятно, Иосиф,зная реальный культурный уровень семьи, был с детства уязвлен судьбойродителей, вынужденных скрывать мелкобуржуазное происхождение и высокуюобразованность. Однако, чувство собственного достоинства не изменяло Марии иАлександру. А три сестры и брат Марии Моисеевны были надежной опорой втрагических обстоятельствах.
Излишнепересказывать содержание, эту книгу надо прочесть всем поклонникам Бродского.
Выверенное слово, переплетенное с задушевной тональностью, держит читателя внапряжении, заставляя вновь и вновь сопереживать судьбам героев повествования.
И несомненная заслуга автора, приоткрывшего для читателя дорогие сердцудомашние архивы, в том, что избежал хвалебных панегириков и казенных шаблонов.
У
Михаила Кельмовича есть свое понимание, почему вокруг поэта так много суеты и непомерныхзабот: «Иосиф Бродский - одинокая скалана финише поэзии. Он показал, куда дальше идти – в туннель. Но нетпоследователей. Нет никого. Есть только любители поэзии. Ценители изящности. Иникто не разобрался в природе его феномена. Что подтверждает, - Гениислучаются».
Ольга
Голубцова
Фотоавтора