Слова не выкинешь: Какие песни мы поём в душе и какими стихами говорим?

02.09.2015 15:08

Какие песни мы поем в душе и какими стихами говорим

Мы представляем результаты большого исследования самых популярных в российском обществе поэтических строк, как классических, так и современных, не разделяя высокую книжную литературу и популярные песенные жанры. Именно песни и стихи быстрее всего становятся частью нашего мышления, способом общения. Мы часто не замечаем, что «говорим стихами», — не осознавая, откуда цитата, можем на ходу бросить: «Жизнь моя! Иль ты приснилась мне», «Я не люблю, когда мне лезут в душу, тем более когда в нее плюют», «Нужно быть спокойным и упрямым»... Многие стихотворения и строчки из песен стали нами. Так какие мы? Что о нас говорят зарифмованные фразы, которые мы любим цитировать?

Среди миров в мерцании светил

Одной Звезды я повторяю имя…

Не потому, чтоб я Ее любил,

А потому, что я томлюсь с другими.

В нашем опросе не все помнили эти строки Иннокентия Анненского как классику Серебряного века. Многие знают их по песне Александра Вертинского, причем с измененной четвертой строкой «… что мне темно с другими». После Вертинского ее пела Изабелла Юрьева, причем сохранилось цензурное утверждение этой песни как «русского романса» под названием «Среди миров»:

«Уполномоченному репертуарного комитета от Изабеллы Юрьевой. Заявление. Прошу разрешить мне для исполнения в новой программе Мюзик-холла следующие старинные романсы: “Никому ничего не рассказывай”, “Жигули”, “Средь миров”, “Он уехал”. И. Юрьева». Резолюция: «Исключительный по пошлости и мещанству репертуар. Разрешить сроком на один год одной певице, пока не будут подготовлены произведения, созвучные времени. Редактор Пикель. 1927 год, июнь».

Мы до сих пор не до конца осознаем, насколько зыбки границы между «правильной государственной», высокой книжной и популярной песенной культурой. Скажем, русский шансон считается низким жанром, образцом дурного вкуса, да еще и замешанного на пошлой сентиментальности тюремной субкультуры. Однако исследователи тюрем замечали, что стихи Сергея Есенина поются на зоне как народные. «Я московский озорной гуляка» — это один из самых популярных текстов шансона. Хотя этот же текст вошел в историю высокой книжной литературы как образец позиции русского поэта. Осип Мандельштам говорил, что простил бы Есенину все что угодно за строчку из этого стихотворения «Не расстреливал несчастных по темницам».

Это первое, что мы обнаружили в исследовании: в современном поэтическом каноне прочно укоренились не только Пушкин и Блок, но и рок-музыканты Виктор Цой (безусловно, надолго — видимо, навсегда) и Юрий Шевчук. Народный классик Владимир Высоцкий становится и каноном «книжного стиха», но звучит в той же «тональности», что песенный Есенин или «Я свободен» группы «Ария». Советская классика тоже остается в нашей культуре: «Светит незнакомая звезда» Добронравова и «Жди меня» Симонова не вытесняются роком и новой попсой.

В массовом опросе, проведенном по заказу «РР» социологической службой портала Superjob.ru, конечно, на первых местах строчки Пушкина и Есенина — если речь о стихах. А в песенном рейтинге «День Победы» и «Хочу перемен» группы «Кино» — почти на равных. В опросе, проведенном на страничках «РР» в соцсетях, мы не разделяли песни и стихи, участники могли написать по несколько цитат. В нем Иосиф Бродский опережает даже Пушкина, а это значит, что он тоже войдет (если уже не вошел) и в общенародный канон.

— Бродский сегодня — это Есенин наших дней. Он тоже бывает драматичный, патетичный, социально яркий, — считает поэт, критик и издатель Александр Шаталов.

В нашем топ-100 мы сознательно оставили по одной цитате каждого автора, чтобы его было интереснее изучать и можно было увидеть и глубокие слои нашего «культурного кода». Понятно, что этот список именно «народный», а не «лучшие стихи» (что бы это ни значило), не экспертная оценка филологов. Авторы в нем размещаются в соответствии с частотой упоминаний в опросах. Значимые различия в популярности можно наблюдать в первой половине списка, а дальше они зачастую колеблются в пределах статистической погрешности, так что бывало непросто определить точное место в сотне. Но нам это не мешает, ведь цель нашего исследования — не вкус аудитории. Гораздо интереснее, как популярные стихи и песни «работают» в нашей жизни.

Любовь и смерть

«Я вас любил» — это уже настолько канон, что многократно канон, даже как цитата. «Я вас любил. Любовь еще/ (возможно, что просто боль)/ сверлит мои мозги», — написал поверх Пушкина Иосиф Бродский.

— Что такое поэзия? Поэзия — это Пушкин. Что такое Пушкин — это «Я помню чудное мгновенье», — комментирует результаты нашего исследования социальный психолог Алексей Рощин. — Это, что называется в психологии, нормативные ответы. Люди упоминают то, что, как они считают, они должны знать. Соответственно, норматив для самого активного поколения — это Пушкин, кочерыжка русской культуры. Более молодое поколение, судя по всему, уже и Пушкина не знает, а помнит только букварь и то, что с ним связано. Пятый класс, «Люблю грозу в начале мая» Тютчева. «Ночь, улица, фонарь...» — и вовсе фраза из рекламы.

Пушкина называют все, много и разного. Но есть и тонкие поколенческие различия. Пушкин не уходит, но становится не столь доминирующим в самых младших поколениях; вперед выходит, скажем, Александр Блок.

— Видимо, строчки Пушкина сегодня звучат реже, чем строчки Блока, которые несут совершенно другую энергетику и, может быть, другое наполнение,— рассуждает Александр Шаталов. — Молодежь если и сталкивается со стихами, то сталкивается скорее с их цитированием в заголовках статей, в эпиграфах и так далее. А почему стихи встречаются в заголовках? Потому что они соответствуют содержанию этих статей. Энергетика в стихотворении — это и есть проявление социального состояния в обществе. То есть, безусловно, Блок как певец красоты, женской таинственности сейчас менее востребован, чем Блок периода поэмы «12» или Блок периода трагического упадка.

— Молодежь не так часто выбирала «Я помню чудное мгновенье» в первую очередь потому, что на «Ночь, улица, фонарь, аптека...» существует изрядное количество клипов, в том числе рекламных роликов. А при этом все-таки стишок учат в школе, поэтому он и вспоминается сразу же, — считает историк литературы и литературный критик, профессор Высшей школы экономики Андрей Немзер.

— У меня про поколенческие различия есть только гипотезы. В школах у поколения среднего возраста, которое выбрало «Я помню чудное мгновенье» были учителя литературы, которые основательно изучали Пушкина, — говорит Ефим Рачевский, народный учитель России, директор Центра образования «Царицыно». — А у более молодого поколения количество часов литературы в школах с конца 1990-х годов сократилось, поэтому разброс больший, а Пушкин у них перестал доминировать. Кроме того, молодое поколение меньше читает стихов. Просто меньше. Пушкин, писавший «Я помню чудное мгновенье», создает образ необыкновенной женщины в своих фантазийных мечтах. А коль доминируют экранные технологии, ключевое слово здесь — помнить. Чего помнить, если можно открыть айфон и посмотреть фотографию? Я вот посмотрел, увидел, обрадовался, поцеловал монитор и пошел дальше заниматься делами.

Интересно, и что в ответах самых взрослых респондентов (45 лет и старше) появляется на первом месте Есенин и его стихотворение «Не жалею, не зову, не плачу...»

— Есенин в первой строчке потому, что он, понятно, самый русский поэт, — считает Шаталов. — У него самая любимая судьба, поэтому люди, когда выпивают, с удовольствием будут цитировать стихи Есенина о потраченной трагической жизни.

И здесь мы видим то общее, что есть во всех поколениях там, где стихи нужны как способ медитации о жизни, как лирика. Все главные стихи в опросах не столько про любовь, сколько про расставание, и больше всего — про конечность жизни. «Умрешь — начнешь опять сначала» (Блок), «Все пройдет, как с белых яблонь дым» (Есенин), «Увы! он счастия не ищет/ И не от счастия бежит!» (Лермонтов), «У воды нет ни смерти, ни дна. Я прощаюсь с тобой» (Юрий Шевчук, группа «ДДТ»).

Русская каноническая лирика печальна и рефлексивна.

С этим не совсем согласна женская часть респондентов. С ее точки зрения, в каноническом списке стихов явно не хватает собственно канона любовного признания, счастливой любви.

— Конечно, молодые девушки любят Марину Цветаеву, — говорит Шаталов. — Ее трагическое восприятие жизни прямо попадает в русских девочек. Когда я был молодым, ее стихи переписывались от руки в девичьи дневники. Взрослые женщины больше любят Ахматову, чем Цветаеву, это совершенно разные, но до сих пор актуальные женские психотипы.

Интересно, что самые популярные строки Марины Цветаевой «Мне нравится, что вы больны не мной…» — это своеобразный женский ответ на «Я вас любил…»: та же поэтика расставания, не-встречи, и эта высокая печаль прямо ложится в катастрофический канон русской лирики.

Поэтому в предпочтениях женщин в опросе на гораздо более высоких позициях, чем великая Цветаева, вдруг появляются и совсем простые и неважные песни. Например, в десятке есть даже популярная песенка «Позови меня с собой…», а недалеко еще и «Боже, какой мужчина», которую поет Натали: «Ты Джонни Депп и Брэд Питт в одном флаконе,/ Как самый лучший ты записан в телефоне».

А самый сильный и одновременно признанный всеми стих про счастье в любви, как ни странно — военный. Это «Жди меня» Константина Симонова: «Ожиданием своим ты спасла меня». И, кроме того, «Катюша» и «Смуглянка», которые ассоциируются с войной.

Война и родина

Бесспорный лидер среди песен — «День Победы» на стихи Владимира Харитонова. Это касается всех возрастных групп респондентов, кроме самой молодой (до 24 лет), поместившей ее на одиннадцатое место, а на первое — песню Виктора Цоя «Перемен!»

— Если бы опрос проводился не сразу после семидесятилетия Победы, мы бы не получили песню «День Победы» ни на первом, ни на втором, ни на десятом месте, — считает психолог Анатолий Добин.— Очень часто мы видим не столько отражение общего интереса, сколько то, что было возбуждено в сознании в последние месяцы.

Но в сотне очень много стихов и песен, так или иначе связанных с войной. Проводи мы опрос в другое время, поменялись бы места и расстановки, но не сам этот список. По мнению Добина, в симпатии респондентов к песням военных лет есть некоторая русскость, это типичная для нашего народа тоска по утраченному:

— Тоска по любимому или любимой, ностальгия — это мотив номер один в русской песне. Это может быть даже не объект любви, даже не женщина и не мужчина, а, скажем, город золотой. То же самое касается песен военных лет. В этих темах про наше славное прошлое прослеживается желание быть единым. Это тоже тоска — тоска по единению, желание преодолеть свою индивидуальную смертную оболочку, индивидуальную сущность, ощущение утраты или ограниченности.

В этом смысле военные песни в советской культуре очень похожи на классическую русскую печальную лирику. Военные песни могут быть даже похожими на марш, но тексты все равно — лиричные. «День Победы, как он был от нас далек/ Как в костре потухшем таял уголек». Алексей Сурков еще в ноябре 1941 года, в самом начале войны, когда до победы было очень далеко, писал: «Мне в холодной землянке тепло/ От моей негасимой любви».

«Нет в России семьи такой, где б не памятен был свой герой» — именно поэтому военные стихи и песни в нашей культуре канон и стихов о любви, и стихов о родине.

Здесь тоже кажется, будто в нашем каноне не хватает мирной гражданской лирики и песен о родине, и это место заполняют, например, «Городок» или «Я узнал, что у меня есть огромная семья» — стишок, который декламирует герой фильма «Брат-2» Данила Багров, взбираясь с оружием в руках по пожарной лестнице. То есть он стал почти что военным.

Спокойно о родине русский поэтический канон говорит в жанре пейзажа («Люблю грозу в начале мая»). Что отчасти рифмуется с продолжением в лучших образцах рок-поэзии, но это уже другая песня: «В чистом поле — дожди косые. / Эй, нищета — за душой ни копья! / Я не знал, где я, где Россия/ И куда же я без нея?» (Александр Башлачев) или «Турки строят муляжи/ Святой Руси за полчаса…» (группа «Аквариум»).

Свобода и бунт

Виктор Цой любим еще больше, чем в 1980-е, и, похоже, прочно стал каноном для всех поколений, кроме самых старших. Респонденты в возрасте от 25 до 35 лет поставили песню «Перемен!» на второе место после «Дня Победы». В рейтинге возрастной категории «35–44» второе место заняла песня «Я не люблю» (Высоцкий), за ней — «Я свободен» (группа «Ария»), но потом все равно «Перемен!» и другие песни Цоя.

— Глубоко сомневаюсь, что те, кто указал «День Победы», включают себе вечером в плеере эту песню или встречают под нее свое утро, — выражает скепсис музыкальный критик, писатель и радиоведущий Михаил Марголис. — Мне кажется, что с песней «Перемен!» Виктора Цоя более реальная ситуация, люди ее действительно слушают. Я ничего не имею против песни «День Победы», хорошая и значимая песня, но то, что в ответах респондентов, как раз тех, которые были молодыми в эпоху группы «Кино», много военных песен — скорее влияние момента.

Разные поколения называют песни, где слышится отзвук бунта, стремления к радикальной, беспредельной свободе. Их минимум, и они очень любимы — настолько, что одной и той же частью нашей культуры кажутся «Парус» Лермонтова и «Парус» Высоцкого или его же «Я не люблю» и «Я свободен» группы «Ария».

Канон шестидесятников Есенин, в общем, тоже про это: парень с широкой душой, который любит выпить, подраться и наплакаться вдоволь над судьбой родины и народа, а главное выскочить из себя в некую неопределенную, высокую, требующую подвига свободу.

Я свободен от любви,

От вpажды и от молвы,

От пpедсказанной судьбы

И от земных оков,

От зла и от добpа.

В моей душе нет больше места для тебя!

Так поет группа «Ария». Судя по опросам, женщинам и девушкам это нравится не очень, но что делать — мужики и мальчики в России такие:

Перемен требуют наши сердца,

Перемен требуют наши глаза,

В нашем смехе и в наших слезах,

И в пульсации вен:

Перемен! Мы ждем перемен.

Эта песня уже перестала быть гимном перестройки, она была исполнена наряду с военными и народными песнями на Красной площади в День России.

Молитва

Русская поэзия остается больше, чем поэзией, в том смысле, что популярные стихи — это еще и способ обрести какую-то картину мира на месте разрушенных и недостроенных в нашей культуре в результате разломов ХХ века.

Древнейшая форма стиха, молитва, в светской поэзии редко замечается. У нас в культуре так повелось, что традиционный русский духовный стих и высокая европейского типа литература исторически развивались своими путями, встречаясь не часто. Настолько, что самого очевидного в лирике мы почти не замечаем. «Как дай вам Бог любимой быть другим», — настоящее благословение есть уже в самом популярном русском стихе. А где еще?

«Я не люблю насилья и бессилья, / Вот только жаль распятого Христа», — пел Владимир Высоцкий, и это если не молитва, то ее часть, исповедь, дарование себя. «Если посмотреть на наш список ста стихов и попытаться увидеть, какой стих на этой же ноте продолжает ту же интонацию, то бросятся в глаза строчки Иосифа Бродского «Я входил вместо дикого зверя в клетку…» Та же интонация, тот же трагический и трезвый взгляд на жизнь, то же трагическое «я». А заканчивается стихотворение так:

Что сказать мне о жизни?

Что оказалась длинной.

Только с горем я чувствую солидарность.

Но пока мне рот не забили глиной,

Из него раздаваться будет лишь благодарность.

Благодарность кому? Это стих, ставший молитвой.

То же происходит во многих самых светских русских стихах, в том числе и в рок-поэзии. Как в страшной песне Янки Дягилевой вдруг появляется молитва-благословение:

А в потресканном стакане старый чай,

Не хватило для разлету старых дел.

Фотографии — там звездочки и сны.

Как же сделать, чтоб всем было хорошо?

«Я научилась просто, мудро жить,/ Смотреть на небо и молиться Богу», — самый популярный сейчас в народе стих Анны Ахматовой. Этот мотив есть не только в высокой книжной поэзии. Как благодарственная молитва звучит песня, которую исполняет в жанре народного шансона Григорий Лепс: «Я крещен, а может быть, помазан, /В общем, я счастливый, вот и все!»

Самая популярная стопроцентная мистическая светлая молитва в нашей сотне — это «Город золотой», который в оригинале у Анри Волохонского начинается «над небом голубым», а не «под небом», как мы привыкли. То есть это видение Иезекииля и небесный Иерусалим:

Кто любит, тот любим,

Кто светел, тот и свят.

Пускай ведет звезда твоя

Дорогой в дивный сад.

Наши заповеди

Удивительно, но среди самых популярных стихов встречается какое-то количество прямо нравоучительных, вроде «Заповеди» Киплинга, хотя вроде бы в современной поэзии так прямо учить жизни не принято. Но это объяснимо: стихи в большой, массовой культуре — это не только высокое искусство, но и правила речи. Они учат, как признаваться в любви, они нужны, чтобы петь хором, чтобы чувствовать единство на концерте или на параде, и, конечно, учиться правилам жизни. Трудно представить себе европейскую культуру, где так же, как у нас, популярен Омар Хайям со своими суфийскими мудростями. Можно даже посмотреть, как выглядят русские поэтические заповеди, если выписать по одной строчке из каждого стиха, где есть прямой моралистический призыв. Мы выписали в порядке появления этих стихов в сотне:

Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты

Александр Пушкин К***

1925

С1

http://www.youtube.com/watch?v=QQHw8GPMl0s

Люблю грозу в начале мая, Когда весенний, первый гром

Федор Тютчев Весенняя гроза

<1828>, начало 1850-х

С1

http://youtu.be/4JWEiMoD7og

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет