Дороги к храмам
В рамках рубрики «Акварель. Традиции епархий» давайте вместе с известным журналистом Марией Свешниковой совершим путешествие на Тверскую землю – в Торжок, чтобы посмотреть, что там изменилось за четыре десятка лет, в Нило-Столобенскую пустынь, в советские годы превращенную в колонию для несовершеннолетних, а после вновь возвратившуюся к жизни как монашеская обитель, а также в село Прутня, на кладбище которого можно увидеть надгробие Анны Керн, которой Пушкин посвятил стихотворение «Я помню чудное мгновение».
В Торжок я поехала, потому что меня везли на машине, которой в моем хозяйстве нет, и потому что была возможность пожить бесплатно. Не последним аргументом в пользу выбора именно этого города стали возрожденные (по слухам) пожарские котлеты. Но самое главное, очень давно мечталось вернуться в город детства: Торжок был вторым местом папиного настоятельства после храма на погосте.
С того времени минуло более 40 лет. Но я отлично помню, как мы стояли на горке, которая в старину была полуостровом, возле «папиного» собора Благовещения Пресвятой Богородицы и печально смотрели на холм напротив. За стеной, обвитой колючей проволокой, лежали руины древнего Борисоглебского монастыря, основанного преподобным Ефремом Новоторжским в 1038 году.
К тому времени, как папу перевели в Торжок, в монастыре расположился лечебно-трудовой профилакторий для алкоголиков. А до того с 1925 года, когда монастырь был распущен, на его территории в течение полусотни лет находилась тюрьма строгого режима.
Смотрели и мечтали о, казалось, несбыточном во времена гонений на Церковь – о восстановлении монастыря. И обитель не умерла: в 1993-м году ее поделили между созданным по инициативе академика Д.С. Лихачева Всероссийским историко-этнографическим музеем (ВИЭМ) и Русской Православной Церковью. Музейные работники и духовенство начали восстанавливать исторический, культурный и религиозный памятник. Поэтому очень хотелось узнать, в каком состоянии Борисоглебский монастырь теперь.
Но первым делом в памяти «освежились» дороги Тверской губернии и города Торжка. Была бы хозяйкой машины – отказалась бы ехать. Федеральная трасса неплохая, хотя и «украшена» по бокам умирающими деревнями. Но стоило свернуть в Торжок, стало понятно: если в жизни города что-то и изменилось, то уж точно не дороги.
Едва поставив вещи, рванули на «обзорную экскурсию». Вдоль и поперек замелькали названия улиц – Володарского, Бакунина, Свердлова, Гражданская. Через гибнущий и разоренный исторический центр, мимо Спасо-Преображенского собора, по колдобинам да выбоинам вокруг памятников ВЛКСМ, Ленину и Ефрему Новоторжскому мы пробирались к монастырю.
Большинство храмов и монастырей – в строительных лесах, полностью или частично. И всюду ни единого движения: за три дня, что мы находились в Торжке, на стройках не было замечено ни одного рабочего. Местные мальчишки из тех, что постарше, хвалятся, как залезают иногда внутрь – интересно же пробраться на закрытую территорию Младших братьев не пускают, но те спокойны: они уже поняли, что реставрационных работ, вернее, закрытых церквей, на их век хватит.
Попетляв на дорогах, вошли в монастырь. Из открытого – только вход на колокольню, зато виды оттуда самые что ни на есть сказочные. Отсюда так просто обернуться вглубь веков и увидеть, как в городе, появившемся на пересечении водных и наземных путей, купцы строили храмы. Не потому, что надеялись отмолить свои грехи, а во славу Божию и как благодарность за то, что Он создал дивный мир, где нашлось место каждому. Спустились умиротворенные.
Создал Господь и закрытый сегодня Воскресенский женский монастырь, который славился своим золотным шитьем с XII века: вышивали храмовые и священнические облачения, подзоры и хоругви под иконы. Со временем вышивками стали украшать кожаную (сафьяновую) обувь. Даже поговорка была: «Привези мне из Торжка два сафьянных сапожка!» Вышивали в монастыре на заказ и одежду для именитых боярынь. И даже – по приказу императора Петра I – военную и морскую форму.
В 1928-м году в Торжке открылась золотошвейная школа, в которой пытались сохранить традиции золотного шитья. Позже школа стала единственным на всю страну Золотошвейным училищем, а при нем – магазин. Открыли сайт, чтобы посмотреть адрес, – не работает. Спросили у местных. Они, смеясь, указали. И только внутри салона стала понятна причина веселья. Практически все вышивки – машинные. А чтобы на них можно было поставить маркировку «изготовлено вручную», рукодельницы делают пару стежков либо пришивают вручную несколько бусинок. Фейками закончилась славная многовековая история золотошвейных мастерских.
«А рядом с монастырем есть деревянный храм. Как Кижи», – сказала наша хозяйка, и мы поехали. Я почему-то его совсем не помнила и даже предположила, что это новодел. Но, оказывается, я плохо знала Торжок: на отшибе за Борисоглебским монастырем стоит храм Тихвинской иконы Божией Матери, который еще называют Старо-Вознесенским. Это единственная в городе деревянная постройка середины XVII века с уцелевшей наверху росписью XVIII века.
Наверху – не преувеличение. Высота храма – 34 метра, поэтому, чтобы рассмотреть роспись, приходится изо всех сил задирать голову, но сидящая возле единственного небольшого обогревателя (здесь прохладно даже весной и летом) за ящиком женщина смотрит на это благосклонно. Да еще и подсказывает, в какую сторону смотреть. Она же рассказала историю храма: сначала деревянная церковь была посвящена Вознесению. Но в середине XIX века по соседству был построен каменный Вознесенский храм (остатки его ограды виднеются за кустарником). Деревянную церковь закрыли, и она пустовала 30 лет, пока настоятель Борисоглебского монастыря архимандрит Антоний и тайный советник Август Жизневский вместе со старостой каменного храма Алексеем Кузьминым не открыли ее, освятив в честь Тихвинской иконы Божией Матери.
Пробираемся назад. Я, кстати, неслучайно все время упоминаю о дорогах, потому что на следующий день, доехав до Нило-Столобенской пустыни, мы совершили путешествие, о котором я и мечтать не могла. Рассказывать об этом мужском монастыре я могу бесконечно. Впервые мы встретились 49 лет назад. Мне было семь, а монастырю, благословение на создание которого было получено святителем Иовом в 1594 году, – 378 лет. Вернее тому, что от обители осталось после колонии для несовершеннолетних.
Настоятель храма Вознесения Господня в Осташкове протоиерей Владимир Шуста (впоследствии он – архимандрит Вассиан, первый игумен открывшейся в 1990-м году обители), показывая собор, сокрушался: «Малолетние преступники, как мартышки, залезали везде, даже внутрь купола. Отбивали иконы, штукатурку. Местами на полметра. Падали, разбивались десятками – лезли следующие. Уничтожение росписей было их единственным развлечением».
Прошло 30 лет, монастырь все еще восстанавливается, и дело это не на один год, но работа проведена огромная. Красивейший собор, колокольня, могучие стены. А вот дорога… При этом, судя по окрестным домам и машинам возле них, люди сюда приезжают отдыхать с большими деньгами. И выложить асфальт им ничего не стоит. Но нет, они трясутся по бездорожью, мучают семьи, старых родителей…
Чтобы перестать думать о том, чего не в силах изменить, снова лезу на колокольню. А ведь я страшно боюсь высоты. Подземелий, впрочем, тоже боюсь, но их здесь нет, а подняться и осмотреться можно – здесь тебе вид и на монастырь и на остров Хачин, внутри которого тринадцать озер. В одном из них, Белом-Северном, вода настолько чистая, что на любой глубине видно всё до дна. А вот и кладбище, где с 2010 года покоится архимандрит Вассиан: мне к нему дорогу послушник указал, надо сходить – поздороваться. Мы разговорились с послушником, он рассказал, что пришел в монастырь через три дня после похорон отца Вассиана. И остался у преподобного Нила.
– Иди к мощам.
– Да я была уже.
– Генерала привезли важного. Для него мощи открыли.
И правда открыли. Приложилась и чуть не плачу от счастья. Стою, молюсь. И такое благодатное состояние накрыло – хоть к небу воспари. И тут сзади тихий мужской голос: «Сначала платок надень, а потом молись». Будто холодной водой облили или под коленочкой сзади тюкнули. Обернулась – бородатый служака сосредоточенно смотрит на мой грех падения платка. Поправила, но состояния прежнего не вернула. Значит, пора уезжать.
В последний день было заранее решено заехать в Прутню – село в шести километрах от Торжка, где находится родовой некрополь дворян Львовых (архитектор Николай Александрович Львов – автор более десятка шедевров в Торжке и еще 25 в разных городах, в том числе в Москве и Санкт-Петербурге).
Здесь же интереснейшей архитектуры храм Воскресения Христова, построенный в конце XVIII века на средства Львовых, в который можно попасть «узкими вратами» через приземленную калиточку. Храм поделен на летний и зимний перегородкой, которая летом убирается. Сохранилось распятие, в которое стреляли местные мальчишки, когда его зачем-то вынесли на дорогу, и интересные аутентичные росписи: несмотря на то, что в эпоху СССР церковь закрыли, она не была paзopeнa и вновь открылась в 1991 году. Обо всем этом расскажет местный священник протоиерей Александр Хлебников. Он же проведет на кладбище, где похоронена знаменитая петербургская красавица Анна Керн, которой Пушкин посвятил стихотворение «Я помню чудное мгновение».
С грустными мыслями о том, что точного места ее захоронения нет, а на кладбище стоит кенотаф (памятное надгробие не над местом захоронения – прим.), что размытые дороги не позволили ее сыну отвезти тело матери в Прямухино и похоронить рядом с мужем, мы возвращались в Москву. Теми же, как и 150 лет назад, размытыми дорогами.
Мария СВЕШНИКОВА
Публикация подготовлена специально для портала «Приходы»
в рамках реализации АНО «Делай благо»
проекта «Церковные традиции в жизни современных людей»,
ставшего победителем Конкурса малых грантов «Православная инициатива»