Коктейль из лопухов и одуванчиков

Автобус был полный, и даже я временами оказывался сидящим с девицею... Обычно ко мне никого не подсаживают, но тут был какой-то незапланированный перебор и пришлось. В переездах, когда не надо было говорить в микрофон, мы либо спали, либо понемногу беседовали, познакомились...
Девица была весьма привлекательная (наверное, мне уже просто все девушки кажутся привлекательными): стройная фигура, довольно высокая, длинные кудрявые волосы – темно-русые, 21 год; из простой семьи — отец бывший военный, сейчас продает что-то недопонятое мною с её слов, мать бухгалтер. Звали девчонку Лиза. Я заметил, что с общей ухоженностью ее кожи, волос и опрятностью в одежде – резко контрастируют её руки с черными въевшимися бороздками от земли, и даже черной каймой под ногтями, а два пальца были залеплены пластырем. При этом своих натруженных нечистых рук она не прятала — ну есть так есть, то есть абсолютно естественное поведение, весь остальной чистенький облик и так достаточно ясно показывал, что это не от нечистоплотности. По всему этому и имея опыт подобного я сразу понял — она работает на какого-то немецкого крестьянина и приехала по особой программе обмена для русских сельскохозяйственных вузов с немецким сельским хозяйством. В автобусе таких человек семь, из них двое парней. Все они из русских провинциальных городов Средней полосы — Смоленска, Воронежа, Пензы, Калуги, Пскова... Все скромненькие, вежливые, одеты неброско, но опрятно — не расхристанные, девицы из этой группы по городам в трусах не передвигались, и в целом поведение такое — спокойно-доброжелательное. Все они студенты сельскохозяйственных вузов России, в основном экономических факультетов, были, правда, и агрономы; все изъяснялись по немецки-английски.
Я, кстати, заметил, что русская молодежь и в принципе существенно вежливее и моего поколения (отцов), молодость которых прошла на сломе эпох, и даже совсем советских — еще постарше (дедов). А вот что касается русской провинциальной молодежи, то она-то и вообще мне представляется более по своему поведению и ухваткам "европейской", чем их ровесники из русских столиц, со своими столичными, зачастую неоправданными претензиями на большую "продвинутость на запад". И даже по манере одеваться – не по дороговизне этой одежды и ее фирменности, а вот как раз по опрятной простоте и скромному изяществу они более походят на европейское студенчество и вообще на европейскую средину социума. Красота и физические достоинства, если они есть, подчеркиваются минимальными средствами, не вываливаются, не грузятся на окружающих дорогой одеждой или голыми сиськами...
Денег у ребят немного, им платят маленькую зарплатешку – чуть больше 200 евро, кормят, правда, бесплатно, но вот все эти деньги они, как правило, копят — это очень часто так бывает, чтоб путешествовать с такими недорогими турами, как наши... За год работы можно между делом объехать пол-Европы, что и составляет дополнительную (а для многих и основную) привлекательность таких программ для молодежи: язык подзубрят, на порядки посмотрят, да еще худо-бедно покатаются...
Надо отдать должное, что молодые люди из этой группы, несмотря на свои некрупные деньги, не пропускали ни одного культурного мероприятия: во-первых, все взяли наушники (многие пренебрегли из экономии и ничего не слышали из моих рассказов); во-вторых, самостоятельно покупали билеты в музеи, соборы, все обязательно посещали в свободное время, и вообще проводили его продуктивно, жадничая, набирались новых и новых впечатлений. Ну, на рестораны, конечно, у них средств не хватало, их они пропускали, большинство как раз делало наоборот.
Я расспросил её, понятное дело, как работается, довольна ли, как отношение, не измываются ли, гады?
Она отвечала, что всем довольна в принципе, все хорошо, хозяева ей попались в принципе приличные, но вот только еды немного не хватает.
- Что, не кормят что ли?
- Ну, кормят, конечно, можно и добавки попросить, но только тем, что кормят сыт не будешь, не всякий это есть станет. Да и вообще — я ужасно хочу просто мяса…
- Они вегетарианцы что ли?
- Они, они... – девушка замялась, – просто придурки, – тут она виновато потупилась. – Ну, по крайней мере, мне так кажется. Надеюсь, не все немцы такие...
Ну-с, я уже потирал мысленно ладони от предвкушения ужасов, как издевается подлое немецкое кулачьё над бедной русской интеллигентной девушкой из провинции, забитой и безответной, горбатившейся на них, как негр на плантациях за чашку похлебки... И мяса-то ей не дают, и на ночь к койке привязывают... То, что она рассказала, было увлекательным и неожиданным...
По распределению она попала на Восточную Германию на ферму километрах в 40-50 от Дрездена. До ближайшей деревни-магазина — несколько километров, до городка побольше полутора десятков. В Дрезден тоже не наездишься, в Германии проезд дорогой, но два раза была — в галерее, и посмотрела бегло город. Поначалу не было и интернета (у хозяев нет), обзавелась сама и платит тоже сама за мобильный. Так что из всех развлечений лишь этот самый интернет – общение с друзьями и родными в России. Мама, кстати, отнеслась спокойно к её годичной поездке, а отец очень переживает, не хотел чтоб дочь ехала горбатиться на иностранных кулаков, говорил, купим тебе путевку, поедешь посмотришь как туристка, чего там вкалывать неизвестно на кого, обидят еще...
Ферма, где работает Лиза – "биологическая", это такая все шире в Европе распространяемая сертифицированная технология (как я понимаю) производства относительно здоровых продуктов. Там законодательно ограничено применение удобрений, все выращивается просто в земле, а не в пластмассовых трубах, и на солнце, а не под лампами. Био-коровы мычат и гуляют по траве, а не стоят в стойлах, просунув голову в дырки. За всем этим строго следят, зато все стоит дороже и получает наклейку "био" зеленого цвета. Эти продукты можно купить в обычных супермаркетах на отдельных полках, либо в специализированных магазинах. Огурец "био" все же пахнет огурцом, а не бананом (то есть никак) или кафельным полом общественного туалета после уборки, однако все же не так как у мамы с грядки под Смоленском-Егорьевском. Далеко не все немцы, скорей, значительное меньшинство могут себе позволить питаться только био-продуктами, иные дороже вдвое, иные даже в три раза. Моя семья не исключение — что-то едим "био", большинство не "био".
Хозяева — пара под 50, судя по всему, бывшие хиппи – так думает Лиза, – поскольку поведение их и образ жизни больно уж неформатные, не вписываются в стереотипы. Они и сами это понимают, слегка подсмеиваются над собой... Одежда, общий хаос во всем, характерная музыка и внешность их гостей – все намекает на бурное хиппистское прошлое хозяев. У них прежде были разные семьи, в которых уже взрослые дети, а они, зная друг друга с молодости, сошлись вот для ведения этой фермы, а судя по всему, еще и по идейным соображениям — жить на природе, производить и питаться здоровой и полезной пищей, единение с природой и космосом — ну что-то такое, идея практически вечная — только вот с таким хиппистским присвистом. Что-то такое испокон объяснял себе человек, только бы свалить от повседневных обязанностей в городе, семьи или когда скрывался от полиции... И они кинулись воплощать свою философско-гуманистическую затею в жизнь со всей возможной придурью и остервенением.
Животных у них нет — одни растения. В основном, разные овощи — кабачки, помидоры, огурцы, но — и это уже весьма забавно и спервоначалу очень удивляло нашу практикантку — не менее половины площадей отдано просто под сорняки, "ну то, что у нас вдоль заборов растет", – улыбнулась девица. Вдоль заборов у нас, а у них на полях растут лебеда, одуванчики, мать и мачеха, подорожник и лопухи, еще много иван-чая, но если у нас они сами по себе растут, то немецкие фермеры их еще сажают.
- А что они со всем этим делают — сами едят? – спросил я.
- И сами едят за обе щеки наподобие коров, и продают потребителям – таким же торканутым на здоровом питании и, наверное, тоже по своим прежним хиппистским связям, – предположила девчонка. – Иногда у них бывают такие сборища посвященных — все седые уже, нечесанные, волосы в косичках, варят какое-то зелье, курят, поют музыку тех лет, когда меня еще на свете не было. Но надо сказать, что сборища нечастые, работать надо...
В этом-то оказалась для нее и главная проблема. Поскольку хозяева "идейные латифундисты", то и жрут они тоже лишь то, что у них самих растет, а это в лучшем случае картошка-помидоры, а в худшем именно все вот это подзаборное в разных видах; они его и варят, какую-то тюрю из него готовят и просто так жуют, задумался о смысле жизни — пожевал одуванчик, отпустило... Хозяйка убежденная вегетариантка, а хозяин – непоследовательный, как он сам говорит. То есть употребить может, но где и когда это происходит — никто не знает, по крайней мере Лиза не знает. В доме скоромного не готовят, может, жрет, гад, по ночам под одеялом, чтоб с практиканткой не делиться (это уже мое предположение). Но, скорей всего, не готовят, чтоб не соблазняться, в основном, менее стойкому хозяину, а в отъезде этот хозяин, видимо, уже не столь последователен, как дома под присмотром более радикальной жены. Но он с собой борется... Так что девчонке, в принципе, ни в чем не отказывают — ешь от пуза, никто не ограничивает, хочешь — даже добавки дадут сколько угодно, но и отдельно ей готовить никто не будет. Более того, ей иной раз даже колбасы покупают какой-нибудь, ну, какая под руку подвернется — но не более того. А её уже даже и от этой колбасы немного поташнивает, потому что в соединении со всем этим силосом и колбаса приобретает какую-то особую вкусовую гамму, больше похожую на сено. Сыр они, правда, едят, но тоже немного, поскольку в принципе стремятся именно к тому, чтобы есть только свое, то есть достичь автономии хозяйства и, конечно же, "духовного совершенства" – этого неотступного призрака из ушедшей молодости.
Ну, вот судите сами — день у них начинается с большого коктейля из одуванчиков с лопухами, взбрухтывают миксером и – вперед большими стаканами, – даже не морщатся. Она по-первости тоже попробовала прихлебнуть немного, так едва отплевалась потом от горечи. "Такой коктейль надобно водкой запивать с утра же, – говорит сама девчонка, которую в пьянстве вряд ли заподозришь. – У них самих-то вкусовые рецепторы уже видоизменились, наверное, либо вообще отмерли".
К обеду они что-то варят, но это обычно – бесконечные каши и овощные супы, ну и помидоры-огурцы-картошка тоже, конечно, присутствуют. Каши вполне себе безвкусные, супы она тоже даже и не пробует, поскольку это обычно какой-нибудь вариант утреннего коктейля из одуванчиков, только вареный. Хозяева радостно рассказывают про расширение рецептуры: то подорожник туда бросили, то крапиву, то репейник какой-то... Только вот мяса никогда не бросают.
Теоретически она могла бы готовить сама, никто не запрещает (об этом ей сразу было сказано), но лишь теоретически... Во-первых, ей некогда, она ежедневно по 10 часов работает на хозяйских полях-огородах. Во-вторых — не из чего, за продуктами надо идти по меньшей мере несколько километров, кроме того, это стоит дополнительных денег, которые, в принципе, она экономит, чтоб вот хватало на поездки... Еда по договору именно за хозяевами...Да и устраивать отдельную кухню и варку-жарку как-то там не особенно уместно... наверняка будут морщится, читать лекции по здоровому питанию. Ну, она покупает при случае колбасу и сама, однако это тоже – колбаса, колбаса, колбаса, уже надоела не хуже травы. Мамины обеды Лизе уже даже снятся по ночам, сны поистине кошмарные: только ты начинаешь у мамы во сне добавки простить, как тут же просыпаешься в своей травоядной реальности. И долго сидишь на койке в холодном поту, сглатывая вегетарианскую слюну...
Все остальное просто — ежедневная работа на грядке по 10 часов в день с перерывом на обед — отсюда и руки, в которые уже въелась земля. Часто девчонка работает и по субботам, то есть выходной всего один. По договору рабочие (практиканты) должны работать по 8 часов с двумя выходными, но она сама прихватывает в день еще два часа, да еще и субботу — это официальная переработка, которая оплачивается по отдельному тарифу – целых (!!) 3 евро в час. То есть, имеется ввиду, что по 8 часов в день она впахивает только за еду (из одуванчиков) и фиксированную сумму в 230, кажется, евро в месяц, а вот эти деньги — чистый приработок. Тут следует сказать, что в Германии минимальная оплата часа работы составляет 7.5 евро. Практикантам на таких полях можно платить от 3 до 5-ти, ну вот ей платят 3, минимальную ставку. Где-то я читал, что такие биологические фермы хоть и в моде нынче (вот, наверное, прежде всего у таких бывших хиппи и других разочаровантах в городской жизни), но существуют они на грани рентабельности... Поэтому государство и исхитряется, выдумывает всяческие программы, чтобы завести сюда молодую и дешевую рабочую силу, мотивированную не только деньгами, а всякими косвенными обстоятельствами — языком, любознательностью, возможностью делать туристические поездки. То есть если бы сельскохозяйственным рабочим платили эти законные 7.50 ферма, скорей всего, разорилась бы. Поэтому и для Лизы главная радость от этих переработок в том, что они накапливаются, и тогда хозяева могут её законно отпустить в турпоездки, ну и денег удается еще немного сэкономить. Все по-честному...

Я посочувствовал:
- Бедолажечка, горбатиться по 10 часов в день на подножном, в буквальном смысле, корме, не имея возможности даже по городу прогуляться и мяса с пирожными вдосталь наесться…
- Нормаально, – задорно сказала девчонка. – Зато я много уже где побывала, это для меня самое главное во всей этой истории с практикой. От самой практики для меня мало пользы, я ведь учусь на экономическом факультете и, скорее всего, я буду работать бухгалтером где-нибудь, и даже не в сельском хозяйстве. А так я уже за полгода побывала в Париже, Голландии, Бельгии, вот сейчас в Италии, хочу еще в Скандинавию — у вас там есть предложения, в Италию бы тоже поехала еще раз.
- Не обижают хозяева-то? – спросил я.
Да нет же, чем меня обидишь? Все записано в договоре... Если бы не все эти чудачества с лебедой и подорожником, я считаю, что все было бы просто замечательно. Они в принципе не конфликтные, только немного заторможенные, ну как и положено настоящим хиппи, хоть они уже, вроде, и не хиппи, но что-то в них такое осталось — верность молодости. Такое впечатление, что они всегда немножечко обкурились, пребывают в таком легком коматозе... От этого им многое по барабану, в том числе, и мои проблемы... Ну точнее, пока ясно их с ними не обговоришь, они не заметят ни твоих проблем, ни тебя саму... Это касается всего, в том числе, и мяса... может быть, это какой-то эгоизм, но он несознательный, не агрессивный... То есть им в голову не придет меня как-то унижать, гнобить, издеваться — они как раз большие гуманисты, но и могут пройти, не заметив, когда мне плохо...
- Но бывают все же конфликты?
- Бывают конфликтные ситуации, которые я изо всех стараюсь не обострять и если не удается адекватно объясниться, я просто уступаю, поскольку это не в моих интересах. Я же говорю, от практики у меня единственная цель: сделать как можно больше поездок и заработать для них деньги. Иначе на этой ферме можно подохнуть с тоски. Если я вступлю в конфликт, они могут меня не отпустить... Зачем мне это? Ферму можно сменить вообще-то по договору, если конфликт или не подходит что-то, однако это только потеря времени, там неизвестно что будет, потом опять привыкай, устанавливай отношения... Я лучше уступлю, – отвечала Лиза.
Тут я подивился её отточенному здравому смыслу и неожиданной спокойной рациональности. Даже залюбовался — хоть сам-то я человек далеко не рациональный, меня эта, в сущности, очень понятная и полезная расчетливость даже пугает, и в людях пугает, и когда сам встаешь перед необходимостью что-то пояснее в своей жизни рассчитать и спланировать. А тут прям залюбовался: в Лизе она выглядела и простодушно и даже благородно как-то.
- Ну, а как другие ребята?
- По-разному.... К иным относятся просто как к детям, по-семейному... Одной девочке вот даже это путешествие оплатили. К другим — как к рабочим и не более того... никаких личных отношений, только деловые. Есть случаи, что ребята не вписываются в семью, конфликты — даже уезжают. У меня где-то среднее между этими двумя полюсами. Нельзя сказать, что они относятся ко мне только как к персоналу, мы разговариваем и помимо работы... Только что общих тем маловато, они полностью в своем — либо в заботах по хозяйству, либо в каких-то своих хиппистских фантазиях-воспоминаниях, как бы не от мира сего. Однако с ними можно договориться, они в принципе добрые, но с поправками на чудаковатость... Но им и в голову не придет меня чем-то угостить, сделать для меня что-то приятное... я, правда, и не ожидаю, но просто другие девчонки рассказывают, как относятся к ним в семьях, как-то теплее, внимательнее...
Я спросил еще – нет ли у нее идеи как-то зацепиться в Германии, пойти учиться – что, в принципе, возможно, и мне попадались уже в дороге девчонки, которые только эту цель и преследуют. Правда, это, в основном, или даже исключительно – приехавшие с Украины. Лиза ответила, что эту идею даже всерьез и не рассматривала, и дело здесь вовсе не в каком-то там особенном патриотизме, который мешает русским девицам искать счастья в благоустроенной загранице, а опять же – в трезвом расчете... И на не слишком пристальный взгляд ясно, что смысла в этой затее нет, что это потребует слишком много усилий, нестабильного существования, лишнего напряжения с вовсе неизвестным результатом. Она быстро поняла и что европейцы слишком хорошо охраняют эту свою благоустроенность от внешнего проникновения и здесь надо либо родиться, либо уж иметь изначально какие-то более выгодные шансы, прежде всего деньги... Лиза сказала, что у них в группе ни у кого такой идеи нет, она особо и не обсуждается. Все собираются вернуться домой, хотя все они ребята не из каких-то там богатых семей (из богатых семей не ездят на такую практику), в жизни все равно придется пробиваться самим, при минимальной помощи родителей; да и притом, что все они понимают, что в России сейчас непросто, кризис, нарастающая безработица...
Это, кстати, еще одно приятное отличие нашей нынешней учащейся молодежи от наивного ослепления и помешательством Западом у прежнего поколения, ослепления, которое недавно сорвало с гаек и погрузило в бездну умственного затмения целую "братскую страну", молодежь которой именно этим очень отличается от нашей – болезненной и агрессивной наивностью, распространяющейся эпидемиологически, однако странным образом поражающей нынче только украинцев. И еще, пожалуй, в этих девицах из русской провинции совершенно не было и этого недавнего, весьма распространенного у русских женщин попроще при выезде "в Европу", а сейчас опять же – почти исключительно у украинских: желания поразить насмерть мужское население европейских стран своей убийственной красотой, женственностью, а главное – "я-такой-загадочностью", которой они, европейцы, глядючи, на своих бледных и бесцветных баб (разве это женщины — ощипанные курицы!) и не видывали вовсе! А вот как увидит "настоящую женщину", да как поразится, пригласит, увезет, унесет... и за все заплатит! Ну, это, конечно, извечное женское, но был еще и особый экспортный вариант "Машки на вывоз", "покорительницы европ"... Сейчас это исключительно украинская профессия. И это при том, что из пятерых девиц из этой группы – четыре были, как минимум, весьма привлекательны, а пятая тоже ничего, но слегка полновата по нынешним вкусам. Кстати, в Германии бы и за первый сорт сошла, здесь нынче любят "корпулентность".
Сама Лиза собирается после окончания института попытать счастье в Москве, где у нее живет замужняя старшая сестра, которая поможет устроиться куда-нибудь в качестве бухгалтера и начать карьеру... Этот вариант уже многократно обговорен на семейном совете, и это тоже довольно трезвый расчет — она бы осталась в Смоленске, но деловая активность уменьшилась в последнее время, перспектив существенно меньше. И вот даже это спокойное и расчетливое планирование будущего дочери в одной небогатой интеллигентной русской семье из провинции — меня тоже приятно поразило: зацепилась одна сестра — тянет другую. И я уверен, у этой умной и трудолюбивой девушки из Смоленска все получится.
Если после моего пересказа Лизиного трудового пути у вас хоть на секунду появилась мысль об эксплуатации дешевого детского труда злобным кулацким отродьем в Германии, то выбросьте эту мысль сразу же, она не верна. Я кстати, пошутил на эту тему с Лизой, она усмехнулась, но решительно заступилась за своих чудаковатых немцев. Во-первых, сами хозяева тоже очень много работают и в поле, и по организации в целом и, скорее всего, даже больше своих рабочих. Во-вторых, она была на этой ферме не единственной батрачкой, кроме нее было еще двое, работавших наравне с ней, и оба были немцы. Один немец – молодой человек чуть старше её самой, тоже студент немецкого сельхозвуза, и для него это была тоже практика. Оплата у него была больше, но он не получал ни ночлега, ни, кажется, пищи. В целом же сопоставимо. Другая – женщина-немка, которая батрачила с Лизой на одной грядке — была вообще очень интересным случаем, хотя, говорят, и характерным для Германии, дополняющим образ Лизиных хозяев-хиппи. Эту женщину им как раз порекомендовали какие-то их хипистские друзья как свою знакомую. Ей лет 50, она профессор дизайна в одном из вузов Германии, автор книг, статей и учебных пособий. На грядке она работает лишь полдня, в остальное время посещает какие-то специальные сельскохозяйственные семинары, поскольку тоже хочет взять внаем такую же ферму и вести на ней хозяйство. Лиза говорит, что тетка очень приятная, дружелюбная, терпеливая, у них сложилась взаимопомощь. Лиза расспрашивала, что заставило её, профессора, переползти на грядку? Казалось бы, все нормально — карьера , положение — такое не у каждого, и не факт, что на ферме при беспросветной работе она выиграет в деньгах супротив профессорства. Отвечая на Лизин вопрос профессореса-батрачка поморщилась, заговорила о стрессе, о нервной городской жизни и работе, и что на старости лет хочет переехать на землю, а вот в устроении своей фермы и собирается воплотить все свои представления о дизайне, джа и вообще о должной жизни....
За все эти увлекательные рассказы о поднятии немецкого сельского хозяйства мне удалось накормить Лизу мороженым на Гарде, от спиртного же она отказалась. Выходили девчонки ночью в Нюрберге, на правах знакомой Лиза подошла попрощаться отдельно и протянула мне уже по местному обычаю руку для пожатия, я еще раз посмотрел на её измозоленную с двумя заклейками пластырем, с въевшейся в поры землей небольшую девичью руку, и мы поцеловались — тоже уже по местному – двоекратно в разные щеки. Русским за границею иногда легче придерживаться местных обычаев вежливости, так спокойней.