Святые моторы: «Берегись автомобиля» — фильм-маскарад, нестареющая классика
В повторном прокате уже завтра зашелестят шины отреставрированного фильма «Берегись автомобиля». Классическая комедия Эльдара Рязанова, кто забыл, рассказывает о благородном угонщике Юрие Деточкине (Иннокентий Смоктуновский) и следователе Максиме Подберезовикове (Олег Ефремов), которых связывает не только дуэль преступления и наказания, но и участие в постановке «Гамлета». С момента премьеры прошло 55 лет, но фильм не утратил ни шутовского обаяния, ни сдержанной страсти, ни жажды свободы. О рождении фильма, его маниях и масках — рассказывает Вероника Хлебникова.
ВСТРЕЧА: рождение фильма
Юрий Иванович Деточкин, сын своей матери — «такая хорошая, про паровоз поет», — произошел, отвечая на вопрос следователя Подберезовикова «откуда ты такой взялся?», из эпохальной встречи Рязанова с Брагинским в 1962 году.
Их первый совместный сценарий «Угнали машину» был напечатан в виде повести «Берегись автомобиля», а в 1966 году стал одноименным фильмом. Эксцентрическая городская баллада прошла в прокате незаметным летним экраном, будто слепой июльский дождик. Разглядывали ее уже в телевизоре.
Встреча Рязанова с Брагинским привела к экранной смычке разночинного советского народа с высокой культурой, московского быта и интеллигентного досуга, искусства и преступления, пивного бара и Визбора. Главные персонажи в фильме — прежде всего, артисты, и это не кличка. Они — звезды народного театра. В суд Деточкина доставляют сразу после премьеры под эхо оваций, в стоге букетов. И сама сцена суда с ее эксцентрическим бурлеском блекнет после театрального триумфа Деточкина в роли Гамлета. Рязанов с Брагинским отказываются давать оценку моральному релятивизму Деточкина: «Он, конечно, виноват, но он не виноват». Соавторы оставляют приговор за кадром, главным образом потому, что суд — зрительский — уже свершен. Преступник он или нет, Юрий Деточкин аттестован — он актер, любимец публики. Прочее — во мгле. Ни до, ни после с судом не поступали так бесцеремонно: у Рязанова это такая очевидная условность, что ею можно пренебречь.
В 1963 году в фильме «Приходите завтра» юные Ширвиндт с Беловым представляются сибирячке Фросе Бурлаковой Константином Сергеевичем и Владимиром Ивановичем, но шутку приходится пояснять. В 1966-м Максим Подберезовиков совмещает дедуктивный метод с учением Станиславского о сверхзадаче — и мхатовский корифей, глядящий с портрета вместо сакраментального Дзержинского в его кабинете, будто искренне верит в сей синтез.
За кадром Юрий Яковлев расставляет необходимые кавычки метаописанием: «Погоня. Один бежит, другой догоняет. Таков непреложный закон жанра». Авторы впервые окунают зрителя в тотальную условность. Это фильм-маскарад, где все рядится под знакомые, нормальные формы жизни и кино. За ними — чистейший арт-объект, игра в стилизацию. Троллейбус СВАРЗ (Сокольнический вагоноремонтно-строительный завод), благодаря Окуджаве ставший почти святым электромотором, срывается с проводов.
Тон задает темная ночь немецкого экспрессионизма; светлый прямоугольник неба, похожий на киноэкран; движения сомнамбулы, влекомого преступной страстью; пронзающие тьму зигзаги фар.
БЕЗУМИЕ: Деточкин/Смоктуновский, Гамлет/Дон Кихот
Владимир Набоков в лекциях о Дон Кихоте возвращает героя Сервантеса к его первоначальному печальному образу, занесенному слоями сентиментальных восторгов, называет его мономаньяком. Деточкин в своем святом безумии ведет генеалогию от шута из Ла-Манчи. Над ним смеются, когда сама Любовь, хранительница синего троллейбуса и всего Садового кольца, захлопывает двери перед его носом. Шутов объединяет злой смех, нездоровье и болезненное неразличение реальности и идеала. И уже потом стремление к недостижимой утопии. Золотой рыцарский век захудалого кастильского дворянина — чистый литературный мираж. Как и справедливое общество советского вечного мальчика.
В повести Деточкин не выглядел маньяком. Блаженным и одержимым его делает пластика Иннокентия Смоктуновского — зависающий пиксель в пространстве повсеместно победившего здравомыслия, западающий звук в потоке затасканных во времени реприз. Душевный недуг Деточкина не результат черепно-мозговой травмы, о чем, как известно, и справка имеется. Он — в его чистосердечном признании на суде.
Дело в том, что Деточкин не стерпел. Ведь воруют. А у него болит. Когда в контексте театрального репертуара Иннокентия Смоктуновского любящая Люба ставит диагноз: «Юра - ты идиот!», святость князя Мышкина, сыгранного в 1957 году у Товстоногова, здесь уравнена со странностью на грани болезни. Как и клинически-полемический задор Чацкого. «А судьи кто?» — восхищенно напоминает Деточкину его сценический успех при первом знакомстве Подберезовиков. Как и одержимость Гамлета, которую Рязанов весело травестирует, делая томик Шекспира уликой, а Деточкина — исполнителем роли Гамлета в самодеятельном театре. У шутки двойное дно: Рязанов учился в мастерской Григория Козинцева — первого советского эксцентрика в кино, у которого Смоктуновский только что сыграл Гамлета.
Взвинченность музыки Андрея Петрова связана с дорогой: Деточкин летит не столько на угнанной «Волге», сколько на крыльях вальса свободы. В этой сказочной комедии норма не просто гуляет — она кружит под мелодию Петрова. И это почти праздничное карнавальное отклонение от нормы — болезненно. Пятую «Волгу» Деточкин угоняет в припадке, в болезненном приступе мании.
ЭКСПРОПРИАЦИЯ: деньги и городские легенды
У нормальных советских киногероев часто спрашивают: «Тебе что, больше всех надо?» Деточкину - не надо. Он не общественник, не конъюнктурщик — и живет в зачарованном мире иллюзий, чуждый здоровому разбойному умению Робин Гуда отнять и поделить. Впрочем, Деточкин сыгран Смоктуновским в промежутке между двумя Ильичами, и при усилии сегодня можно расслышать отголоски левого дискурса «грабь награбленное» как реакцию на вытеснение идеалов революции — Атлантиды, ушедшей на дно под грузом растущего благосостояния советского народа, включая расширяющийся автопром.
Самая выразительная жертва Деточкина и прообраз будущих российских коммерсантов Дима Семицветов (Андрей Миронов) спрашивает: «Почему я, человек с высшим образованием, должен выкручиваться, почему я не могу жить открыто?» Умение жить еще не котируется в обществе так же высоко, как деятельность академиков, писателей и генералов. Личный автомобиль пока отражает статус советской номенклатуры, а его обеспечивают не столько деньги, сколько заслуги: в 1970-е очереди на покупку автомобиля превзойдут грандиозную сумму покупки.
Делец Семицветов, мишень ОБХСС и отец российского предпринимательства, излагает нормы далекого будущего — и они идут вразрез с государственной. Здравая реплика «Деньги, товарищи, пока еще никто не отменял» помещена в нездоровый для денег сказочный контекст. Рязанов с Брагинским экспроприируют мелкие социальные правды и нужды ради городских легенд, переходящих в фольклор и вызванных потребностью в мифах, отличных от идеологических.
На «Мосфильме», кстати, не шиковали: целомудренная фраза из «Бриллиантовой руки» «Наши граждане в булочную на такси не ездят» относилась к той же «Волге», которую угонял Деточкин. Ее перекрасили.
РЕПРИЗЫ: народная любовь и избыточность
Полюбивший Деточкина телезритель вынес в свой культурный код вовсе не его реплики. И даже — не его благородного друга Подберезовикова с каноническим «Эта нога — кого надо нога». Зритель вооружился забубенным «Тебя посадят, а ты не воруй», «Твой дом — тюрьма» или «Жениться надо на сироте». И в самом деле, Деточкин ведь не существует в слове, кроме сценического. Он — мямля. Деточкин состоялся на контрасте неуверенной зыбкой, нелепой пластики тела страхового агента и виртуозных автомобильных виражей. Слово — за ушлыми. То есть взрослыми и нормальными, ограничивающимися одними словами. Как и всякое произведение искусства «Берегись автомобиля» избыточно. Но избыточность Деточкина поистине гениальна.
Рецензенты из ведомства еще на уровне сценария объяснили авторам, что идея угона — чрезмерна, и следует заменить поступки доносом. Это описано в повести:
«Родные мои! Я бы внес в это милое сочинение одно пустяковое изменение. Солнышки вы мои! Не надо, чтобы Деточкин угонял машины! Зачем это? Я бы посоветовал так: бдительный Деточкин приносит соответствующее заявление в соответствующую организацию. В заявлении написано, что Семицветов, Картузов и... кто там еще?.. Пеночкин — жулики. Их хватают, судят и приговаривают! Получится полезная и, главное, смешная кинокомедия».
«Берегись автомобиля» в прокате с 8 июля.
ВСТРЕЧА: рождение фильма
Юрий Иванович Деточкин, сын своей матери — «такая хорошая, про паровоз поет», — произошел, отвечая на вопрос следователя Подберезовикова «откуда ты такой взялся?», из эпохальной встречи Рязанова с Брагинским в 1962 году.
Их первый совместный сценарий «Угнали машину» был напечатан в виде повести «Берегись автомобиля», а в 1966 году стал одноименным фильмом. Эксцентрическая городская баллада прошла в прокате незаметным летним экраном, будто слепой июльский дождик. Разглядывали ее уже в телевизоре.
Встреча Рязанова с Брагинским привела к экранной смычке разночинного советского народа с высокой культурой, московского быта и интеллигентного досуга, искусства и преступления, пивного бара и Визбора. Главные персонажи в фильме — прежде всего, артисты, и это не кличка. Они — звезды народного театра. В суд Деточкина доставляют сразу после премьеры под эхо оваций, в стоге букетов. И сама сцена суда с ее эксцентрическим бурлеском блекнет после театрального триумфа Деточкина в роли Гамлета. Рязанов с Брагинским отказываются давать оценку моральному релятивизму Деточкина: «Он, конечно, виноват, но он не виноват». Соавторы оставляют приговор за кадром, главным образом потому, что суд — зрительский — уже свершен. Преступник он или нет, Юрий Деточкин аттестован — он актер, любимец публики. Прочее — во мгле. Ни до, ни после с судом не поступали так бесцеремонно: у Рязанова это такая очевидная условность, что ею можно пренебречь.
В 1963 году в фильме «Приходите завтра» юные Ширвиндт с Беловым представляются сибирячке Фросе Бурлаковой Константином Сергеевичем и Владимиром Ивановичем, но шутку приходится пояснять. В 1966-м Максим Подберезовиков совмещает дедуктивный метод с учением Станиславского о сверхзадаче — и мхатовский корифей, глядящий с портрета вместо сакраментального Дзержинского в его кабинете, будто искренне верит в сей синтез.
За кадром Юрий Яковлев расставляет необходимые кавычки метаописанием: «Погоня. Один бежит, другой догоняет. Таков непреложный закон жанра». Авторы впервые окунают зрителя в тотальную условность. Это фильм-маскарад, где все рядится под знакомые, нормальные формы жизни и кино. За ними — чистейший арт-объект, игра в стилизацию. Троллейбус СВАРЗ (Сокольнический вагоноремонтно-строительный завод), благодаря Окуджаве ставший почти святым электромотором, срывается с проводов.
Тон задает темная ночь немецкого экспрессионизма; светлый прямоугольник неба, похожий на киноэкран; движения сомнамбулы, влекомого преступной страстью; пронзающие тьму зигзаги фар.
БЕЗУМИЕ: Деточкин/Смоктуновский, Гамлет/Дон Кихот
Владимир Набоков в лекциях о Дон Кихоте возвращает героя Сервантеса к его первоначальному печальному образу, занесенному слоями сентиментальных восторгов, называет его мономаньяком. Деточкин в своем святом безумии ведет генеалогию от шута из Ла-Манчи. Над ним смеются, когда сама Любовь, хранительница синего троллейбуса и всего Садового кольца, захлопывает двери перед его носом. Шутов объединяет злой смех, нездоровье и болезненное неразличение реальности и идеала. И уже потом стремление к недостижимой утопии. Золотой рыцарский век захудалого кастильского дворянина — чистый литературный мираж. Как и справедливое общество советского вечного мальчика.
В повести Деточкин не выглядел маньяком. Блаженным и одержимым его делает пластика Иннокентия Смоктуновского — зависающий пиксель в пространстве повсеместно победившего здравомыслия, западающий звук в потоке затасканных во времени реприз. Душевный недуг Деточкина не результат черепно-мозговой травмы, о чем, как известно, и справка имеется. Он — в его чистосердечном признании на суде.
Дело в том, что Деточкин не стерпел. Ведь воруют. А у него болит. Когда в контексте театрального репертуара Иннокентия Смоктуновского любящая Люба ставит диагноз: «Юра - ты идиот!», святость князя Мышкина, сыгранного в 1957 году у Товстоногова, здесь уравнена со странностью на грани болезни. Как и клинически-полемический задор Чацкого. «А судьи кто?» — восхищенно напоминает Деточкину его сценический успех при первом знакомстве Подберезовиков. Как и одержимость Гамлета, которую Рязанов весело травестирует, делая томик Шекспира уликой, а Деточкина — исполнителем роли Гамлета в самодеятельном театре. У шутки двойное дно: Рязанов учился в мастерской Григория Козинцева — первого советского эксцентрика в кино, у которого Смоктуновский только что сыграл Гамлета.
Взвинченность музыки Андрея Петрова связана с дорогой: Деточкин летит не столько на угнанной «Волге», сколько на крыльях вальса свободы. В этой сказочной комедии норма не просто гуляет — она кружит под мелодию Петрова. И это почти праздничное карнавальное отклонение от нормы — болезненно. Пятую «Волгу» Деточкин угоняет в припадке, в болезненном приступе мании.
ЭКСПРОПРИАЦИЯ: деньги и городские легенды
У нормальных советских киногероев часто спрашивают: «Тебе что, больше всех надо?» Деточкину - не надо. Он не общественник, не конъюнктурщик — и живет в зачарованном мире иллюзий, чуждый здоровому разбойному умению Робин Гуда отнять и поделить. Впрочем, Деточкин сыгран Смоктуновским в промежутке между двумя Ильичами, и при усилии сегодня можно расслышать отголоски левого дискурса «грабь награбленное» как реакцию на вытеснение идеалов революции — Атлантиды, ушедшей на дно под грузом растущего благосостояния советского народа, включая расширяющийся автопром.
Самая выразительная жертва Деточкина и прообраз будущих российских коммерсантов Дима Семицветов (Андрей Миронов) спрашивает: «Почему я, человек с высшим образованием, должен выкручиваться, почему я не могу жить открыто?» Умение жить еще не котируется в обществе так же высоко, как деятельность академиков, писателей и генералов. Личный автомобиль пока отражает статус советской номенклатуры, а его обеспечивают не столько деньги, сколько заслуги: в 1970-е очереди на покупку автомобиля превзойдут грандиозную сумму покупки.
Делец Семицветов, мишень ОБХСС и отец российского предпринимательства, излагает нормы далекого будущего — и они идут вразрез с государственной. Здравая реплика «Деньги, товарищи, пока еще никто не отменял» помещена в нездоровый для денег сказочный контекст. Рязанов с Брагинским экспроприируют мелкие социальные правды и нужды ради городских легенд, переходящих в фольклор и вызванных потребностью в мифах, отличных от идеологических.
На «Мосфильме», кстати, не шиковали: целомудренная фраза из «Бриллиантовой руки» «Наши граждане в булочную на такси не ездят» относилась к той же «Волге», которую угонял Деточкин. Ее перекрасили.
РЕПРИЗЫ: народная любовь и избыточность
Полюбивший Деточкина телезритель вынес в свой культурный код вовсе не его реплики. И даже — не его благородного друга Подберезовикова с каноническим «Эта нога — кого надо нога». Зритель вооружился забубенным «Тебя посадят, а ты не воруй», «Твой дом — тюрьма» или «Жениться надо на сироте». И в самом деле, Деточкин ведь не существует в слове, кроме сценического. Он — мямля. Деточкин состоялся на контрасте неуверенной зыбкой, нелепой пластики тела страхового агента и виртуозных автомобильных виражей. Слово — за ушлыми. То есть взрослыми и нормальными, ограничивающимися одними словами. Как и всякое произведение искусства «Берегись автомобиля» избыточно. Но избыточность Деточкина поистине гениальна.
Рецензенты из ведомства еще на уровне сценария объяснили авторам, что идея угона — чрезмерна, и следует заменить поступки доносом. Это описано в повести:
«Родные мои! Я бы внес в это милое сочинение одно пустяковое изменение. Солнышки вы мои! Не надо, чтобы Деточкин угонял машины! Зачем это? Я бы посоветовал так: бдительный Деточкин приносит соответствующее заявление в соответствующую организацию. В заявлении написано, что Семицветов, Картузов и... кто там еще?.. Пеночкин — жулики. Их хватают, судят и приговаривают! Получится полезная и, главное, смешная кинокомедия».
«Берегись автомобиля» в прокате с 8 июля.