Пензячка Лариса Андреева научилась в США любить Россию
Лариса смотрела из окна просторной, роскошно обставленной служебной квартиры на чистенькую улицу с аккуратными, словно игрушечными, утопающими в цветах домиками, залитыми ярким калифорнийским солнцем, и не верила своим глазам: неужели все это происходит с ней?
Еще вчера была неуютная, негостеприимная Москва, вечная нехватка денег, головная боль, чем накормить семью. Трудное положение мужа Александра — талантливого математика, профессора МГУ, оказавшегося в 1990-х, как и тысячи других ученых, невостребованным в родной стране.
Зато его разработки в области дискретной математики, лежащей в основе компьютерных наук, по достоинству оценили представители одной из американских IT-компаний. Три года успешной работы в совместном предприятии, постоянные командировки в США и наконец переезд в Сан-Хосе (штат Калифорния) — столицу Кремниевой (или как иногда ее неправильно называют в России – Силиконовая) долины, Мекки для айтишников всего мира.
Только у Ларисы почему-то не было ощущения счастья. Она тосковала по России, по маме, оставшейся в далекой Пензе. Первое время, не зная английского языка, чувствовала себя глухонемой в окружении местных жителей.
Муж с головой ушел в работу, ему было не до ностальгии, сын Егор учился в университете, а она, профессорская жена с высшим техническим образованием, оказалась в полном вакууме.
Она приехала в Пензу навестить маму. Также стала почетной гостьей на открытии выставки в Музее русской армии. Именно стараниями Ларисы Вениаминовны в Пензу из Калифорнии попали экспонаты из архива белой эмиграции. В их числе книги и журналы, связанные с деятельностью писателя и журналиста Романа, Гуля, родившегося в Пензе и оказавшегося за границей после Гражданской войны.
Для Андреевых отъезд был скорее делом случая, они не стремились за океан. Поэтому Ларисе нелегко было в среде тех постсоветских эмигрантов, которые спешно делали бизнес в капиталистическом раю и у кого хорошим тоном считалось нелестно отзываться об исторической родине. Ее, интеллигентную, тонко чувствующую, коробило, когда она слышала, как поливают грязью все, что ей дорого.
В конце концов она ограничила свой круг общения двумя семьями сослуживцев мужа – русской и русскоговорящей сербской — и смирилась со скромной ролью домохозяйки.
На языковых курсах Лариса познакомилась с нашей бывшей соотечественницей, которая привела ее в крупнейшую православную церковь Сан-Франциско — собор иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость». После богослужения женщина представила ей благообразного пожилого человека с умным проницательным взглядом — как из другого мира. Он говорил на прекрасном русском языке, но в его речи проскальзывали старинные слова и выражения, которые невозможно услышать в современной России.
— Счастливый случай свел меня с видным деятелем русского зарубежья Георгием Куманским (к прискорбию, он ушел из жизни в прошлом году), сыном офицера русской армии, заместителем руководителя Российского Имперского Союза-Ордена. Он сыграл огромную роль в моей жизни и стал большим другом нашей семьи.
Куманский ввел Андреевых в круг потомков белоэмигрантов, сохранивших дух той старой, дореволюционной России, о которой Андреевы, как большинство рожденных в СССР, имели представление только по классическим экранизациям и смотрели на нее сквозь призму коммунистической идеологии.
И тогда она решила освоить новую профессию — флориста, благо в Штатах для студентов нет возрастного предела.
— У меня начали получаться удачные цветочные композиции, я дважды занимала призовые места в студенческих соревнованиях на международных флористических симпозиумах. Пыталась с приятельницами открыть свой цветочный магазинчик, но случился мировой экономический кризис 2008 года.
Однако Лариса вошла во вкус, выучилась также ремеслу керамиста и художественному литью.
— Я пришла, познакомилась с сотрудниками музея, увидела экспозицию, где каждая вещь — частичка утраченной России, и решила остаться.
Андреева активно включилась в деятельность музея в качестве волонтера, привлекла еще людей. Помогла обновить экспозицию, сама отреставрировала некоторые экспонаты. И даже занялась исследовательской работой.
— Как-то мы разбирали запасники музея, и в дальнем углу обнаружили сундук со старинным ковром, уже поврежденным временем. Описания при нем не было, но меня чем-то этот ковер зацепил. Позже в документах обнаружилось письмо с пояснением, что он доставлен из Ново-Дивеевского монастыря под Нью-Йорком еще в 1970-х. В обитель его передала сама великая княгиня Ксения Александровна, сестра государя императора Николая II. А в конце письма приписка: «На этом ковре молилась семья Николая II в Тобольске». Представляете мои чувства в тот момент!
Лариса Вениаминовна решила узнать, как раритет попал к великой княгине. Кропотливая работа с различными источниками позволила установить, что ковер вместе с другими вещами, принадлежавшими царской семье, обнаруженными в Ипатьевском доме после ее расстрела, с большим трудом вывез из России наш земляк, уроженец Мокшана Николай Соколов. Он расследовал дело об убийстве царственных страстотерпцев.
Казалось, музейная работа стала главным делом жизни Ларисы Андреевой. Я спросила ее о планах на будущее и получила неожиданный ответ:
— Вернемся в Россию. Мужу до пенсии осталось не много, мы уже в Пензе дом себе строим. Сын Егор давно в Москве. Не можем мы без Родины. За 22 года жизни в Америке так и не стали американцами. Мы стали еще больше русскими.
Еще вчера была неуютная, негостеприимная Москва, вечная нехватка денег, головная боль, чем накормить семью. Трудное положение мужа Александра — талантливого математика, профессора МГУ, оказавшегося в 1990-х, как и тысячи других ученых, невостребованным в родной стране.
Зато его разработки в области дискретной математики, лежащей в основе компьютерных наук, по достоинству оценили представители одной из американских IT-компаний. Три года успешной работы в совместном предприятии, постоянные командировки в США и наконец переезд в Сан-Хосе (штат Калифорния) — столицу Кремниевой (или как иногда ее неправильно называют в России – Силиконовая) долины, Мекки для айтишников всего мира.
Только у Ларисы почему-то не было ощущения счастья. Она тосковала по России, по маме, оставшейся в далекой Пензе. Первое время, не зная английского языка, чувствовала себя глухонемой в окружении местных жителей.
Муж с головой ушел в работу, ему было не до ностальгии, сын Егор учился в университете, а она, профессорская жена с высшим техническим образованием, оказалась в полном вакууме.
Все только начинается?
— Нелегко было начинать новую жизнь после сорока лет, — с улыбкой говорит Лариса Андреева, наша землячка, сотрудник Музея русской культуры в Сан-Франциско.Она приехала в Пензу навестить маму. Также стала почетной гостьей на открытии выставки в Музее русской армии. Именно стараниями Ларисы Вениаминовны в Пензу из Калифорнии попали экспонаты из архива белой эмиграции. В их числе книги и журналы, связанные с деятельностью писателя и журналиста Романа, Гуля, родившегося в Пензе и оказавшегося за границей после Гражданской войны.
— Это потом я познакомилась с представителями русской колонии Сан-Франциско, потомками наших эмигрантов первой волны, — вспоминает Андреева. — Замечательные люди, которые открыли для меня новый мир, скрасили пребывание в чужой стране и… научили любить Родину.
А тогда, в 1998-м, ее накрывала депрессия, и в другой ситуации Лариса, наверное, бросила бы все и вернулась в охваченную экономическим кризисом Россию. Но не могла пренебречь интересами своих любимых людей. Для Андреевых отъезд был скорее делом случая, они не стремились за океан. Поэтому Ларисе нелегко было в среде тех постсоветских эмигрантов, которые спешно делали бизнес в капиталистическом раю и у кого хорошим тоном считалось нелестно отзываться об исторической родине. Ее, интеллигентную, тонко чувствующую, коробило, когда она слышала, как поливают грязью все, что ей дорого.
В конце концов она ограничила свой круг общения двумя семьями сослуживцев мужа – русской и русскоговорящей сербской — и смирилась со скромной ролью домохозяйки.
Сны о России
Лариса потихоньку начала учить английский, который давался ей очень трудно. На всевозможных языковых курсах, — бесплатных для эмигрантов, постигающих азы чужой речи, и платных, дающих более глубокие знания, — она терялась. В магазинах и на автозаправках ей проще было объясниться на пальцах — до того стеснялась произнести неправильно хоть одно слово.На языковых курсах Лариса познакомилась с нашей бывшей соотечественницей, которая привела ее в крупнейшую православную церковь Сан-Франциско — собор иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость». После богослужения женщина представила ей благообразного пожилого человека с умным проницательным взглядом — как из другого мира. Он говорил на прекрасном русском языке, но в его речи проскальзывали старинные слова и выражения, которые невозможно услышать в современной России.
— Счастливый случай свел меня с видным деятелем русского зарубежья Георгием Куманским (к прискорбию, он ушел из жизни в прошлом году), сыном офицера русской армии, заместителем руководителя Российского Имперского Союза-Ордена. Он сыграл огромную роль в моей жизни и стал большим другом нашей семьи.
Куманский ввел Андреевых в круг потомков белоэмигрантов, сохранивших дух той старой, дореволюционной России, о которой Андреевы, как большинство рожденных в СССР, имели представление только по классическим экранизациям и смотрели на нее сквозь призму коммунистической идеологии.
Царский ковер
Долго усидеть дома Лариса не смогла, хотя теперешняя зарплата мужа вполне позволяла. Приличную работу без знания английского найти было практически невозможно.И тогда она решила освоить новую профессию — флориста, благо в Штатах для студентов нет возрастного предела.
— У меня начали получаться удачные цветочные композиции, я дважды занимала призовые места в студенческих соревнованиях на международных флористических симпозиумах. Пыталась с приятельницами открыть свой цветочный магазинчик, но случился мировой экономический кризис 2008 года.
Однако Лариса вошла во вкус, выучилась также ремеслу керамиста и художественному литью.
— Я охотно помогала друзьям украшать цветами их дома к праздникам, наконец-то почувствовав свою востребованность. Но все равно оставалась некая неудовлетворенность, хотелось делать что-то более полезное для людей.
Однажды Георгий Куманский пригласил Ларису в Музей русской культуры. — Я пришла, познакомилась с сотрудниками музея, увидела экспозицию, где каждая вещь — частичка утраченной России, и решила остаться.
Андреева активно включилась в деятельность музея в качестве волонтера, привлекла еще людей. Помогла обновить экспозицию, сама отреставрировала некоторые экспонаты. И даже занялась исследовательской работой.
— Как-то мы разбирали запасники музея, и в дальнем углу обнаружили сундук со старинным ковром, уже поврежденным временем. Описания при нем не было, но меня чем-то этот ковер зацепил. Позже в документах обнаружилось письмо с пояснением, что он доставлен из Ново-Дивеевского монастыря под Нью-Йорком еще в 1970-х. В обитель его передала сама великая княгиня Ксения Александровна, сестра государя императора Николая II. А в конце письма приписка: «На этом ковре молилась семья Николая II в Тобольске». Представляете мои чувства в тот момент!
Лариса Вениаминовна решила узнать, как раритет попал к великой княгине. Кропотливая работа с различными источниками позволила установить, что ковер вместе с другими вещами, принадлежавшими царской семье, обнаруженными в Ипатьевском доме после ее расстрела, с большим трудом вывез из России наш земляк, уроженец Мокшана Николай Соколов. Он расследовал дело об убийстве царственных страстотерпцев.
Казалось, музейная работа стала главным делом жизни Ларисы Андреевой. Я спросила ее о планах на будущее и получила неожиданный ответ:
— Вернемся в Россию. Мужу до пенсии осталось не много, мы уже в Пензе дом себе строим. Сын Егор давно в Москве. Не можем мы без Родины. За 22 года жизни в Америке так и не стали американцами. Мы стали еще больше русскими.