"Козёл"

Доброму и верному другу моей матушки, Алексею Владимировичу Воронину посвящается.   

- Лёха...  сегодня двух пар не будет,  может смоемся? -  рыжий вихрастый Гришка, хитро прищурился.
Обратился он только к Лёшке, но загалдела вся их дружная компания: « А куда сегодня: на ВСХВ  (нынешний ВДНХ), в Сокольники, может, на Патриарши?"
Невысокий, красивый Лёшка Воронин, некоронованный король среди своих друзей, за честность, и готовность встать на защиту любого из них, рассудительно протянул: 
"Сегодня пятница и на  ВСХВ народищу не протолкнёшься, в Сокольниках до поздней ночи все лавочки во влюблённых, а всё остальное подождёт. Давайте за бидонами, нальём пива, позвоним Нине и Галке и к Серёге на дачу до воскресенья".

Все повернулись к Сергею. Тот, чуть поправив тонкую  оправу очков с круглыми стёклами, выразил общее
ожидание:  
"Конечно, поехали, речку, лес обещаю, родители вернутся из командировки только во вторник".
Первые дни сентября, и ребята ещё до конца не втянулись в учёбу, жаль было терять последние тёплые денёчки.
"Так, Никиша с Лизой и Костя - в магазин за продуктами на два дня, Серёга - за ключами от дачи, мы с Гришкой - за пивом. Сбор как всегда возле Курского, на всё про всё - полтора часа, там и девчонкам позвоним (телефон, большая редкость по тем временам, был у них  один на двоих, так как их сосед по дому, молодой и игривый поляк, работал в посольстве и добродушно разрешал пользоваться телефоном всему дому), они как раз после института уже дома будут", - распределил обязанности Лёшка, и ребята выпорхнули из институтского коридора как стайка воробьёв с аллейки парка.

Подошли все почти без опозданий, нашли свободный  телефон-автомат, и Лёха набрал номер.
Но вместо привычно кокетливого: 
«Алло", он вдруг услышал незнакомый баритон: 
" Козёл слушает, говорите..."
На мгновение, изобразив удивление, Лёшка тут же ответил блеющим: 
« Бе-е-е"....
"Хулиган, безобразие" - возопила истошно трубка, и Алесей не сдерживая слёз смеха, согнулся в хохоте.
Когда он объяснил, недоумённо смотревшим на него друзьям, в чём дело, спешащие мимо прохожие шарахнулись в стороны от взрыва озорного веселья друзей.
Отсмеявшись, ребята дозвонились до девчонок, встретили их и шумной компанией устроились в пригородном поезде, стоя около самого тамбура, так как место в переполненном вагоне, едва хватило для девчат. Всю дорогу обсуждали произошедший случай и беспричинно ухахатывались. 
"Самое забавное, что я, кажется, запомнил номер, по которому ошибся, когда звонил Галке, там надо было восемь, а я набрал семь..." - сказал виновник шутки.

А потом была тихая неспешная речка в Подмосковье, багровый закат и прохладная сентябрьская ночь около жаркого костра, печёная картошка, и песни под гитару: об Испании, о войне, об одиноком будёновце, погибающем где-то в  бескрайних приволжских степях.
Два дня пролетели как мгновение, и было почему-то грустно возвращаться, девчонки молча смотрели в окна, а ребята курили в тамбуре, места опять на всех не хватило - народ возвращался с дач.

"Хорошо отдохнули", - сказал Рыжий Гришка, - жаль, что в последний раз.
"В каком смысле - последний? " - обиженно спросила Лиза.
- А в том, что осень, а там и зима не за горами ... не позагораешь, - поддержал друга Серёга.
Уже перед самым выходом с вокзала, молчаливо сопевший, Никиша предложил: "Ребят, а пойдёмте ... "козлу" позвоним?"
В предвкушении маленького хулиганства, настроение у всех заметно улучшилось.
- Только, чур - звонить буду я, - загоготал Рыжий.
И вновь, красивый баритон произнёс: "Козёл слушает, говорите..."
И Рыжий сквозь слёзы проблеял: «Бе-е-е".
- Как Вам не стыдно, хулиганство, мальчишка! - бросив трубку, рассерженно прервали разговор на том конце провода.
Смеясь, ребята проводили девчонок и расстались... не надолго, до завтра.

Жизнь текла своим чередом: институт, сессии, шумные сборища и коллективные походы в кино, и... новая маленькая глупая традиция....  каждый раз, когда собиралась вся компания, кто-нибудь из девчонок или ребят, набирал заветный номер и, слыша неизменное: 
"Козёл слушает, говорите..." трогательно с чувством выдыхал: 
" Бе-е-е..." под общий хохот. Им казалось, что их уже стали различать по голосам, потому что возмущение и сердитые слова предназначались каждому свои и не повторялись.
Это был как бесконечный анекдот, который был знаком, и досягаем только этому кругу ребят, только для них, для посвященных, и стоило кому-нибудь из них многозначительно сказать: "Да уж... "Бе-е" и ... ребята смеялись, девчонки прыскали в кулачок смехом, под недоуменные взгляды окружающих. И им было совсем всё равно, что за спиной у них, кто-то крутил пальцем у виска, кто-то неодобрительно бросал: 
"Ну, прям как малые дети".

Пролетела зима, лыжи были запрятаны на антресолях, а смазанные маслом коньки, аккуратно завёрнутые в тряпочки, скучали по звонкому льду катков, лёжа в диванах.
Весна проскочила ещё быстрее в ожидании летних каникул, ребята договорились всем вместе поехать в Крым  дикарями с рюкзаками за плечами и вольным ветром на пару.
Но не получилось: как-то в самом начале июня мальчишки играли в футбол с дворовой командой из соседнего района и произошло то, что так часто случается - невинная глупая случайность.
Никита, большой, сильный и добродушный увалень вместо импровизированных ворот угодил в окно близлежащего дома. Мяч легко и звонко прошел сквозь стекло, то брызнуло во все стороны осколками, казалось - ну с кем не бывает, однако из дома выскочил мужик в майке и галифе, с намыленной для бритья физиономией. Он начал кричать и грозиться, ребята пытались уладить дело мирным путём, но чем больше они говорили и извинялись, тем больше багровело и искажалось яростью из-под мыльной пены лицо хозяина злополучного окна. Подъехала, вызванная им, милиция и на вопрос: кто это сделал? Лёшка Воронин, не задумываясь,  как всегда шагнул первым...

Странное это было время - светлое и страшное одновременно.
Мужик в галифе оказался директором военного завода. Лёшку обвинили в покушении на его жизнь и дали "всего"  два года тюрьмы, а ведь могли и десять лет лагерей "припаять".
Правда, ему так и не суждено было отсидеть эти злополучные два года - через полтора месяца началась война, и Воронину удивительным образом повезло: приехала комиссия разбираться в деле о дебоше пьяного майора-особиста, его соседа по камере. Офицеру о себе бы подумать, а он за пацана заступился...
Видно майор был на хорошем счету, потому как через полчаса Воронин, вызванный к следователю,  уже писал заявление, а через три дня добровольцем ехал в эшелоне по направлению к фронту.
Лёшка, благодаря своей физподготовке и своему протеже, попал в разведроту и  начался новый этап его жизни вперемешку со смертью...

В сорок третьем их отряд попал под миномётный обстрел, и рядового Воронина похоронили.
Зачастую после боя некогда было разбираться кто где, и хоронить-то не всегда была возможность, но Лёшка как всегда повезло, вот ведь везунчик, два солдата из похоронного отряда чуть задержались, чтобы покурить перед тем, как засыпать братскую могилу, и тут один из них заметил: 
"Гляди, а тот вон паренёк-то присыпанный, кажись шевелится..."
Так Лёха обрёл  второй свой день рождения.

После контузии и госпиталя он попал радистом на военный аэродром. Свободного времени стало чуть побольше, не передовая всё же, но война всё равно остается  войною.
От ребят письма приходили редко, все были разбросаны по разным фронтам и новости  о друзьях чаще приходили в письмах из дома.
Девятое мая он встретил в Пруссии рядовым, награждённым орденом Ленина.
Это случилось в сентябре сорок пятого года, Алексей получил двухнедельный отпуск и рванул в домой в Москву.

Они сидели в ресторане такие разные, повзрослевшие, с сединой на висках, но всё такие же мальчишки и девчонки, правда, не все: Костя погиб под Сталинградом, Лиза ушла на фронт санитаркой и погибла в Польше, а Нина, их смешливая Ниночка, попала под бомбёжку в эшелоне вывозившего оборудование и документацию  оборонного завода.
Не было ещё Галки - она с семьёй пока не вернулась из эвакуации из Средней Азии.
На улицы города уже  начал опускаться вечер, было много выпито водки, сказано слов, когда вдруг рыжий Гришка - юркий и заводной танкист, налёг всей грудью на стол и выдохнул, прервав очередной рассказ одного из друзей: " Ребят, а давайте.... (он выдержал паузу, но все вдруг заулыбались, поняв к чему, он клонит), давайте позвоним Козлу?...

Ребята сгрудились около автомата в фойе ресторана и, затаив дыхание, ждали, пока как всегда сосредоточенно-сопевший здоровяк Никиша набирал заветный номер.
- Алло, Козёл слушает....
Никиша, растерянно молча повернулся к друзьям, сжимая здоровенной ручищей чёрную трубку, и они увидели, как две слезы текут по его щекам....
- Ну же, - совсем неуверенно произнёс Серёга, всё такой же худющий, в очках, всю войну прошедший  фронтовым корреспондентом.
- Алло, говорите же, - настойчиво повторили в трубке.
- Бе..., - прошептал по-детски Никиша.
Мгновение было тихо, а потом ребята услышали взволнованный радостный возглас:
"Мальчики, милые, живы, наконец-то позвонили! Я так ждал, всю войну! Только не вешайте трубку! Где вы?  Сейчас же приезжайте ко мне!"
Мужчина, на том конце провода, скороговоркой, словно боясь опоздать, несколько раз продиктовал свой адрес...

Лёшка записал и, повесив трубку, ребята переглянулись.
- А что, поехали? - предложил Рыжий.
Они взяли водки, собрали закуску со стола и поехали, поехали туда, где их ждали все эти долгие военные пять лет.
Их встретил пожилой седовласый профессор одного из московских институтов со смешной и дорогой для них фамилией - Козёл, фамилией из их мирной безоблачной юности.
Они говорили всю ночь, рассказывали о себе, и слушали о том, как этот немолодой человек всё понял, когда прекратились звонки, как он наотрез отказался  эвакуироваться из Москвы, посчитав, что если останется и будет ждать, то тем самым он незримо спасет от смерти своих дорогих шутников. Только вот...  всех не уберёг ...

Окончилась война, и мирное время разбросало по жизни ребят, но долгие годы они дружили со старым профессором, и будучи в Москве приезжали и по одиночке, и все вместе в этот, ставший для них родным, дом, к этому близкому для них всех телефонному знакомому ....